осветили пассажира. Исодзаки знал, что цилиндр прозрачен только снаружи.
Он набрал код, и дверца кабины отъехала в сторону.
Из лифта вышла Анна Пелли Коньяни. По команде Исодзаки ИскИн
бесшумно закрыл за ней дверь. Даже не взглянув на звездное небо,
ближайшая помощница и протеже главы Гильдии подошла к столу.
- Добрый день, Кендзо-сан.
- Добрый день, Анна. - Он жестом указал на самое удобное кресло.
Коньяни покачала головой и осталась стоять. Она никогда не садилась в
кабинете Исодзаки. Исодзаки никогда не забывал предложить ей сесть.
- Месса Конклава скоро закончится, - сказала Коньяни.
Исодзаки кивнул. В то же мгновение ИскИн затемнил стены кабинета и
включил трансляцию с Пасема.
Собор Святого Петра этим утром переливался алым, пурпурным, черным,
белым - восемьдесят три кардинала, прибывших на Конклав, подходили к
причастию, возвращались на свои места, преклоняли колени, молились,
вставали, пели. А позади толпы кандидатов на папский престол стояли
сотни епископов и архиепископов, дьяконов и сотрудников курии,
военачальников и гражданских администраторов, делегаты от доминиканцев,
иезуитов, бенедиктинцев, салезианцев и единственный представитель
немногих оставшихся францисканцев. И наконец, в самых дальних рядах
стояли почетные гости - делегаты от Гильдии торговцев, от "Опус Деи", от
Ватиканского банка и представители Понтификальной академии наук. Повсюду
виднелись пестрые мундиры швейцарских гвардейцев и палатинской стражи,
командир тайной Дворянской гвардии - бледный темноволосый мужчина в
красном мундире - стоял поодаль.
Исодзаки и Коньяни молча наблюдали пышное зрелище. Оба они были
приглашены на мессу, но за последние несколько столетий у руководства
Гильдии сложилась традиция почитать крупные церковные церемонии
собственным отсутствием, посылая на них лишь своих официальных
представителей. Оба они смотрели, как кардинал Куэзноль служит мессу, и
оба видели в нем ту ничего не значащую марионетку, каковой он и являлся;
все внимание Исодзаки и Анны Пелли Коньяни занимали кардинал
Лурдзамийский, кардинал Мустафа и еще полдюжины сильных мира сего в
первых рядах.
Прозвучало заключительное благословение, месса закончилась, и
кардиналы торжественной процессией направились в Сикстинскую капеллу. В
присутствии капитана швейцарских гвардейцев и префекта Ватикана двери
капеллы были заперты и опечатаны. На этом прямая трансляция завершилась.
Далее следовали комментарии и рассуждения на фоне закрытых дверей.
- Достаточно, - бросил Исодзаки. Изображение исчезло, стены вновь
растворились, и солнечные лучи заполнили комнату, повисшую над черной
бездной.
Анна Пелли Коньяни едва заметно улыбнулась:
- Голосование будет недолгим.
Исодзаки вернулся к своему креслу.
- Анна, как по-вашему, мы - правление Гильдии торговцев - обладаем
реальной властью?
На лице Коньяни отразилось недоумение.
- Судя по моим дивидендам за последний финансовый год, Кендзо-сан,
наша прибыль составила тридцать шесть миллиардов марок.
Исодзаки сцепил пальцы в замок.
- Мадам Коньяни, - сказал он, - не будете ли вы так любезны снять
пиджак и блузку?
Его протеже даже не моргнула. За все двадцать восемь стандартных
лет их совместной работы - по сути, работы начальника и подчиненного -
месье Исодзаки еще ни разу не дал повода заподозрить его в сексуальных
домогательствах. Всего мгновение она колебалась, потом спокойно
расстегнула пиджак, повесила его на кресло (то самое, в которое она
никогда не садилась) и, стянув с себя блузку, аккуратно положила ее
поверх пиджака.
Исодзаки встал, обошел стол и остановился в шаге от нее.
- У вас красивое белье. - Он снял с себя пиджак и расстегнул
старомодную рубашку.
Коньяни стянула комбинацию, обнажив маленькую, прекрасной формы
грудь с розовыми сосками.
Кендзо Исодзаки поднял руку, словно собираясь коснуться ее груди, -
но не коснулся. Он приложил ладонь к собственному лиловому крестоформу.
- Вот, - проговорил он, - вот где власть. - Отвернувшись, он начал
одеваться. Коньяни, пожав плечами, последовала его примеру.
Когда оба оделись, Исодзаки сел за стол и привычным жестом указал
на кресло. К его молчаливому удивлению мадам Анна Пелли Коньяни села.
- Из ваших слов следует, - начала Коньяни, - что успешность или же
безуспешность нашей попытки стать доверенными людьми нового Папы - если
вообще когда-нибудь будет новый Папа - не имеет никакого значения.
Главный рычаг - воскрешение - все равно останется в руках Церкви.
- Не совсем. - Исодзаки вновь сцепил пальцы. - Я утверждаю лишь,
что тот, кто управляет крестоформом, управляет человеческой вселенной.
- Церковь... - Коньяни осеклась. - Ну конечно, крестоформ - только
составляющая в равновесии сил. Техно-Центр открыл Церкви тайну
воскрешения. Они в союзе с Церковью уже двести восемьдесят лет...
- У Техно-Центра свои цели, - тихо сказал Исодзаки. - Какие цели,
Анна?
Кабинет погрузился во тьму. За стенами вновь вспыхнули звезды.
Коньяни задумчиво смотрела на Млечный Путь.
- Кто знает? - ответила она наконец. - Закон Ома.
- Очень хорошо, - улыбнулся Исодзаки. - Путь наименьшего
сопротивления может ведь привести нас не к Церкви, а к Техно-Центру?
- Но советник Альбедо не встречается ни с кем, кроме Папы и
кардинала Лурдзамийского.
- Или встречается, но мы этого не знаем, - поправил Исодзаки. - Так
или иначе, Техно-Центр вмешивается в дела человечества.
Коньяни кивнула. Она поняла недосказанное: сконструированные
специалистами Гильдии Иск-Ины экстра-класса способны отыскать в
инфосфере путь к Техно-Центру. Без малого триста лет главным девизом
Церкви и Священной Империи было: "Не должно строить мыслящие машины,
равные человеку или его превосходящие". ИскИны, используемые в Империи,
были не "искусственными интеллектами", а "искусными инструментами",
вроде тех, с которых все и началось почти тысячу лет назад: именно такой
дебильный автомат стоял в кабинете Исодзаки, таким был и
жизнерадостно-тупой компьютер на старом "Рафаиле" капитана де Сойи. Но
последние десять лет в секретных лабораториях Гильдии торговцев
проводились различные исследования, и результатом их стало воссоздание
автономных ИскИнов, таких же, если не лучше тех, что были в эпоху
Гегемонии. На карту было поставлено очень и очень многое, выигрыш
означал абсолютную монополию во всех торговых операциях и нарушение
издавна сложившегося равновесия между Флотом и Гильдией; проигрыш -
отлучение, пытки в подвалах Инквизиции и неминуемую казнь.
Анна Пелли Коньяни встала.
- Боже мой, - проговорила она, - это явно будет последняя пробежка.
Исодзаки кивнул и снова улыбнулся.
- Анна, вам известно, откуда произошло это выражение?
- "Пробежка"? Нет... кажется, из спорта?
- Из древней агрессивной игры под названием "футбол".
Коньяни знала: все, что говорит шеф, имеет отношение к делу. Рано
или поздно он сам объяснит, чем важна эта информация. Она молча ждала.
- У Церкви есть нечто, что хочет... в чем нуждается Техно-Центр, -
сказал Исодзаки. - Укрощение крестоформа - их часть сделки. Церковь
вынуждена отдать взамен нечто равноценное.
"Равноценное бессмертию миллиардов человеческих существ?" -
подумала Коньяни.
- Я всегда полагала, - сказала она, - что, когда двести с лишним
лет назад Ленар Хойт и кардинал Лурдзамийский вступили в контакте
выжившими элементами Техно-Центра, Церковь предложила со своей стороны
тайно восстановить статус Техно-Центра в человеческой вселенной.
Исодзаки развел руками:
- Зачем, Анна? Где выгода Центра?
- Когда Центр был составной частью Гегемонии, он управлял Великой
Сетью и мультилиниями и использовал нейроны человеческого мозга для
создания Высшего Разума.
- Ах да, - проговорил учитель. - Но нуль-порталов больше нет. Если
они используют людей... как? И где?
Анна Пелли Коньяни невольно приложила руку к груди.
Исодзаки усмехнулся:
- Раздражает, да? Как слово, которое вертится на кончике языка, но
которое никак не вспомнить. Головоломка с утраченным фрагментом. Но этот
утраченный фрагмент только что нашелся.
Коньяни подняла бровь:
- Девочка?
- Вернулась в Священную Империю, - сказал глава Гильдии торговцев.
- Наши агенты, приближенные к кардиналу Лурдзамийскому, подтвердили, что
Центру это известно. Она вернулась после смерти Его Святейшества...
Знают только госсекретарь. Великий Инквизитор и командование Флота.
- Где она?
Исодзаки покачал головой:
- Если Техно-Центр это и знает, то не потрудился сообщить. Однако
командование Флота вызвало того капитана - де Сойю...
- Центр предсказал, что он должен участвовать в поимке девочки, -
едва заметно улыбнулась Коньяни.
- Ну и? - Исодзаки явно гордился своей ученицей.
- Закон Ома.
- Именно.
Женщина снова невольно прикоснулась к груди.
- Если мы первыми найдем девочку, мы получим рычаг... сможем
вступить в переговоры с Центром. И еще [средства] - наши новые
возможности... - Никто из руководства Гильдии не упоминал о секретном
проекте вслух, даже в защищенных от прослушивания кабинетах. - Если у
нас будет девочка и [средство], - продолжила Коньяни, - у нас появится
рычаг, чтобы потеснить Церковь в сделке Техно-Центра с человечеством.
- Если только мы выясним, что же дает Центру Церковь за контроль
над крестоформами, - пробормотал Исодзаки. - И предложим то же самое...
или нечто лучшее.
Коньяни рассеянно кивнула. Она видела, как все это связано с ее
деятельностью координатора "Опус Деи".
"Любым путем", - внезапно поняла она.
- Тем временем мы должны первыми найти девочку... Флот, конечно,
задействует свои средства, о которых никогда не узнают в Ватикане.
- Верно и обратное. - Исодзаки очень любил интеллектуальные игры.
- И мы тоже должны последовать их примеру, - сказала Коньяни,
направляясь к лифту. - Все средства... - Она улыбнулась учителю. -
Решающая игра на троих с нулевой суммой, так, Кендзо-сан?
- Именно, - кивнул Исодзаки. - Победителю достается все - власть,
бессмертие, богатство, превосходящее всякое воображение. Проигравшему -
полное разорение, истинная смерть и вечное рабство всех потомков. - Он
поднял указательный палец. - Но игра - не на троих, Анна. На шестерых.
Коньяни остановилась у самого лифта.
- Я вижу только четверых... У Техно-Центра - свои причины первым
отыскать девочку. Но...
- Мы должны допустить, что ребенок преследует собственные цели в
этой игре, верно? И есть еще кто-то - или что-то, - кто ввел ее пешкой в
эту игру... итак, вот вам шестой игрок.
- А может, это кто-то из пяти? - Коньяни улыбнулась. Она тоже
любила азартные игры с высокими ставками.
Исодзаки кивнул и повернулся в кресле - смотреть сквозь прозрачную
стену очередной восход. Он не оглянулся, когда закрылась дверь и Анна
Пелли Коньяни уплыла в кабинке из его кабинета.
Над алтарем Сикстинской капеллы Иисус Христос - лик Его неумолим и
безжалостен - делит людей на праведных и неправедных, на благословенных
и проклятых. Третьего не дано.
Кардинал Лурдзамийский, сидя в своем кресле под балдахином,
разглядывал "Страшный Суд" Микеланджело. Христос на этой фреске всегда
казался кардиналу устрашающим, властным и беспощадным - словом,
идеальный наблюдатель за выборами первосвященника.
В маленькой часовне едва уместились восемьдесят три высоких
