использовал планково пространство как среду-носитель.
- Связующая Бездна, - повторил я слова из "Песней" старого поэта.
- Именно, - кивнула Энея. - Мне всегда казалось, что это название
ни о чем не говорит.
- Как бы она там ни называлась, я все равно не понимаю, как это ей
удалось добраться сюда... в другую галактику.
- Среда-носитель Техно-Центра распространяется повсюду, она
проходит сквозь время и пространство. - Энея нахмурилась. - Нет, не
так... Пространство и время вплетены в нее... Связующая Бездна - выше
пространства и времени.
Я огляделся. Лампа освещала маленькую комнату, но за ее стенами
царил непроглядный мрак и завывал ветер.
- Значит, Центр может и до нас добраться?
Энея покачала головой. Мы это уже обсуждали. Тогда я не понял, в
чем дело. Не понимал я этого и сейчас.
- Эти кибриды связаны с ИскИнами, которые на самом деле не являются
частью Техно-Центра. Мистер Райт... Мой отец... второй кибрид Китса...
они с Техно-Центром не связаны.
Я окончательно перестал что-либо понимать.
- В "Песнях" сказано, что кибриды Китса - и твой отец в том числе -
созданы Уммоном, Иск-Ином Техно-Центра. Уммон рассказал твоему отцу, что
кибриды - результат их экспериментов.
Энея встала и подошла к выходу. Брезент трепетал под напором ветра,
но держался, не пропуская песок. Да, она выстроила надежный дом.
- "Песни" написал дядя Мартин. Он хотел честно изложить истину и
сделал все, что мог. Но были там моменты, которых он не понимал.
- Я тоже. - Я подошел к Энее, обнял ее за плечи и почувствовал,
насколько она повзрослела за эти четыре года. - С днем рождения, детка!
Она оглянулась и положила голову мне на грудь.
- Спасибо, Рауль.
Да, сильно она изменилась с тех пор, как мы увиделись впервые - ей
тогда только-только исполнилось двенадцать. Я мог бы сказать, что за эти
годы она выросла и обрела женское естество, но, хоть бедра ее и
округлились, а грудь отчетливо проступала под старым свитером, я
по-прежнему не воспринимал ее как женщину. Да, она уже не ребенок, но
еще не женщина. Она... Энея. Блестящие темные глаза были все те же -
умные, вопросительные, немного печальные от некоего тайного знания, - и
ощущение физического прикосновения, возникающее, когда она обращала на
вас свой пристальный, понимающий взгляд, было таким же сильным, как и
всегда. Русые волосы за эти годы чуть потемнели, она их остригла прошлой
весной, теперь они были короче, чем у меня десять лет назад, когда я
служил в гиперионских силах самообороны. Я положил руку ей на голову,
взлохматил короткие-короткие волосы и отыскал взглядом такие знакомые
светлые пряди, выгоревшие под безжалостным солнцем Аризоны.
Пока мы стояли и слушали, как бьется о брезент песок, а А.Беттик
молчаливой тенью сидел позади нас, Энея взяла мою руку в свои. Сегодня
ей исполнилось шестнадцать, и она уже не девочка, скорее молодая
женщина, но ее руки все равно казались крошечными в моей огромной
ладони.
- Рауль?..
Я молча смотрел на нее и ждал.
- Сделаешь для меня кое-что? - Она сказала это нежно, очень нежно.
- Да. - Я не колебался ни секунды.
Она сжала мою руку и посмотрела мне в глаза. Нет, точнее, заглянула
мне в душу.
- Сделаешь для меня кое-что завтра?
- Да.
Она все так же пристально смотрела на меня и все так же сжимала мою
руку.
- Ты сделаешь для меня что угодно?
На этот раз я ответил не сразу. Я знал, что влекут за собой такие
клятвы, пусть даже это странное, удивительное дитя ни разу еще не
просило меня что-нибудь для нее сделать - не просила, чтобы я отправился
с ней в эту безумную одиссею. Я обещал это старому поэту, Мартину
Силену, еще до того, как познакомился с Энеей. Я знал, что есть веши,
которые я не смог бы - ни в здравом уме, ни в помутнении рассудка -
заставить себя сделать. Но чего я не мог бы сделать никогда - это хоть в
чем-либо отказать Энее.
- Да, - сказал я. - Я сделаю все, о чем ты попросишь.
В это мгновение я понял, что умер, - и воскрес. Энея больше ничего
не сказала, только кивнула, сжала в последний раз мою ладонь и вернулась
к свету, к торту, к ожидавшему нас другу-андроиду. Прошло несколько дней
- и я узнал, о чем она просила и как трудно остаться верным клятве.
Я прервусь ненадолго. Я понимаю, что вы ничего обо мне не знаете,
если вы не читали первую часть моего повествования, а первая часть моего
повествования существует только в памяти скрайбера, ведь я пишу на
микровеленовых страницах, которые каждый день очищаю заново. На этих
уничтоженных страницах я рассказал всю правду. Или по крайней мере ту
правду, которую я знаю. Или по крайней мере старался говорить правду.
Большей частью.
Итак, микровеленовые страницы очищены, скрайбер - здесь, рядом со
мной, и значит, первую часть не читал никто. Тот факт, что она была
написана в "кошачьем ящике" Шредингера на орбите Армагаста ("кошачий
ящик" - маленькая сверхнепроницаемая энергетическая оболочка, эллипсоид,
удерживающий атмосферу, в нем есть система рециркуляции воздуха и воды,
синтезатор пищи, койка, стол, скрайбер и капсула с цианидом, которая
разобьется, когда будет зарегистрирован определенный случайный изотоп),
практически гарантирует, что вы не читали первых страниц.
Но я не уверен.
Странные вещи происходили тогда. Странные вещи происходят с тех
пор. Я не берусь судить о том, читал ли кто-нибудь (и прочтет ли
кто-нибудь) те - или эти - страницы.
Так или иначе, но лучше я еще раз представлюсь. Я - Рауль Эндимион.
Моя фамилия происходит от "заброшенного" университетского города на
забытой Богом планете Гиперион. Я специально взял в кавычки слово
"заброшенный", потому что именно в этом всеми забытом городе я
познакомился со старым поэтом - Мартином Силеном, древним автором
запрещенной эпической поэмы, "Песней", - и там-то начались мои
приключения. Слово "приключения" я употребил с долей иронии и еще в том
смысле, что сама наша жизнь - уже приключение. И хотя мое странствие
началось как настоящее приключение - с попытки (причем успешной) спасти
двенадцатилетнюю Энею от всей мощи Священной Империи и доставить ее
живой и невредимой на далекую Старую Землю, - оно растянулось на целую
жизнь, и в этой жизни была любовь, была утрата и было чудо.
Как бы то ни было, в то время, о котором я рассказываю, в ту
неделю, когда умер Папа, когда умер Старый Архитектор, когда Энея
невесело отметила в изгнании свое шестнадцатилетие, мне было тридцать
два года, я был все так же высок, все так же крепок, все так же любил
охотиться, иногда - подраться и еще - смотреть, как командуют другие,
был все так же неопытен, и только балансировал на краю пропасти, но еще
не влюбился навеки в девочку, которую оберегал как младшую сестренку и
которая - как мне показалось в тот вечер - стала уже взрослой женщиной,
не сестрой - но другом.
А еще я должен сказать, что все, что я здесь описываю - события в
Священной Империи, убийство Поля Дюре, извлечение из камня Радаманты
Немез, мысли отца Федерико де Сойи, - не литературная версия, не
экстраполяция и не вымысел, нет, это совсем не то, что было в романах
древних авторов, современников Мартина Силена. Я это [знаю]. Знаю, о чем
думал отец де Сойя, знаю, как выглядел в тот день советник Альбедо. Знаю
не потому, что я всеведущ, но лишь благодаря событиям и откровениям,
которые подарили мне доступ к всеведению.
Вы все поймете позже. По крайней мере я надеюсь, что поймете.
Простите мне это очередное неуклюжее выступление. Человек, личность
которого была воспроизведена в кибриде, отце Энеи, - поэт Джон Ките -
писал в прощальном письме к своим друзьям: "Я всегда откланивался
неуклюже". Вот так и я - не важно, прощальный это поклон или
приветственный, как сейчас.
Итак, я возвращаюсь к своим воспоминаниям и прошу вас быть
снисходительными, если они покажутся вам несколько сбивчивыми и не
совсем понятными.
Три дня и три ночи после шестнадцатого дня рождения Энеи завывал
ветер и клубился песок. И все это время девочка отсутствовала. За
минувшие четыре года я привык к ее "отлучкам" - так она их называла - и
уже не изводил себя так, как в первое ее исчезновение. Но в этот раз я
беспокоился сильнее обычного: из-за смерти Старого Архитектора все
двадцать семь учеников и шестьдесят с лишним человек обслуги в лагере
среди пустыни - Старый Архитектор называл его Талиесин-Уэст - пребывали
в тревоге и в смятении. К тому же всех нервировала песчаная буря - она
всегда всех нервирует. Люди семейные и обслуга жили неподалеку, в одном
из тех каменных строений, которые мистер Райт велел своим ученикам
возвести к югу от главного здания. Лагерь очень напоминал форт -
наружные стены, внутренние дворы и крытые переходы (во время песчаной
бури по ним очень здорово было перебегать из дома в дом), - но каждый,
пусть даже самый удачный день, прожитый без солнца или без Энеи,
приносил мне все больше тревоги и беспокойства.
И каждый день по нескольку раз я приходил к ее хижине: она отстояла
дальше всех от основного комплекса, почти в четверти мили к северу, если
идти в сторону гор. И каждый раз, приходя, я не заставал ее. Дверной
полог не был привязан, а на столе лежала записка, в которой она просила
меня не беспокоиться, сообщала, что это - просто очередная ее экспедиция
и что воды она взяла достаточно. Я все равно беспокоился, но с каждым
посещением все больше и больше восхищался ее домом.
Четыре года назад, когда мы с ней прибыли сюда на катере,
украденном с боевого корабля Ордена, оба разбитые, обессиленные,
обожженные (я уже не говорю об искалеченном андроиде в автохирурге),
Старый Архитектор и его ученики приняли нас очень тепло и сердечно.
Мистера Райта даже не удивило (а если и удивило - он сумел это скрыть),
что двенадцатилетний ребенок переходил через порталы с планеты на
планету ради того, чтобы найти его и попроситься к нему в учение. Помню,
как в первый же день Старый Архитектор спросил Энею, что она знает об
архитектуре. "Ничего, - тихо ответила она, - кроме того, что вы тот, у
кого я должна учиться".
Очевидно, ответ оказался правильным. Мистер Райт рассказал ей, что
всем своим ученикам, прибывшим на Землю еще до Энеи - как выяснилось, их
было двадцать шесть, - он давал задание спроектировать и построить себе
в пустыне жилище. Старый Архитектор предложил ей строительные материалы
- брезент, камень, цемент, немного драгоценной древесины, - но что из
этого сотворить, Энея должна придумать сама.
Прежде чем Энея взялась за работу (мне-то было проще - я просто
разбил палатку рядом с лагерем), мы осмотрели постройки других учеников.
Выяснилось, что почти все они спроектированы по типу шатров - довольно
прочные, иногда с претензией на стиль, - но вряд ли могут служить
защитой от песка, дождя и сильного ветра. Мы не увидели ничего
запоминающегося.
Одиннадцать дней трудилась Энея над своим жилищем. Я помогал ей -
таскал тяжести, копал ямы (А.Беттик в то время лежал в автохирурге), но
проект девочка полностью разработала сама, да и большую часть работы
проделала тоже сама. И в результате получился замечательный дом.
Сначала Энея выкопала глубокую яму - она хотела, чтобы большая
часть жилища располагалась ниже уровня земли. Затем из гладких каменных
плит выложила пол. Тщательно подогнав камни, чтобы не осталось никаких
щелей, она застелила пол яркими ковриками и попонами, которые выменяла
