расположенным на северной оконечности плато Пиньон.
Я разбудил охотников за полтора часа до рассвета, приготовил
завтрак из тостов с джемом и кофе, но четыре толстяка-бизнесмена не
оценили моей любезности - уплетая за обе щеки, они наперебой бранились и
ворчали. Пришлось им напомнить, чтобы проверили оружие: у троих были
дробовики, а четвертый оказался глуп настолько, что прихватил с собой
древнюю лазерную винтовку. Пока они ели, я успокаивал Иззи - самку
Лабрадора, которая была у меня со щенков. Собака догадывалась, что мы
идем на охоту, а потому едва сдерживала нетерпение.
Мы забрались в плоскодонку и покинули плантацию при первых
проблесках света. В темных туннелях под переплетением ветвей серебрились
легкие паутинки. Я отталкивался шестом, а охотники - Ролмен, Херриг,
Рушомин и Поняску - сидели на носу и горячо что-то обсуждали. Нас
разделяли сложенные горкой "плавучие островки" - вогнутые пластиковые
диски. На Ролмене и Херриге были дорогие пончо "хамелеон", менявшие
расцветку по желанию хозяина; правда, ни тот, ни другой не торопился
хвастаться своей экипировкой - видимо, им хотелось забраться в болота
поглубже. Когда мы приблизились к заводи, где гнездились утки, я
попросил охотников разговаривать потише. Все четверо испепелили меня
взглядами, однако сначала понизили голоса, а потом и вовсе замолчали.
К тому моменту посветлело настолько, что при желании можно было
читать. Я спустил на воду островки, надел латанный-перелатанный
комбинезон и соскользнул в болотную жижу. Иззи сунулась было следом, но
я жестом велел ей оставаться в лодке. Собака неохотно подчинилась.
- Пожалуйста, дайте мне ваш дробовик, - попросил я у Поняску. Все
эти охотнички, как правило, с трудом сохраняли равновесие, перебираясь
из лодки на островок; потому я и забирал у них оружие, чтобы, неровен
час, чего не вышло. Вот стервец! Ясно ведь было сказано - ружей не
заряжать и держать на предохранителе, а у него и патрон в стволе, и
предохранитель спущен... Я вытащил патрон, поставил винтовку на
предохранитель, сунул ее в водонепроницаемый мешок у себя за спиной и
подождал, пока Поняску переползет на островок. Затем велел остальным
ждать и, волоча островок за собой, стал продираться сквозь заросли
челмы. Разумеется, охотники могли бы подыскать себе укрытия и сами,
однако тут хватало мест, где трясина могла проглотить плот вместе с
охотником и даже не поморщиться; вдобавок на болотах обитали
кроваво-красные клещи-дракулы, которые так и норовили упасть с ветки
дерева на любой движущийся объект. Кроме того, здесь водились ленточные
змеи, которых неопытный человек запросто мог перепутать по окраске с
побегами челмы, и хищные рыбы, способные с ходу откусить вам палец. В
общем, сюрпризов имелось в достатке. И потом, я знал по опыту, что
горе-охотнички, позволь я им расположиться где вздумается, встанут так,
что вместо уток примутся палить друг в друга. А этого допускать никак не
следовало.
Я укрыл Поняску в зарослях на южном краю заводи, показал ему, где
встанут другие охотники, предупредил, чтобы он не начинал стрелять, пока
я не разберусь с остальными, и вернулся обратно. Рушомин занял позицию
метрах в двадцати справа от Поняску, Ролмен удобно расположился чуть
поодаль. Оставался только тип с лазерной винтовкой, месье Херриг.
Солнце должно было взойти минут через десять.
- Наконец-то, соизволил! - буркнул толстяк, завидев меня. Он уже
успел самостоятельно перебраться на плот, замочив свои хамелеоновые
штаны. Неподалеку от лодки на поверхности воды лопались пузырьки метана,
что указывало на трясину, поэтому мне всякий раз, когда я уходил и
возвращался, приходилось делать крюк. - Тебе платят не за то, чтобы ты
гноил порядочных людей в этом дерьме!
Я кивнул, протянул руку, вытащил у него изо рта зажженную сигару и
швырнул ее в воду - подальше от пузырьков метана.
- Утки чуют запах дыма, - объяснил я, делая вид, что не замечаю
разинутого рта и багровеющих щек, после чего поволок плот к намеченному
месту, раздвигая грудью оранжево-красные водоросли.
Херриг стиснул в руках свою бесполезную винтовку и свирепо
уставился на меня.
- Парень, следи за своим паршивым языком, не то я тебе его выдеру.
Из-под пончо и расстегнутой рубашки виднелось висевшее у него на
шее золотое распятие, а чуть пониже - красная складка крестоформа. Месье
Херриг принадлежал к воскрешенным христианам.
Я хранил молчание до тех пор, пока плотик не оказался слева от
зарослей, в которых сидел Поняску. Теперь охотнички могли палить сколько
угодно без опаски подстрелить друг друга.
- Поднимите защитный тент, - сказал я, привязывая веревку, за
которую тащил плот, к корню челмы. Херриг фыркнул, однако развернул
камуфляжный тент.
- Подождите немного, - прибавил я. - И не стреляйте вон в ту
сторону, иначе попадете в меня.
Ответа не последовало.
Я пожал плечами и вернулся к лодке. Иззи сидела на месте, но по
тому, насколько она была напряжена, я понимал, что мыслями Лабрадор
носится по болоту как щенок. Я потрепал собаку по загривку.
- Потерпи, осталось совсем чуть-чуть.
Она восприняла мои слова как разрешение встать и перебежала на нос.
Серебристые паутинки куда-то исчезли, на небе гасли следы
метеоритов. На востоке возникла молочно-белая полоса. Симфония, которую
исполняли насекомые и амфибии, стихла, ее сменили утренние песни птиц да
вздохи трясины. Небеса постепенно приобретали лазурный оттенок.
Я завел лодку под стебли челмы, жестом велел Иззи не высовываться и
достал из-под скамьи приманку. У берега заводи виднелась ледяная корка,
но в середине вода была чистой и повсюду доходила мне только до груди. Я
разместил муляжи, включил поочередно каждый из них и едва успел
возвратиться к плоскодонке до того, как появились утки. Первой их учуяла
Иззи - насторожилась, повела носом, словно ветер принес запах. Секундой
позже донесся шелест крыльев. Я подался вперед, слегка раздвинув стебли.
Посреди заводи плавали мои муляжи. Один из них выгнул шею и
закрякал в тот самый миг, когда над деревьями с юга показались настоящие
утки. Три птицы оторвались от стаи, распростерли крылья, замедляя полет,
и, будто по невидимым рельсам, соскользнули к воде.
Как то со мной бывало всегда, я ощутил невольный трепет; к горлу
подкатил комок, сердце пропустило удар, потом забилось вдвое чаще и
вдруг заболело. Я провел большую часть жизни в глухих местах, как
говорится, наедине с природой, и, казалось бы, должен был привыкнуть ко
всему, но это невыразимо прекрасное зрелище всякий раз лишало меня дара
речи. Иззи будто превратилась в статую из слоновой кости.
Раздался выстрел. Заговорили три дробовика, владельцы которых будто
состязались, кто выстрелит быстрее. Затем над болотом сверкнул лиловый
разряд лазера.
В первую утку угодили, должно быть, сразу две или три пули: птицу
буквально разорвало на части. Второй попали в крыло, и она, мгновенно
утратив всю красоту и грациозность, плюхнулась в воду. Третья метнулась
вправо, пролетела по-над заводью и начала набирать высоту. По зарослям
челмы хлестнул луч лазера, этакий бесшумный серп, потом вновь
загрохотали ружья, однако птица, похоже, все рассчитала - она камнем
упала вниз, выровняла полет у самой поверхности заводи и полетела в нашу
с Иззи сторону.
Расстояние от нее до воды составляло не больше двух метров. Она
мерно взмахивала крыльями, каждое движение, казалось, было подчинено
единственному желанию - спастись. Я сообразил, что утка собирается
пролететь под деревьями - там, где начиналась уводящая к плантации
протока. Несмотря на то, что птица находилась точно между моими
охотничками, они продолжали стрелять.
Я вытолкнул лодку из зарослей и командирским голосом, который
приобрел в бытность сержантом сил самообороны, рявкнул: "Прекратить
огонь!" Двое подчинились, однако третий дробовик и лазерная винтовка
по-прежнему палили вовсю. Утка пролетела в метре слева от плоскодонки.
Иззи вздрогнула, разинула пасть, словно удивляясь такому
нахальству. Наконец замолчал и третий дробовик, но лиловый луч лазера
неумолимо надвигался на нас сквозь облако тумана. Я крикнул снова и
потянул Иззи вниз, на дно лодки.
Утка резко свернула в сторону и устремилась вверх. Внезапно запахло
озоном, нос лодки рассекла безупречно прямая лиловая линия. Я схватил
Иззи за ошейник и подтянул собаку поближе к себе.
Лиловый луч прошел в каком-то миллиметре от моих пальцев. Во
взгляде Иззи промелькнуло недоумение, на оскаленной морде появилось
озадаченное выражение; она наклонила голову, чтобы, как в ту пору, когда
была щенком и чувствовала, что в чем-то провинилась, прижаться к моей
груди. Голова собаки отделилась от туловища и с тихим плеском упала за
борт. Я все еще держал Иззи за ошейник, ее передние лапы упирались мне в
грудь... Затем из шеи Лабрадора фонтаном забила кровь, и я откатился в
сторону, отпихнув обезглавленное тело. Кровь была теплой и горьковатой
на вкус.
Лазерный луч срезал ветку челмы в метре от лодки, а потом пропал,
как будто его и не было.
Я сел и взглянул на месье Херрига, находившегося на противоположном
конце заводи. Толстяк раскуривал сигару, винтовка лежала у него на
коленях. Сигарный дым смешивался с клубами поднимавшегося над заводью
тумана.
Я соскользнул в воду и направился к Херригу.
Когда я приблизился, он взял винтовку в руки и проворчал, не
вынимая изо рта сигары:
- Ну что, ты подберешь моих уток или допустишь, чтобы они...
Я схватил его левой рукой за пончо и дернул на себя. Он попытался
перехватить винтовку, но я опередил - вырвал у него оружие и швырнул в
воду. Он закричал, сигара упала на плот. Я стащил его в болото. Херриг
вынырнул, выплюнул изо рта водоросль, и тут я врезал ему в челюсть,
выбив сразу несколько зубов (и разодрав себе кожу на костяшках пальцев).
Херриг ударился головой о край плотика и вновь скрылся под водой.
Я подождал, пока его физиономия не возникнет на поверхности подобно
перевернувшейся вверх брюхом рыбине, а затем принялся топить, наблюдая
за пузырьками. Остальные три охотника завопили со своих плотов, но я не
обращал на них ни малейшего внимания.
Когда Херриг кончил дергаться, а пузырьки почти перестали
появляться на поверхности, я отпустил ублюдка и сделал шаг назад. На
какой-то миг мне показалось, что он уже не всплывет, но в следующую
секунду толстяк вынырнул и вцепился в край плотика. Его начало рвать. Я
отвернулся и жестом подозвал прочих.
- На сегодня хватит. Давайте мне ваши ружья. Мы возвращаемся.
Каждый из них раскрывал рот, чтобы возразить, но, перехватив мой
взгляд и посмотрев на залитое кровью лицо, покорно протягивал дробовик.
- Прихватите своего приятеля, - сказал я Поняску и вернулся к
лодке, где разрядил дробовики и засунул их в водонепроницаемый отсек на
носу, а патроны сложил на корме. Потом спустил за борт начавший уже
коченеть труп Иззи, бросил взгляд на лужу крови на дне лодки и встал,
опираясь на шест.
Охотники подтащили свои плотики и тот, на котором распростерся
Херриг. Толстяк был по-прежнему бледен. Перебравшись в плоскодонку, они
принялись втягивать на борт плотики, но я их остановил.
- Не надо. Привяжите к корням. Я вернусь за ними завтра.
Троица подчинилась, затем втащила в лодку Херрига, походившего на
жирную рыбину. Царившую на болотах тишину нарушали только пение птиц,
трескотня насекомых и звук, с каким Херриг то и дело перегибался через
