Такого еще не видел Авраам. И раньше у каналов, под мостами, в
переулках лежали голодные, сотни и тысячи были их. Но сейчас ему показалось,
что люди плотной массой покрывают всю землю и не хватает уже места на ней.
Кони плыли в этом море, и сразу смыкались и застывали за ними человеческие
волны. На азатов смотрели без всякого выражения. Только проехав город, стало
возможно пустить коней в рысь...
87
Но и поесть не успели они. Вся сотня Исфандиара была вызвана для
сопровождения. И Авраам не знал, откуда у него взялись в этот день силы и в
следующие три дня, потому что не спал и не ел он. И не было спавших в эти
дни...
Снова плыли кони в человеческом море, пока не вынесло их к храмовой
площади И сразу же отбросило назад, потому что из прохода главного храма
вышел маг в красном. В ужасе закричал кто-то Пиреум со священным огнем был
на вытянутых руках мага, и свет небесный святотатственно соединялся со
светом внутренним, данным Арамати -- земле для вечного плодоношения
Настала тишина. И в этой тишине маг поднял над головой священный огонь
и швырнул его на белые камни перед храмом Вспыхнуло, разбрызгиваясь, горящее
масло. С бронзовым звоном запрыгала по земле чаша..
-- В чем же правда, Маздак? Голос спрашивающего был совсем юный, но его
слышала вся площадь.
-- Правда -- это хлеб и женщина! -- ответил Маздак, и площадь согласно
вздохнула.
Их оттеснили, потому что маг Маздак взял факел у ближнего к нему
человека и зажег, окунув в горящее масло. И сразу все двинулись вперед,
окуная в масло и зажигая факелы...
Все, что было потом, запомнилось как один дымный, пламенный сон..
Пустая черная площадь перед дворцом. Гурганцы на черных лошадях стремя
к стремени, и черные волчьи хвосты свисают с их башлыков. А все остальное
вокруг белое...
И еще: багровое солнце дымится над морем, и тысячи таких же солнц стоят
стеной вполнеба. Темной печью в этом серебре -- арка дворца. Содрогающий
землю гром труб, и львы, рычащие, рвущиеся с бронзовых цепей по краям
завесы...
Все белое склонило головы Только красный Маздак идет через пустую
черную площадь, и тысяча красных магов с дымными факелами в руках идут ему
навстречу из серебряной стены И происходит то, чего никогда еще
не было...
Ахает мир. Испуганные львы припадают к земле Тяже чая царская завеса
вздрагивает и вся, от одного края до другого, начинает медленно уплывать
вверх. Откры
вается огромный жертвенник, и царский огонь соединяется с солнцем Все
выше завеса стали видны уже широкие чьвиные лапы трона Сасанидов, золотой
панцирь, недвижное бронзовое лицо -- прямой подбородок и резкий изгиб бровей
И фарр -- божественное сияние -- ослепляет Эраншахр Железные крылья орла
парят в этом сиянии
Закутанная тощая фигура мобедан мобеда в ужасе корчится, отползает в
сторону. Маздак останавливается напротив трона, поднимает факел И тогда бог
и царь царей, сын бога и царя, встает, делает два быстрых шага вперед и
вытягивает правую руку в древнем приветствии мира и жизни. . Авраам узнает
его, потому что это Свет-толицый, с которым играл он в арийскую игру "Смерть
царя"
Гусары стояли стремя к стремени Гургасары -- "вол-коголовые" -- так
персы называли гурганцев за волчьи хвосты на башлыках. Первой тысячей
царских "бессмертных" были они, люди из Страны Волков. В Кте-сифоне их звали
просто гусарами...
С четырех сторон рухнули на дворцовую площадь белые толпы. Черные
всадники отъезжали в сторону, и витые ременные плети без дела висели на их
запястьях. Но, докатившись до арки, миллионный человеческий вал вдруг
отхлынул, закружился, попятился к Большому царскому каналу. Качнулась земля
.
Тысячебашенная стальная стена перегородила площадь Она медленно
двигалась и, если бы не случайный взмах хоботом, казалась бы неживой Кованые
башни с узкими щелями для стрелков были словно спаяны друг с другом...
Один Маздак с факелом стоял перед слонами. И царь царей, лишивший себя
святости и власти, был один наверху у своего трона Великие жались к стенам,
львы выжидающе рычали по краям. Толпа все пятилась, освобождая площадь А
перед боевой линией слонов сидел на широкогрудом мидийском коне эранспахбед
Зармихр, и тысяча черных гусар выстраивалась впереди Пронзительно и страшно
завывали сигнальные трубы.
Тогда и почувствовал Авраам, что дернулся конь стоящего рядом
Фархад-гусана А когда посмотрел на площадь, то увидел скачущего по ней
азата. Без щита и пики был он, только с голым арийским мечом в руке.
Прямо на строй черных гусар несся азат. И еще раз случилось
невероятное. Строй вдруг разломился, гусары отъезжали в стороны, освобождая
ему дорогу. А он, подскакав к неподвижному эранспахбеду, махнул мечом...
Все было смешано потом в красной ночи: землепашцы в белых одеждах,
азаты, гусары, дипераны, люди города. В эту же ночь появились среди них
деристде-наны -- "верящие в правду", люди в красных одеждах с прямыми ножами
у пояса. А на гигантском боевом слоне была площадка, к которой крепится
башня; на ней стоял великий маг Маздак с факелом и говорил о победе света и
правды.
Горячий ветер пронесся над площадью. Ударили невидимые барабаны, тысячи
рожков, труб, сантуров нащупывали мелодию. И высокие пронзительные голоса
десятков гусанов в разных концах площади нашли ее... "Красный слон мчится
вперед, и только ветер свистит в ушах вожатого-копьеносца..."
Волны припева катились в факельном море. Площадка с Маздаком двинулась
и поплыла над Ктесифоном, над Эраншахром, над видимым миром...
* Часть II. ПРАВОВЕРНЫЕ *
Да будет справедливым этот свет, Наложим на богатство мы запрет Да
будет уравнен с богатым нищий,-- Получит он жену, добро, жилище'
Фирдоуси "Шахнаме
I
Дергался человек, изрыгая кровавую кашу. Потом затих, неестественно
выпрямившись под кустом. Это был уже третий, которого видел Авраам на
дороге...
С ночи открылись засовы всех дасткартов. Голодные припадали к зерну,
ели его сырым, и многие умирали туг же, под стенами хранилищ. К середине
второго дня вызвали всех диперанов. Розбех теперь командовал ими. Он
объявил, что перед правдой все равны, поэтому не
будет деления их с первого по пятый ряд, и честь каждому по его делам.
К ним вышел маг Маздак. Он коротко объяснил, что надлежит учесть
имеющееся в дасткартах, но зерно раньше всего. Надо утолить первый голод
людей, пришедших в Ктесифон, а по дехам затем произойдет широкая раздача из
местных дасткартов.
Для порядка им выделяются азаты и деристдена-ны -- "верящие в правду".
Так называли себя те, кто в "Ночь Красного Слона" надели на себя красные
рубашки -- кабы и кровью поклялись, что переделают мир согласно великой
правде Маздака...
Ночь, день и еще ночь сыпали потом они с Артаком желтое сухое зерно в
подставляемые платки и ничего нигде не писали. Вастриошан, люди от земли, не
знали лжи.
Наутро третьего дня сделали перерыв. Артак упал в зерно и уснул, но
Авраам не мог. Он вышел на дорогу за дасткартом эранспахбеда Зармихра, куда
их послали, и тут увидел умирающих от сытости...
Человек больше не дергался. Он лежал, разведя руки и положив лицо в
рассыпавшуюся по утренней земле пшеницу. Аврааму почему-то захотелось
заглянуть ему в лицо. И он увидел то, что ждал: покорную складку возле
закрытых глаз. Это все, что помнилось из его облика.
Авраам оглянулся на умирающих, посмотрел на землю с пожухлой осенней
травой, на высокие серые тучи, и сжалось его сердце. На спину он лег, а
ветер гнал и гнал тучи над его головой...
Да, он перс -- Авраам, и это его земля. И все они персы, невзирая на
род и племя: Абба, Кашви, Вуник, ибо родились на этой земле, говорят
одинаково, живут и плачут с народом ее...
Кричали сразу много женщин, истошно, захлебываясь плачем. Авраам
вскочил, бросился туда, где к реке выходила стена гаремного сада. Азаты
стояли перед калиткой, не решаясь войти. Прибежал Артак, сдвинул засов. По
составленному вчера списку, шестьдесят две женщины находились здесь: четыре
подлинные хозяйки, остальные -- сакар, не имеющие родовых прав жены убитого
Быка-Зармихра.
Гуркаганы -- "Волчья Кровь"! О них уже слышали.
91
В "Красную Ночь", воспользовавшись человеческим смятением, разбили они
цепи, загрызли стражников и вырвались из-под земли, куда были навечно
опущены за убийство...
Пятеро их стояли на ведущих к реке ступенях. Большой ковровый узел и
две закутанных женских фигуры лежали у их ног. Еще один, с кривыми ногами и
руками, отвязывал внизу большую плоскодонную лодку. Мостик от дасткарта к
причалу был спущен.
-- Эй, зачем вы здесь ?--спросил Артак. У них были белые, неживые от
подземной тьмы лица. Маленький горбун крикнул мерзкую ругань, яростно
погрозил дротиком. Черные волосы, как перья у поедающих мертвечину птиц,
закрывали у него уши. Виден был лишь большой безгубый рот, извергающий
похабные слова. Азаты вынули мечи.
-- По закону справедливого Маздака!
Голос у сказавшего это был спокойный, уверенный. Рябое, сильно
выдающееся вперед лицо с едва различимой полоской лба показалось знакомым
Аврааму. И вдруг край верхней губы сам собой обнажился, открыв крепкие
желтые зубы... Да, это был он, который у дасткарта Спендиатов хотел убить из
кустов Светлолицего Кавада, царя царей!..
Азаты переглядывались, некоторые вложили мечи в ножны. После смерти
хозяина -- эранспахбеда Зармих-ра -- все здесь разбежались или забились в
свои помещения. Азатов послали с диперанами на раздачу зерна и не дали
никаких указаний...
Тот, который возился у лодки, что-то крикнул. Двое сразу подхватили
закутанных женщин, бегом понесли к мостику. Остальные отступали спиной.
Рябой главарь прижал к себе непонятный узел.
-- Слово и дело! -- закричал Артак.
Услыхав знакомый приказ, азаты уже без колебаний бросились, ломая
розовые кусты. С ними были два маль-чика-деристденана в красных кабах, и они
опередили остальных, став на пути гуркаганов. Один из убегавших сразу
оставил завернугую женщину, но горбун продолжал волочить свою добычу вниз по
ступеням. Он злобно завизжал, увидев преграду, и начал быстро и часто
ьо-лоть ножом свой сверток. Один из церистденанов ухватился рукой за вдзвие.
Тогда горбун извернулся, огромный безгубый рот впился в затылок мальчика.
Хрустнули позвонки...
92
Азаты в это время были заняты. Они окружили с трех сторон рябого
главаря. Тот загородился узлом, и острый меч сверху донизу разрубил вдруг
ковровую ткань. Мягкий золотой звон заставил всех опустить руки. Словно
сияющее солнце вывалилось из ковра, раскатилось по траве. В тот же миг рябой
с горбуном оказались в лодке, и она поплыла вниз по реке. Огромный рот
горбуна был красным. Главарь встал на корме, повернулся лицом к берегу. Все
та же желтая крысья улыбка кривила его губы. У азатов не было с собой
луков...
Закутанные в белый и розовый шелк женщины показались из-за деревьев,
принялись быстро собирать запястья, браслеты, жемчужные нити, узнавая свое.
На азатов посматривали, поправляя "платки молчания" поверх ртов. Только
одна, неперсианка, подсела к мертвой, отвела намокшее кровью покрывало с
лица. Лет десяти была убитая девочка. Рядом лежал мальчик-деристденан с
перекушенной шеей...
Это было уже не первый раз, когда гуркаганы именем правды Маздака
отнимали золото и женщин, поджигали дасткарты и убивали людей. И рабы из
