Тахамтаном -- "Железнотелым" стал он, опорой Кеева трона и мстителем Турану
Высокое чувство верности было присуще ему, а честь была дороже жизни. Прямо
смотрел он на мир и знал только арийские "да" или "нет"
Но рок тяготел над благородным Ростамом, потому что смешана была его
кровь. В бою, не ведая о том, убивает он сына. Потомок Кеев -- меднотелый
воитель Ис-фандиар гибнет от его руки, хоть не желает Ростам его смерти И
сам он умирает от руки брата
Ускакав от каравана, посреди слепящего безмолвия въехал на одинокую
скалу Авраам. Соль проступала сквозь камни, и в алмазах была пустыня до
горизонта. Где-то там, справа, угадывались горы Систана и Забул -- вотчина
великого воителя. А слева все стояла синяя стена Страны Дивов --
Мазандерана, где совершил Ростам семь своих великих подвигов. Поганое
летающее чудище,
115
самого Акван-дива, сокрушил он и навечно изгнал силы зла из каменной
твердыни. Страну Волков -- гургасаров он покорил, что начинается сразу за
Демавендом...
Кто же такой был этот вечный воитель, уже много тысяч лет не знающий
смерти? Что олицетворял он?.. Минувшее?.. Будущее?.. Изначальное?..
Взметнулся и дико, на всю пустыню, заржал конь под Авраамом. Дрогнуло,
забилось сердце, беспредельно расширилась грудь, красная пелена наползла на
белые камни.
Мои трон -- седло, моя на поле спава, Венец мой -- шлем, весь мир --
моя держава '
Не дав опуститься передним копытам коня, бросил его Авраам со скалы в
галоп. Буйно свистнуло в ушах, качнулся горизонт, бронзовые сполохи побежали
по всему небу. И заревели карнаи, заметался в тоске Туран...
Впереди он был, Тахамтан, и земля неслась под копыта его коня. Затмевая
день, опять плыли в небе знамена витязей Эрана. Могучий слон на знамени --
это Туе, от каждого удара которого плачет целое туранское селение. Солнце и
луна на знаменах, под которыми Фарибурз с Густахмом. Хищнопенного барса
голову везет Шидуш, похожий на горный кряж. Полные грозной отваги, мчатся
они: Гураз, чей знак--кабан, доблестный Фархад со знаком буйвола, Ривниз с
зеленоглазым тигром, открывшим пасть. Как жемчужина светла ромейская рабыня
на ратном знамени удалого Бижана. Волк матерый с капающей изо рта кровью
венчает стяг его отца -- старого Гива. И лев золотой -- знак дома неистового
Гударза -- здесь...
Плачет Туран. Негде спрятаться его коварному царю Афрасиабу. Быками под
лапой эранского льва валятся туранские витязи. И вот уже в который раз
горячей кровью благороднейшего из них -- Пирана наполняет чашу старый
Гударз. И выпивает всю чашу в память павших сыновей и внуков...
Снова дымом и кровью пьяны всадники. Сам Кей-Хосрой ведет теперь их.
Быстрее мысли настигают ту-ранцев доблестные мечи, быкоголовые палицы
вбивают их в землю...
Брызгал, искрясь, соленый прах из-под копыт. Конь нес его по пути
древних воителей, и не надо было боль-
116
ше сдерживаться. Заново рождались, набегая, слова и ритмы, послушно
укладывались в бронзовые формы -- двустишия. Прямой арийский меч с
расширяющимся книзу лезвием ощущал он на боку. Желобок для стока вражьей
крови шел от самой рукояти. И черный точильный брусок висел на его поясе
справа. Одной крови был Авраам с бессмертным воителем...
Теперь он знал, что напишет "Книгу Владык". Ничто земное, слабое,
повседневное не отуманит больше его мозг, никакие путы не лягут на руку.
Чадит и меркнет, отравляя первозданную чистоту природы, тусклая жалость. Она
противоестественна этим скалам, песку, солнцу. Здесь, среди пустыни, понял
он величие неукротимого духа. Все предопределено, даже страдание, и не надо
уклоняться. Полет коня над землей, кровь, песня -- и есть жизнь. Пусть
кружится от стихов голова и взрываются страсти...
Авраам нашел под курткой шнур от креста, брезгливо дернул. Но был этот
шнур из грубой шерсти, скрученной с конским волосом, и больно стало его
пальцам. Темная комната в Нисибине представилась на миг. Маленький старец с
ниспадающей бородой лежал в глубине на высокой кровати...
А конь все несся по завороженной земле. Изломанные столбы соли
поднимали в небо горячие вихри, и двигались они вместе с ним, не отставая и
не обгоняя. Ничего реального не осталось в мире. Смутным видением выплыл в
оцепенелой, засыпающей памяти Ктесифон... Дасткарт... Остановившиеся ноги
эрандиперпата... И склад товарищества, где все передавали друг другу
папирусы с бесчисленными цифрами: дядя его Авель бар-Хенанишо, экзиларх мар
Зутра, Зиндбад-мореход. Тени это были из другого мира...
Бам... бам... бам... бам... Конь остановил свой бег, осел на задние
ноги, заржал негромко, обыкновенно. От толчка открыл глаза Авраам.
Неглубокая долина была впереди,, и совсем близко шли через нее верблюды с
аккуратно уложенными тюками. Они выходили из-за неровного горизонта,
проходили через всю долину и расплывались в прозрачной струящейся мгле. Люди
на лошадях ехали по бокам каравана, и лошади встряхивали подвязанными
хвостами. Высокую фигуру дяди явственно различил Авраам...
117
Никогда не испытанное им тепло шло от узких и сильных рук, и были это
руки дяди его Авеля бар-Хе-нанишо. Они сами меняли влажную повязку у него на
лбу, выжимали гранат на жесткие губы. Темно-голубая жилка билась под сухой
коричневой кожей...
Много дней ехал он, подвязанный между двумя мулами, после того как
солнце соленой пустыни ударило ему в голову. Конь тогда сам вынес его к
каравану. Когда он снова взобрался в седло, они уже оставили в стороне
Страну Волков. Красные осыпающиеся горы были впереди, и за ними Хорасан --
страна, где восходит солнце над Эраншахром...
VIII
На краю видимого мира стоял Авраам -- сын Вахро-мея. В пути остались
вершины, где камни преображались в белый лед. Но здесь, на ровной земле,
только дивы могли насыпать эту гору. Она так и называлась, древняя крепость
на горе,-- "Дворец Дивов". В старой парфянской рукописи рассказано о царице
Вис, запертой здесь когда-то ревнивым мужем. Ее любовник, воитель Рамин,
слал ей письма, привязанные к стрелам...
Совы живут сейчас в цитадели. Ее толстые стены пробили когда-то солдаты
Искандария, но не стали их восстанавливать. Новый город Маргиана-Александрия
был построен рядом, и только окаменевшие кирпичи брали для него из древнего
Кеева городища. А потом царь Ан-тиох огородил стеной зеленые поля и сады, и
стали называть это место Маршана-Антиохия. Она ясно видна отсюда, волнистая
стена, защищающая Мерв от сыпучего песка и туранцев. А вокруг, во все
стороны, лишь голые барханы до горизонта...
Три дня он уже в Мерве, и каждое утро задолго до солнечного восхода
взбирается сюда, на искусственную гору. Не верится, что маленькие земные
люди могли насыпать эти чудовищные валы. В предутренней чистоте особенно
ясно видна граница жизни и смерти. Как меч Джамшида, на треть раздвинул
пески желтый Мургаб. Где-то в горах Эраншахра твердая ледовая рукоять, а
здесь, в утяжеленном расширении, Мерв. Он синий и зеленый отсюда. Ветви
смыкаются над рекой, и только восьмиугольные башенки дасткартов разрывают
кое-где сцепившиеся кроны карагачей и платанов...
Великий канаранг Гушнапсдад, военный правитель
118
Хорасана, стал во главе посольства и сразу возненавидел Авраама. Губы
на большом отекшем лице по-арийски брезгливо поползли книзу, когда услышал
он, что дано Аврааму право ходить где захочется и записывать какие-то
сказки. Зато других диперанов посольства он приказал не выпускать из
казармы. Все три дня они учились быстрой посадке в седла, чистили двор,
сбрую, коней. Слова сказанного, а тем более написанного, не терпел канаранг
и вымещал на них свои чувства.
Хоть одно было хорошо, что избавило это наконец Авраама от
Льва-Разумника. При царском серебре послан был тот от эранамаркера Иегуды и
всю дорогу до Мерва лез Аврааму в душу. На первом же привале подошел он
вплотную, взялся за шнуровку куртки, заглянул в глаза.
-- Нам предстоит длинная и ответственная дорога, -- сказал он. -- Очень
хорошо, что с посольством едет такой высокообразованный человек, как вы, мар
Авраам!..
Впервые назвали его так, и это было приятно. Серьезно, доверительно
умел разговаривать Лев-Разумник, так, что человек невольно поднимался в
собственных глазах. Самые большие глупости не казались уже такими
очевидными. Хотелось слушать и соглашаться. Даже умный, благородный Абба
терпел его возле себя и только временами грубо обрывал, когда тупость
превосходила всякую меру. Ни единой искры божьей не было в выкаченных глазах
Льва-Разумника, но зато считал он лучше всех в Эраншахре. Со сна мог он
мгновенно разделить или умножить любые многозначные числа. Зато теперь
канаранг Гушнапсдад заставил его пересчитывать серебро, что везли на сорока
мулах!..
Молодой воитель Атургундад, племянник канаранга, стал почему-то
покровителем Авраама в Мерве. Как и сам канаранг, был он большим и спесивым,
а на одутловатом лице читалось такое же закоренелое омерзение ко всему
живому и подвижному. Но когда при взгляде на Авраама губы канаранга поползли
вниз, у племянника они сразу выровнялись. Воитель Атургундад сам подошел к
нему, а великий канаранг отвернулся...
Неустанно ходил Авраам по Мерву. Кружилась голова от звуков и красок.
На всех дорогах земли лежит от сотворения мира этот город, и все
человеческие боги нашли здесь убежище. Жрецы и монахи населяли его древнюю
часть: индийские предсказатели судьбы с их застывшим медным богом,
христиане, манихеи, иудейские
119
наставники праведности, даже гуннские шаманы с бубнами сидели на
базаре. И жрицы огня Арамати-земли с голыми животами находились при каждом
из сорока зороастрийских храмов. Танцы и удовлетворение мужского голода--их
пропитание...
А на прямых, как в старых ромейских городах, улицах встречались под
косматыми овечьими шапками правильные ромейские лица. И не только от солдат
Искан-дария Великого и Антиоха происходили здешние жители. Много позже
парфянский царь Ород расселил здесь, на границе с Тураном, плененные римские
легионы консула Марка Красса...
Тяжелая серая пыль лежала на дорогах -- та же, из которой высились
барханы за АНТИОХОВОЙ стеной. Но, смоченная водой, она буйно рождала все
доступные глазу цвета: зеленый, синий, желтый, голубой, багровый. Словно
покрашенные были звонкие продолговатые дыни, гигантскими пирамидами
уложенные на базаре, оранжевое пламя источали в темной листве персики, и
обрызганными кровью казались абрикосовые деревья. А синим, голубым,
фиолетовым был виноград. Высоко над головой висели причудливые гроздья
величиной с хорошую овцу, и так густо теснились в них ягоды, что становились
квадратными, прямоугольными, коническими. Большие зеленые листья прорастали
между ними...
И все, все было неправдоподобно сладким. Даже снежно-белая редька и
крупный матовый лук елись просто, как яблоки. Сладкими были мясо и рыба в
Мургабе.
А ночью одуряюще сладким был воздух. Плоские земляные крыши толщиной в
локоть от палящего солнца покрывались грубым полотном и кошмами. Все, что
произрастало здесь, резалось, разламывалось и сушилось, испуская невероятные
запахи...
И животных эта земля порождала необыкновенных. О кентаврах,
полулюдях-полулошадях, рассказывалось в предании у греков-ромеев. Высокие, с
длинной сильной шеей кони пустыни представлялись им единым телом с
парфянскими лучниками...
