теперь ничего не угрожает.
- Если бы я знал! Ну, пошли. Иди за мной и особо не утруждай
извилины. Индивидуализм здесь гроша ломаного не стоит. Или ты идешь
протоптанной дорожкой, или никуда не приходишь.
Раулинс пошел за Уолкером. Он не видел явной опасности, но подпрыгнул
там, где подпрыгнул Уолкер, и свернул за ним в сторону. Лагерь в зоне "Е"
был не слишком далеко. Там сидели Дэвис, Оттавио, Рейнольдс и смотрели на
верхнюю часть тела Петронелли.
- Ждем приказа о похоронах, - пояснил Оттавио. - От пояса и вниз от
него ничего не осталось. Хостин наверняка прикажет вынести его из
лабиринта.
- Закрой его, по крайней мере, - попросил Раулинс.
- Ты сегодня пойдешь дальше, в зону "Д"? - спросил Уолкер.
- Надо бы.
- Тогда мы тебе скажем, чего надо избежать. Это новинка. Именно там
погиб Петронелли. Это метрах в пяти от границы зоны "Д"... по ту сторону.
Ты вступаешь в какое-то поле, и оно перерезает тебя пополам. Ни один из
роботов на такое не натыкался.
- А если оно перерезает пополам всех, то кто туда проходил? - спросил
Раулинс. - Всех, кроме роботов?
- Мюллера не перерезало, - заметил Уолкер. - И тебя не перережет,
если ты его обогнешь. Мы тебе покажем, как.
- А за этим полем что?
- Это уже забота для твоей головы.
Бордман сказал:
- Ты устал, задержись на ночь в лагере.
- Я бы предпочел пойти сразу.
- Но тебе придется идти одному. Не лучше ли сперва отдохнуть?
- Пусть мозг корабля проверит мое состояние и определит степень
усталости. Я готов идти дальше.
Бордман проверил. Организм Раулинса находился под постоянным
контролем: знали его пульс, возбудимость, гормональный баланс. Компьютер
сообщил, что он может идти дальше без отдыха.
- Ладно, - сказал Бордман. - Давай...
- Я должен войти в зону "Д", Чарльз. Вот здесь погиб Петронелли. Я
вижу эти нити, которых он коснулся... очень тонкие, превосходно
замаскированные. Огибаю их. Вот я и в зоне "Д". Останавливаюсь, и пусть
мозг корабля определит мое положение. В зоне "Д" вроде бы поспокойнее, чем
в зоне "Е", я должен быстро преодолеть ее.
Медно-золотистые лучи, которые стерегли проход в зону "С", были
иллюзией.
Раулинс тихонько прошептал:
- Передай созвездиям, что их судьба в надежных руках. Скорее всего я
столкнусь с Мюллером не позднее, чем через пятнадцать минут.
7
Мюллеру часто и подолгу приходилось бывать в одиночестве. При
заключении первого супружеского контракта он настаивал о включении в него
параграфа о разлуке - разлуке классической и типичной. Лорейн не выдвинула
возражений, так как знала, что его работа может время от времени
потребовать поездок туда, куда она или не сможет, или не захочет
отправиться. На протяжении восьми лет его супружества он воспользовался
этим параграфом три раза, причем в сумме времени его отсутствия равнялось
четырем годам.
Периоды отсутствия Мюллера однако не были на самом деле решающим
фактором. Супружеский контракт они не возобновили. В те годы Мюллер
убедился, что способен выносить одиночество, и что оно идет ему даже на
пользу. В одиночестве мы развиваем все, кроме характера, писал Стендаль.
Под этим высказыванием Мюллер, может и не подписался бы, но ведь его
характер был уже полностью сформирован до того, как ему стали поручать
задания, требующие одиночного пребывания на безлюдных, опасных планетах.
Он добровольно изъявлял желание. Так же добровольно, но в другом смысле,
он отправился на Лемнос, но изгнание досаждало ему здесь гораздо больше,
чем во время предыдущих отшельнических странствий. И все же он держал себя
в руках. Его прямо-таки удивляла и поражала собственная способность к
приспособлению. До этого он не мог и предположить, что так легко сбросит
узы, связывающие его с обществом людей. Только сексуальные вопросы
заключали в себе трудности, да и то не такие серьезные, как он себе
воображал, а остальное - возбуждающие интеллект дискуссии, перемена
обстановки, взаимовлияние личностей - как-то очень быстро стало неважным.
У него было достаточно много развлекательных кубиков и достаточно много
задач ставила перед ним жизнь в лабиринте. Недостаток в воспоминаниях он
тоже не ощущал.
Он мог вспомнить пейзажи сотен планет. Человечество протянулось
повсюду, посеяло зерно Земли в колониях тысяч звезд. На Дельте Павониса-6,
к примеру, отстоящей на двадцать световых лет: эта планета внезапно стала
возбуждать удивление. Ее окрестили именем Локи, совершенно здесь не
подходящим, так как Локи был хитрым, вертким и худощавым, а переселенцы на
Локи после пятидесятилетнего пребывания вдали от Земли неожиданно
сделались поклонниками культа чрезмерной полноты, достигающей путем
задержки сахара в организме. За десять лет до своей неудачной экспедиции к
гидрянам Мюллер побывал на Локи. По сути дела это была хлопотная миссия
для колонии, не поддерживающей связи со своим родным миром. Он помнил эту
горячую планету, где люди могли жить лишь в узком поясе умеренной
температуры. Продирался сквозь стену зеленых джунглей вдоль черной реки,
на болотистых берегах которой обитали животные с клыками словно из
драгоценностей, пока не добрался до поселка пропотевших толстяков,
весящих, наверное, по полтонны каждый. У порогов хижин, крытых сухими
листьями, сидели люди истинно по-буддийски погруженные в торжественную
медитацию. Никогда прежде он не видел столько плоти на один кубический
метр. Действенными должны быть снадобья, используемые локитянами, чтобы
соответствующим образом усваивать глюкозу и толстеть. Это не было
порождено какой-либо необходимостью, вытекающей из условий местной жизни,
им просто захотелось быть толстыми. Мюллер на Лемносе вспоминал
предплечья, выглядящие как бедра, и бедра, напоминающие колонны, округлые
еще раз округлые торжествующе-огромны животы.
Невероятно гостеприимные, они подыскали прибывшему с Земли шпиону
даму для времяпрепровождения. Тогда Мюллер и понял, в какой степени
относительны все понятия. В этой деревушке была пара женщин, которые
будучи весьма упитанными, расценивались согласно местным критериям худыми,
хотя и превышали в несколько раз норму, принятую у него на родине.
Локитяне представили ему не одну из них - этих жалких недоразвитых
стокилограммовых пышек. Вероятней всего, принципы гостеприимства не
позволяли этого. Они наградили Мюллера светловолосой исполиншей с грудями,
как арбузы, и ягодицами, напоминающими горы подрагивающего мяса.
В любом случае это было незабываемым впечатлением.
Сколько же существует самых разных миров! Мюллеру никогда не
надоедали путешествия. Занятия хитрыми политическими махинациями он
оставлял таким людям, как Бордман, он сам, если возникала в том
необходимость, тоже мог быть достаточно хитрым в той степени, в какой это
пристойно государственному деятелю. Самого себя он воспринимал скорее как
исследователя-путешественника, чем дипломата. Он дрожал от холода в
метановых озерах, задыхался от жары в пустынях - Сахара им слабо
соответствовала - пересекал с кочевыми повозками фиолетовые равнины в
поисках отбившихся от стада одомашненных членистоногих животных. Он
счастливо выкарабкался из крушения звездолета в одном из безвоздушных
миров - даже такое с ним приключилось, поскольку и компьютеры иногда
ошибаются. Он видел медные обрывы планеты Дамбала высотой девяносто
километров, плавал в озере гравитации на планете Мордед. Спал на берегу
ручья, радужно меняющего свой цвет, под небом с тремя яркими солнцами на
планете Процион-14. Он мало о чем сожалел.
И теперь, притаившись в центре лабиринта, он смотрел на экран и ждал,
пока этот чужак не приблизиться к нему. Оружие, маленькое, холодное,
притаилось в его руке.
Полдень наступил быстро. Раулинс подумал, что поступил бы вернее,
если бы послушался Бордмана и переночевал в лагере, а не отправлялся бы
сразу на поиски Мюллера. Достаточно трех часов глубокого сна, чтобы мозг
отдохнул, и ему было бы совсем хорошо. Теперь же у него не было
возможности вздремнуть. Сенсорные устройства сообщили ему, что Мюллер
где-то неподалеку.
Неожиданно к мучившим его проблемам прибавилось отсутствие
обыкновенного мужества.
До сих пор ему не приходилось заниматься ничем столь ответственным.
Он получал образование, выполнял свои повседневные обязанности в бюро
Бордмана, время от времени улаживал кое-какие деликатные делишки. Он
думал, что еще и не приступил к настоящей карьере, что все это лишь
вступление. Ощущение, что он все еще стоит на пороге будущего, оставалось
и сейчас, и все же он знал, что наконец-то этот порог переступил. Это уже
не стажировка. Высокий, светловолосый, молодой Нед Раулинс,
сообразительный и честолюбивый, приступил к операции, которая - вот здесь
Чарльз Бордман не так уж и преувеличивал - могла в определенной степени
повлиять на ход истории!
Дзинь!
Он огляделся. Сенсорные устройства не подвели. Из тени перед ним
выступил силуэт мужчины - Мюллер.
Они остановились друг против друга на расстоянии двадцати метров.
Раулинсу Мюллер запомнился гигантом, и он поразился увидев, что этот
мужчина немногим выше двух метров, а значит, чуть выше его. Одет он был в
темный поблескивающий комбинезон. Лицо его в освещении начинающихся
сумерек напоминало чередование плоскостей и выступов, сплошные горы и
долины. На его ладони лежал аппаратик размером не больше яблока, при
помощи которого он уничтожил робота.
Раулинс услышал тихий, звенящий голос Бордмана:
"Подойди поближе. Делай вид, что ты робкий, неуверенный, дружелюбный
и очень проголодавшийся. И держи руки так, чтобы он все время мог их
видеть".
Раулинс послушно шагнул вперед. "Остановлюсь, когда увижу результаты
своего приближения к Мюллеру", - подумал он. До чего сияет и притягивает
взгляд этот шарик, который Мюллер держит на манер гранаты. Когда
расстояние уменьшилось до десяти метров, он ощутил эманацию. Да, вне
сомнения. В конце концов выдержать можно, если расстояние между ними не
уменьшиться.
Мюллер заговорил:
- Чего вы...
Это прозвучало хрипло, напряженно. Он замолчал и залился краской,
явно силясь заставить свою гортань работать как следует. Раулинс прикусил
губу. Одна его щека еле заметно подергивалась. В его ушах загрохотал голос
Бордмана:
- Чего ты от меня хочешь? - спросил Мюллер голосом глубоким,
естественным, полным сдерживаемого раздражения.
- Я хочу просто поговорить. Правда. Я не хочу причинить вам никаких
хлопот, мистер Мюллер.
- Ты меня знаешь?
- Разумеется. Ричарда Мюллера знают все. Ну, понимаете, вы были
героем галактики, когда я ходил в школу. Мы писали сочинения о вас.
Рефераты. А вы...
- Вон отсюда! - Мюллер снова кричал.
- ...я и мой отец, его звали Стивен Раулинс. Я вас знаю
давным-давно...
Черное яблоко в руке Мюллера поднялось выше. Маленькое квадратное
окошечко было наполнено. Раулинс вдруг вспомнил, как внезапно прервалась
связь с роботом.
- Стивен Раулинс? - рука Мюллера опустилась.
- Это мой отец. - Пот тек у Раулинса по спине. Испаряясь, он
образовывал облачко над его плечами. А значит, эманация все сильнее: как
будто за пару минут произошла настройка на нужную длину волны. Какая мука,
печаль, ощущение, что уютная лужайка превращается неожиданно в зияющую
