Захваченный собственной импровизацией, он продолжал: - Разумеется,
когда-то археология несла разрушения. Чтобы исследовать то, что находиться
под пирамидой, надо было пирамиду разобрать. Но сейчас для многих работ мы
можем использовать роботов. Понимаешь, это новая школа - исследование
грунта без раскопки его. Таким образом мы сохраняем памятники прошлых
дней...
- На одной из планет Эпсилон Индейца, - сказал Мюллер, - какие-нибудь
пятнадцать лет назад группа археологов разобрала древнейший погребальный
павильон неизвестного происхождения и ни одним способов не удалось
восстановить это сооружение, поскольку никто не знал, на каком принципе
оно было построено. Как бы ни пытались сложить его, оно падало, и это была
огромная потеря. Я случайно видел его развалины несколько месяцев спустя.
Разумеется, ты знаешь эту историю.
Раулинс истории этой не знал. Покраснев, он произнес:
- Ну... в любой области всегда отыщутся свои халтурщики...
- Лишь бы их здесь не было. Я не потерплю никаких разрушений в
лабиринте. Это не значит, что у них нашлось бы много возможностей для
этого. Лабиринт превосходно защищает себя. - Мюллер неторопливо отошел от
пилона.
Раулинс чувствовал все большее облегчение по мере того, как росло
расстояние между ними, но Бордман посоветовал ему пойти за Мюллером.
Тактика преодолевания недоверчивости Мюллера предусматривала намеренное
пребывание в эмоциональном поле. Не оборачиваясь, Мюллер произнес как бы
сам себе:
- Клетки опять закрыты.
- Клетки?
- Посмотри... вон там, на той улице.
Раулинс увидел нишу в стене здания. Прямо из мостовой вырастало
несколько десятков прутьев из белого металла, постепенно изгибающихся и
входящих в стену на высоте примерно четырех метров. Таким образом, они
создавали нечто вроде клетки. Другую такую же клетку он разглядел дальше
на той же улице.
Мюллер сказал:
- Всего их двадцать, они симметрично расположены на улицах, отходящих
от площади. Трижды за то время, пока я здесь нахожусь, клетки открывались.
Прутья как-то вдвигаются в тротуар и исчезают. Последний, третий раз это
произошло позавчера ночью. Я никогда не видел самого процесса открытия или
закрытия. И на этот раз проворонил.
- Для чего, как тебе кажется, могли служить эти клетки? -
поинтересовался Раулинс.
- В них содержались опасные звери. Или же плененные враги, быть
может. Для чего же еще могут служить клетки?
- Но ведь они открываются до сих пор.
- Город все еще заботится о своих жителях. В наружные зоны проникли
враги. Вот клетки и ждут в готовности на тот случай, если кто-то из них
будет пойман.
- Ты говоришь о нас?
- Да. О врагах. - В глазах Мюллера неожиданно блеснула параноидальная
ярость. Угрожающе быстр после логических рассуждений последовал этот
холодный взрыв. - Хомо сапиенс! Самое безжалостное, самое грязное и самое
подлое животное во Вселенной!
- Ты говоришь так, словно сам в это веришь...
- Верю.
- Успокойся, - сказал Раулинс. - Ты же всю свою жизнь старался на
благо человечества. Не может быть, чтобы ты в это верил...
- Всю свою жизнь, - медленно произнес Мюллер, - я потратил на благо
Ричарда Мюллера.
Он повернулся к Раулинсу. Расстояние между ними было метров шесть -
семь, но, казалось, что эманация почти так же сильна, как если бы они
стояли лицом к лицу.
- Человечество, - продолжал он, - нисколько не касалось меня, малыш.
Я видел звезды и хотел завладеть ими. Мне мерещилось божественное
могущество. Одного мира мне казалось мало. Я жаждал обладать всеми мирами.
Поэтому я выбрал себе профессию которая сделал звезды доступными для мене.
Я тысячу раз был перед лицом смерти, выдерживал фантастические
температуры. От дыхания причудливыми газами легкие мои сгнили, так что мне
пришлось подвергнуть их обновлению. Я ел мерзость, один рассказ о которых
вызывает тошноту. А детишки, такие как ты, обожали меня и писали рефераты
о моей самоотверженности в работе на благо человечества, о моей
безграничной жажде знаний.
А я тебе объясню, что это было на самом деле. Во мне было столько же
самоотверженности, как в Колумбе, Магеллане или Марко Поло. Это были
великие путешественники, конечно же, но при этом они стремились и к
немалой прибыли. Прибыль же, которой добился я - все вокруг. Я хотел
сделаться стокилометрового роста. Хотел, чтобы памятники мне из золота
были установлены на тысячах планет. Знаешь, как в стихах: "Слава - вот
наши шпоры... последняя слабость утонченного ума". Мильтон.
Ты знаком с этими самыми греками? Когда человек забирается слишком
высоко, боги сбрасывают его вниз. Это называется гибрис. Я познакомился с
этим фатальным образом. Когда я сквозь облака спускался к гидрянам, я
ощущал себя богом. Когда я улетал оттуда, вновь сквозь те же облака...
тоже был богом. Для гидрян это уже вне сомнения. Тогда я думал: я останусь
в их мифах, они всегда будут рассказывать легенды обо мне. Существо,
спустившееся к ним и встревожившее их настолько, что пришлось его
обезвредить... Но...
- Эта клетка...
- Позволь, я закончу! - рявкнул Мюллер. - Ты понимаешь, в
действительности я никакой не бог... я обычный паршивый смертный,
одержимый иллюзиями собственной богоравности, пока истинные боги не
позаботились преподать мне небольшой урок. Это они сочли необходимым
напомнить мне, что под пластиковым комбинезоном скрывается волосатый
скот... что в этом интеллигентном черепе кроется звериный мозг. Это по их
поручению гидряне воспользовались кой-какими своими хирургическими
уловками - наверняка одной из своих специальностей - и открыли у меня этот
мозг.
Не знаю, сделали ли они это из злости, чтобы я узнал, что такое жизнь
в аду, или же решили, что должны избавить меня от моего врожденного
порока, а именно - неумения проявлять чувства. Они - чужие нам создания.
Ты только представь их себе. Но они внесли это небольшое исправление.
А я вернулся на Землю. Герой и прокаженный в одном лице. Встаньте
рядом со мной и вас начнет рвать. Почему? Да потому, что то, что бьет из
меня, напоминает каждому, что он тоже зверь. И в результате мы лишь
несемся сломя голову по нашему порочному кругу. Любой начинает ненавидеть
меня, поскольку побыв рядом начинает разбираться в своей собственной душе.
И я ненавижу всех, так как знаю, что они сторонятся меня. Видишь ли, я
разносчик заразы, и имя этой заразы - правда. Я утверждаю, что залогом
человеческого счастья служит плотность черепной коробки. Если бы люди
обладали хоть зачатками телепатических способностей, хотя бы той смутной
силой, умением обходиться без слов, какими располагаю я, то они попросту
не смогли бы находиться в обществе друг друга. Существование человеческого
коллектива сделалось бы невозможным. А гидряне могут взаимно воспринимать
мысли друг друга, и, скорее всего, это доставляет им удовольствие. Но мы
так не можем. И именно потому я заявляю тебе, что человек - это скорее
всего наиболее достойное удивления животное во всей вселенной, неспособное
даже переносить запах своих ближних... Душа не желает знать душу...
Раулинс сказал:
- Эти клетки вроде открываются.
- Что? Сейчас погляжу.
Мюллер побежал наугад. Раулинс не успел достаточно быстро
отстраниться и испытал мгновенный удар эманации. На этот раз это не было
болезненно: он увидел осень, засыхающие листья, вянущие цветы, пыль от
порывов ветра, ранние сумерки. Он испытал скорее сожаление, чем боль от
кратковременности жизни, неизбежного омертвления. Тем временем Мюллер,
забыв обо всем, смотрел на алебастровые прутья клетки.
- Они ушли в тротуар уже на несколько сантиметров. Почему ты мне
сказал только сейчас?
- Я пытался и раньше. Но ты меня не слушал.
- Да, да. Эти мои чертовы монологи! - Мюллер рассмеялся. - Нед, я
ждал много лет, чтобы увидеть это. Эта клетка действительно открывается.
Смотри, как быстро исчезают прутья в мостовой. Это очень странно, Нед. До
сих пор они ни разу не открывались дважды в год, а ту второй раз за одну
неделю...
- Может быть ты просто не замечал этого, - предположил Раулинс. -
Может быть, ты спал, когда они...
- Ладно смотри!
- Как ты думаешь, почему они открываются именно в эту минуту?
- Повсюду вокруг враги, - сказал Мюллер. - Меня город принимает за
своего. Я - постоянный житель, слишком долго я нахожусь здесь. А теперь
смысл, наверное, заключается в том, чтобы запереть тебя. Врага. Человека.
Клетка раскрылась полностью. Не было видно ни следа от прутьев, разве
что на тротуаре остался ряд небольших отверстий.
- Ты пытался когда нибудь что-нибудь поместить в эту клетку? -
спросил Раулинс. - Какое-нибудь животное?
- Разумеется. В одну из них я засунул здоровую убитую зверюгу. Клетка
не закрылась. Тогда я поместил в нее несколько небольших пойманных
зверьков. Я их связал и сунул живьем. И она опять не закрылась. - Мюллер
нахмурил брови. - Однажды я даже сам вошел, хотел проверить, закроется ли
клетка автоматически, почувствовав живого человека. И тоже ничего не
произошло. Я тебе советую: не ставь таких экспериментов, когда очутишься в
одиночестве. - Он замолчал, а потом спросил через минуту: - Ты хотел бы
помочь мне в исследовании ее? А, Нед?
Раулинс заколебался. Разряженный воздух неожиданно как огнем начал
жечь ему легкие.
Мюллер спокойно продолжал:
- Ты только войди в нишу и постой там пару минут. Посмотрим,
закроется ли клетка, чтобы задержать тебя. Это стоит проверить.
- А если она закроется? - поинтересовался Раулинс, не отнесясь к
этому предложению серьезно. - У тебя есть ключ, чтобы выпустить меня из
нее?
- Мы всегда можем выломать эти прутья.
- Это было бы уничтожением для того, чтобы выпустить меня. Ты сам
говорил мне, что не позволишь ничего разрушать в лабиринте.
- Временами приходиться уничтожать для того, чтобы обрести знания. Ну
же Нед, войди в эту нишу!
Мюллер произнес это страшным приказывающим тоном. Теперь он замер в
каком-то причудливом ожидании, полупригнувшись, уткнув руки в бок. Словно
сам собирается броситься в клетку, подумал Раулинс.
Тихонько прозвучал голос Бордмана:
"Сделай это, Нед. Войди. Покажи, что ты ему доверяешь."
"Ему-то доверяю, - подумал Раулинс, - а вот этой клетке - нет". Он
тревожно представил себе, как в клетке, едва успеют сомкнутся прутья,
провалится пол, и он рухнет куда-нибудь в подземелье прямо в чан с
кислотой или в море огня. Лобное место для плененных врагов. Где взять
уверенность, что это не так?
"Войди туда, Нед", - прошептал Бордман.
Это был великолепный жест и совершенно безумный. Раулинс переступил
ряд отверстий и повернулся спиной к стене. Почти немедленно прутья
выскочили их своих гнезд и не оставляя ни щели, заперли его. Не произошло
ничего из тех ужасов, которые он ожидал, но он стал узником.
- Интересно, - сказал Мюллер. - Скорее всего, клетка реагирует на
интеллект. Поэтому и не получились проверки с животными. И живыми и
мертвыми. А ты что об этом думаешь, Нед?
- Я рад, что помог тебе в твоих изысканиях. Но был бы рад еще больше,
если бы ты выпустил меня отсюда.
- Я не могу управлять этими прутьями.
- Но ты говорил, что можешь их выломать.
- Зачем так сразу браться за разрушение? Подождем с этим, ладно?
Может быть, она сама откроется. Я принесу тебе что-нибудь перекусить, если
ты захочешь. В клетке ты в полной безопасности. А твои коллеги не
