переполошатся, если ты не вернешься до наступления сумерек?
- Я им сообщу, - кисло сказал Раулинс. - Однако, я надеюсь, что до
тех пор я отсюда выберусь.
"Не горячись, - услышал он голос Бордмана. - В худшем случае, мы сами
можем извлечь тебя оттуда. А сейчас поддакивай Мюллеру в чем только
сможешь, пока окончательно не завоюешь его симпатию. Если ты меня слышишь,
коснись правой рукой подбородка".
Раулинс коснулся подбородка правой рукой.
Мюллер сказал:
- Ты достаточно смел, Нед. Или глуп. Порой я не уверен, не одно ли
это и то же. Но я в любом случае благодарен тебе. Мне надо было знать, как
обстоит дело с этими клетками.
- Видишь, и от меня какая-то польза. Значит люди, несмотря ни на что,
не такие уж чудовища.
- Сознательно - нет. Мерзка лишь та гниль, что в глубине их естества.
Ну, напомню тебе, - Мюллер подошел к клетке и ухватился руками за гладкие
прутья, белые как кость, - то, что под черепной коробкой. Сам я,
разумеется, никогда не смогу ощутить этого. Разве что выведу путем
экстраполяции по реакции окружающих. Это должно вызывать отвращение.
- Я бы смог к этому привыкнуть, - сказал Раулинс. Он уселся на полу
клетки по-турецки. - После возвращения на Землю с Беты Гидры-4 ты никак не
пытался избавиться от этого?
- Я беседовал со специалистами по перевоплощениям. Но они не смогло
разобраться, какие перемены произошли в моих нервных связях, и поэтому не
знали, что делать. Мило, правда?
- Ты еще долго оставался на Земле?
- Несколько месяцев. Достаточно долго, чтобы обнаружить, что все мои
знакомые зеленеют, стоит им ко мне приблизиться. Я принялся оплакивать
себя и себя же ненавидеть, что более или менее стыдно и почти одно и тоже.
Знаешь, я даже хотел покончить с собой, дабы избавить мир от этой напасти.
Раулинс сказал:
- Я не верю. Некоторые люди попросту не способны на самоубийство. И
ты один из них.
- Благодарю, но я сам знаю об этом. Будь добр заметить, я жив еще до
сих пор. Сперва я ударился в лучшие из наркотиков, потом начал пить, затем
принялся отыскивать разнообразнейшие опасности. И вот жив еще. За один
месяц меня по очереди лечили в четырех психиатрических клиниках. Я пытался
носить свинцовый шлем с мягкой прокладкой, чтобы задерживать излучение
мысли. Но это было то же самое, что пытаться ловить ведром нейтроны. Я
даже умудрился вызвать панику в одном из публичных домов на Венере. Все
девицы выскочили в чем мать родила, едва почувствовав этот запашок. -
Мюллер сплюнул. - Знаешь, я всегда мог находиться или не находиться в
компании. Находясь среди людей, я был добродушным, сердечным, проявлял
дружеские чувства. Не такой сердечный паинька, как ты, чрезмерно тактичный
и вежливый... и все же я мог находить общий язык с людьми, болтать с ними,
развлекаться. А потом отправился в путешествие года на полтора, никого не
видя, ни с кем не разговаривая, но мне тоже было хорошо. Лишь в ту минуту,
когда я навсегда отрезал себя от человечества, я обнаружил, что на
самом-то деле люди мне необходимы. Но теперь с этим покончено. Я подавил в
себе эту тягу, сынок. Я могу провести в одиночестве и сто лет, не тоскуя
по живой душе. Я перестроил себя, чтобы видеть человечество также, как он
видит меня... и теперь оно для меня - нечто угнетающее, вызывающее
неприязнь, словно изувеченное создание, которое лучше обойти стороной.
Чтобы вам всем гореть в аду! Я никому из вас не должен, никого не
люблю. У меня нет никаких обязанностей перед вами. Я мог бы оставить тебя
здесь, чтобы ты сгнил в этой клетке, Нед, и ни разу бы не испытал укоров
совести по этому поводу. Я мог бы приходить сюда дважды в день и улыбаться
твоему черепу. И не потому, что я ненавижу тебя лично или же всю
Галактику, полную тебе подобных. Просто-напросто потому, что не
воспринимаю тебя. Ты для меня - ничто. Ты меньше, чем ничто. Горстка
праха. Я уже знаю тебя, ты знаешь меня.
- Ты говоришь так, словно принадлежишь к другой расе, - задумчиво
сказал Раулинс.
- Нет я принадлежу к расе людей. Я наиболее человек из всех вас,
потому что я единственный, кто не может скрыть своей принадлежности к
людям. Ты чувствуешь это? Ощущаешь эту вонь?
То, что живет во мне, есть и тебе. Слетай к гидрянам, они помогут
тебе вызволить это из себя. А потом от тебя также начнут разбегаться люди,
как это было со мной. Поскольку я свидетельствую от имени человечества.
Говорю правду. Я тот мозг, что случайно оказался не скрыт под мышцами и
кожей, малыш. Те внутренности, отходы, существования которых мы
предпочитаем не признавать. Я - это всевозможная ложь, жадность, вспышки
ненависти, болезни, зависть. Я тот, кто ощущал себя богом. Гибрис. Мне
дали понять, кто я на самом деле.
- Почему, - спокойно спросил Раулинс, - ты решил прилететь на Лемнос?
- Мне подсказал эту мыслишку некто Чарльз Бордман.
Раулинс вздрогнул от неожиданности, когда прозвучало это имя.
- Знаешь его? - спросил Мюллер.
- Ну да, знаю, разумеется. Он... он... крупная фигура в нашем
правительстве.
- Что ж, про него можно сказать и так. Так вот, этот самый Чарльз
Бордман отправил меня на Бету Гидры-4. Да-а, он не завлекал меня обманом,
ему не пришлось прибегать ни к одному из своих не особо вежливых способов.
Он слишком хорошо знал, что я из себя представляю. Он просто-напросто
сыграл на моем честолюбии. Он напомнил мне, что есть планета, населенная
чужаками, чужими разумными существами, и надо, чтобы там появился человек.
Скорее всего, это работа для самоубийцы, но одновременно - первый контакт
человечества с иной расой существ, наделенных разумом, так что не хотел бы
я взяться за это?
Разумеется, я захотел. Он предвидел, что я не смогу противостоять
такому предложению. Потом, когда я вернулся в своем этом состоянии, он
какое-то время старался избегать меня... может быть, из-за того, что не
мог вынести моей эманации, может быть из-за чувства вины.
Но в конце концов я подловил его и сказал: "Посмотри на меня, Чарльз,
вот каким я стал. Посоветуй, куда мне отправиться и чем заняться". Я
близко подошел к нему. Почти вплотную. И лицо его покрылось потом, ему
пришлось принять таблетки. Я видел отвращение в его глазах. И когда он
напомнил мне об этом лабиринте на Лемносе.
- Почему?
- Он решил, что самое подходящее для меня убежище - это здесь. Не
знаю, от чистого ли сердца или не без задних мыслей был это совет. Может
быть, он надеялся, что лабиринт убьет меня... Достойная смерть для таких
как я. В любом случае, лучшая, чем сделать глоток какого-нибудь
растворителя и стечь в канализацию. Но я, разумеется, сказал ему, что мне
даже и не снилось лететь на Лемнос. Я хотел замести следы за собой. Я
разыграл гнев, накричал, что это последнее дело, которое я бы сделал.
Потом провел месяц, болтаясь по подземельям Нового Орлеана, а когда вновь
вынырнул на поверхность, то нанял корабль и прилетел сюда. Я петлял, как
только мог, чтобы уже никто наверняка не сообразил, куда я направляюсь.
Бордман оказался прав. Это в самом деле наиболее подходящее место для
меня.
- Но каким образом, - спросил Раулинс, - ты смог добраться до центра
лабиринта?
- Мне просто не повезло.
- Не повезло?
- Я мечтал погибнуть в лучах славы, - сказал Мюллер. - Мне было все
равно, уцелею ли я, проходя через лабиринт, или нет. Я просто шел, куда
глаза глядят, и волей-неволей оказался в центре.
- Мне в это трудно поверить.
- Твое дело, но примерно так это и было. Суть в том, что я из тех
людей, которые способны преодолеть все. Это какое-то природное качество,
если вообще не что-то сверхъестественное. У меня необычайно быстрая
реакция. Интуиция. Шестое чувство, как говорят. И необычайно сильная жажда
жизни. Кроме того, я прихватил с собой детекторы массы и еще кое-что из
полезного барахла. Так что когда я забрался в лабиринт, то если видел, что
где-то рядом лежат трупы, начинал внимательно приглядываться, а когда
чувствовал, что глаза начинают меня подводить, останавливался и делал
передышку. В зоне "Х" я был уверен, что меня поджидает смерть. Но судьба
решила иначе, я умудрился пройти там, где никому другому это не
удавалось... потому, наверное, что я шел без страха, безразлично, не было
первичной скованности. Я пробирался как кошка, мышцы мои работали
превосходно, и таким образом я к моему величайшему разочарованию преодолел
самые опасные части лабиринта и оказался вот тут.
- Ты когда-нибудь выходил наружу?
- Нет. Иногда я прогуливаюсь до зоны "Е", в которой находятся сейчас
твои коллеги. Дважды я побывал в зоне "А". Но преимущественно я остаюсь в
трех внутренних зонах. Я совсем неплохо устроился. Запасы мяса я храню в
радиационном холодильнике. И отвел целый дом под свою библиотеку и
подходящее место для сексаторов. В другом доме я препарирую животных.
Часто охочусь. И изучаю лабиринт, пытаясь исследовать все его
приспособления. Я надиктовал уже несколько кубиков дневников. Ручаюсь, что
твои приятели-археологи дорвались бы до этих записей с величайшей
радостью.
- Наверняка они дали бы нам множество информации, - согласился
Раулинс.
- Не сомневаюсь. Так что я их припрячу, чтобы никто из вас не смог бы
добраться до них. Ты еще не проголодался, сынок?
- Слегка.
- Пойду, принесу тебе обед.
Размашистым шагом Мюллер направился в сторону ближайших домов. Когда
но исчез, Раулинс негромко произнес:
- Это страшно, Чарльз. Он явно свихнулся.
- Не будь в этом так уверен, - ответил Бордман. - Вне сомнения,
девять лет одиночества могут нарушить человеческую уравновешенность, а
Мюллер уже тогда, когда я видел его в последний раз, не отличался
уравновешенностью. Но скорее всего, он начал с тобою какую-то игру...
строит из себя психа, пытаясь выяснить, насколько ты легковерен.
- А если он не притворяется?
- В свете того, что нам требуется, его сумасшествие не играет никакой
роли. Это могло бы только помочь.
- Я не понимаю.
- Тебе и не надо понимать, - спокойно ответил Бордман. - Только веди
себя спокойно, Нед. До сих пор ты все делал превосходно.
Мюллер вернулся, неся миску с мясом и изящный хрустальный сосуд с
водой.
- Ничем лучшим я не могу тебя побаловать, - сказал он и пропихнул
кусок мяса между прутьями. - Местная дичь. Ты ешь обычную натуральную
пищу, верно?
- Да.
- В твоем возрасте так и надо. Ты говорил, сколько тебе лет? Двадцать
пять?
- Двадцать три.
- Это еще хуже.
Мюллер подал Раулинсу сосуд. Вода имела приятный привкус или, может
быть, отсутствие вкуса. Потом он молча сел рядом с клеткой и сам приступил
к еде. Раулинс убедился, что эманация уже не такая омерзительная, даже на
расстоянии менее пяти метров. Наверное, к ней можно приспособиться,
подумал он. Если кому-то это очень понадобиться.
После длительного молчания он спросил:
- Ты не вышел бы на пару дней из своего убежища, чтобы познакомиться
с моими спутниками?
- Исключено.
- Им не терпится поговорить с тобой.
- А меня беседа с ними совершено не интересует. Я предпочитаю
разговаривать с животными.
- Со мной же ты говоришь, - заметил Раулинс.
- Поскольку это для меня в новинку. Поскольку твой отец был моим
приятелем. Поскольку как человек ты достаточно сносный. Но у меня нет
никакого желания оказаться среди толпы археологов, пилящих на меня
глаза...
- Тогда, может, ты встретишься с парой из них? - предложил Раулинс. -
Чтобы освоиться с мыслью, что ты снова будешь среди людей.
