- Нет.
- Не вижу причин...
Мюллер прервал его:
- Подожди-ка! Зачем это мне осваиваться с мыслью, что я снова буду
среди людей?
Раулинс, смешавшись, ответил:
- Ну, ведь люди уже здесь. Потому что это нехорошо, если ты так долго
намерен сторониться...
- Что ты здесь крутишь? Ты хочешь одурачить меня выманить из
лабиринта? Эй приятель, скажи, что это ты там задумал? Задумал своим
крошечным умишком. Какие у тебя причины, чтобы мне привыкать к людям?
Раулинс заколебался. Во время наступившего неловкого молчания Бордман
быстро подсказал ему верный ответ - именно тот, который был нужен. И он
повторил эти слова, стараясь, чтобы они прозвучали естественно:
- Ты делаешь из меня интригана, Дик. Но я клянусь тебе: у меня нет
дурных намерений. Я могу признаться, я в самом деле пытаюсь немного
подыграть тебе, нравиться, завоевать симпатию. Наверное мне стоит
объяснить причину этого.
- Наверное, стоит.
- Это из-за наших археологических исследований. Мы можем провести на
Лемносе едва несколько недель. А ты тут... сколько лет здесь? Девять? Ты
уже накопал кучу данных об этом лабиринте, Дик. С твоей стороны было бы
некрасиво оставить их у себя, так что я надеюсь, что как-то смогу
переубедить тебя, что сначала ты подружишься со мной, а потом, может быть,
придешь к остальным в зону "Е" и переговоришь с ними, ответишь на их
вопросы, поделишься информацией...
- С моей стороны некрасиво держать эти данные при себе?
- Ну да. Скрытые знания - это грех.
- А красиво со стороны людей называть меня нечистым и бежать от меня?
- Это иное дело, - ответил Раулинс. - И его не решишь таким способом.
Тут причина в твоем несчастье... которого ты не заслужил, и все жалеют,
что такое несчастье случилось с тобой, но ты же сам должен понимать, что
людям довольно трудно переносить безразлично твой... твой... твой...
- Мой смрад, - закончил Мюллер. - Ладно. Я понимаю, что находиться
рядом со мной тяжело. Поэтому я и предпочитаю не огорчать твоих коллег. И
не смей думать, что я собираюсь попивать с ними чай, разговаривать или
вообще иметь с ними какое-то дело. Я изолировал себя от человечества и
таким отшельником и останусь. И тот факт, что я сделал для тебя исключение
и позволил надоедать своим присутствием, не играет никакой роли. А
поскольку я объяснил уже тебе это, то знай, что мое несчастье не было
незаслуженным. Я заслужил его, поскольку заглянул туда, куда не должен был
заглядывать. Тщеславие распирало меня, я был уверен, что могу добиться
всего, я начал было считать себя сверхчеловеком. ГИБРИС. Я уже объяснил
тебе это слово.
Бордман продолжал давать Раулинсу свои указания. Чувствуя едкий
привкус от собственной лжи, Раулинс пытался продолжать:
- Я не могу сердиться на тебя, Дик, что ты так поставил себя. И все
же мне кажется, что ты поступишь некрасиво, если не поделишься с нами
информацией. Вернись в памяти ко времени твоих собственных исследований.
Когда ты совершал посадку на какой-нибудь из планет, и кто-нибудь там знал
что-то важное, что было необходимо знать и тебе, разве ты не прилагал все
усилия, чтобы эту информацию получить... пусть даже тот человек имел свои
личные проблемы, которые...
- Мне очень жаль, - холодно возразил Мюллер, - но меня в самом деле
все это больше не касается.
И ушел, оставив Раулинса в клетке с двумя кусками мяса и почти пустым
сосудом.
Когда он исчез, Бордман сказал:
- Какой он раздражительный, верно? Но я и не рассчитывал, что он
проявит мягкость характера. Ты начинаешь добираться до него, Нед. Ты как
раз в нужных пропорциях соединяешь в себе хитрость с наивностью.
- И в результате сижу в клетке.
- Ну и что? Мы можем прислать робота, чтобы он тебя освободил, если
вскоре клетка сама не откроется.
- Мюллер отсюда не выйдет, - продолжал Раулинс. - Он полон ненависти.
Прямо сочится ей. В любом случае его не удастся склонить к сотрудничеству.
Я никогда не видел, чтобы столько злобы умещалось в одном человеке.
- Ты не знаешь, что это за ненависть, - заметил Бордман. - И он не
знает. Уверяю тебя, все идет хорошо. Вне сомнения, будут еще кое-какие
неудачи, но основное - это что он вообще с тобой разговаривает. Он не
хочет ненавидеть. Создай такие условия, чтобы его лед растаял.
- Когда вы пришлете за мной робота?
- Попозже, - сказал Бордман, - если в том будет необходимость.
Мюллер не возвращался. Сгущались сумерки и сделалось холоднее.
Раулинс сидел в клетке, продрогший, съежившийся. Он пытался вообразить
город в те времена, когда в нем бурлила жизнь, когда клетка служила для
показа творений, выловленных в лабиринте. Сюда приходят толпы строителей
города, невысоких и плотных, покрытых густой медного цвета шерстью, с
зеленоватой кожей. Размахивают длинными руками, указывая на клетку. А в
клетке извивается существо, напоминающее какого-то исполинского скорпиона.
Зрачки его полыхают, белые когти дерут мостовую, внезапно бьет хвост, и
животное только и ждет, чтобы кто-то подошел слишком близко.
Скрежещущая музыка звучит в городе, чужаки смеются. От них идет
теплый, мускусный запах. Дети плюют в клетку. Слюна их - как огонь. В
ярких лунных лучах пляшут тени. Ужасный узник, полный злых намерений,
чувствует себя одиноким без создания своего вида, которые кишмя кишат в
освещенных туннелях на планете Альфекка или Маркаба - очень далеко.
А тут целыми днями приходят строители города, издеваются, дразнят.
Создание в клетке видеть не может их хрупкие тела, переплетающиеся длинные
тоненькие пальцы. Но однажды под клеткой пол проваливается, поскольку
обитателям города наскучил их пленник их чужого мира, и он, взмахнув
хвостом, рушится в бездну, оскалившуюся остриями ножей.
Настала ночь. Раулинс уже несколько часов не слышал голос Бордмана.
Мюллера же он не видел с позднего полдня. По площади крались животные,
преимущественно - небольшие, с отвратительными зубам и когтями. А он на
этот раз пришел сюда безоружный. Он был готов затоптать любое из этих
созданий, которое бы только сунулось между прутьев клетки.
Он дрожал от холода, ему хотелось есть. Он пытался отыскать во тьме
Мюллера. Все это перестало быть шуткой.
- Ты меня слышишь? - спросил Бордман. - Вскоре мы тебя оттуда
вызволим.
- Да? Но когда?
- Мы выслали робота, Нед.
- Значит, достаточно будет четверти часа, чтобы робот дошел сюда.
Здесь безопасные зоны.
Какое-то время Бордман молчал.
- Час назад Мюллер задержал робота и уничтожил его.
- И ты не мог мне об этом сказать сразу?
- Мы тотчас же выслали несколько роботов одновременно, - сообщил
Бордман. - Мюллер наверняка уничтожит еще хотя бы одного. Все идет
отлично, Нед. Тебе не грозит ни малейшая опасность.
- Если только ничего не случится, - пробормотал Раулинс.
Он не стал продолжать этого разговора, все более иззябший и голодный
он оперся о стену и ждал. Наблюдал, как на расстоянии ста метров небольшие
гибкие зверюшки набрасываются и убивают животных, значительно себя
больших. Минуту спустя туда уже набегали стервятники, чтобы обглодать кучу
окровавленных костей. Он прислушивался к звукам этой охоты и насыщений.
Его поле зрения было частично ограниченно, так что ему приходилось
вытягивать шею в поисках робота, высланного ему на помощь. Но робота не
было.
Он ощущал себя человеком, принесенным в жертву, избранником смерти.
Стервятники завершили свою работу. И тихо двинулись через площадь к
нему - небольшие, напоминающие лисиц зверюшки, с крупными крутолобыми
головами, кривоватыми лапами и желтыми, загибающимися внутрь когтями. Они
шевелили золотистыми белками, посматривая на него с интересом, задумчиво,
серьезно. Мордочки их были измазаны густой, пурпурной кровью.
Они приближались. Раулинс заметил длинное узкое рыльце между прутьями
клетки. Ударил. Морда убралась. Но с левой стороны уже другой зверек
протискивался сквозь решетку. А дальше - еще трое.
И неожиданно эти зверюшки начали проникать в клетку отовсюду.
9
Бордман в лагере в зоне "Ф" свил себе уютное гнездышко. Но его
старость как-то сама собой делала это естественным. Он никогда не был
спартанцем, а уж сейчас, предприняв это тяжелое и рискованное путешествие,
он прихватил с собой с Земли все, что только могло доставить ему
удовольствие. Робот за роботом доставляли его имущество с корабля. В
молочно-белой палатке он устроил себе жилище с центральным отоплением,
световой драпировкой, поглощателями тяготения и даже с баром, полным
напитков. Коньяк и другие деликатесы были у него под руками. Он спал на
мягком надувном матраце, покрываясь толстым красным ковром, сотканным из
теплого материала. Он знал, что остальные люди в лагере, хотя и вынуждены
пользоваться гораздо меньшими удобствами, не питают к нему зла. Они
понимали, что Чарльз Бордман должен жить в уюте, где бы он ни находился.
Вошел Гринфилд.
- Мы потеряли еще одного робота, - доложил он. - Значит, во
внутренних стенах их осталось всего три.
Бордман поднес ко рту самозажигающуюся сигару. Затянулся, то
перекидывая ногу на ногу, то снимая ногу с ноги, потом выпустил из ноздрей
дым и улыбнулся.
- Значит, Мюллер вывел из строя и этих тоже?
- Боюсь, что так. Он знает входные трассы лучше нас. И все держит под
контролем.
- Вы выслали хотя бы одного робота путем, которого у нас нет на
картах?
- Даже двух. Оба пропали.
- Хм-м. Надо бы выслать большее число роботов одновременно. Тогда
будет надежда, что хотя бы один не привлечет внимания Мюллера. Парнишка
нервничает в клетке. Измените программу, хорошо? Мозг корабля подберет
нужную диверсионную тактику, если вы его верно запрограммируете. Скажем,
пусть роботов двадцать пойдут одновременно.
- У нас их осталось всего три, - напомнил Гринфилд. Бордман прикусил
сигару.
- Три тут в лагере или вообще?
- Три в лагере. Снаружи лабиринта их еще пять. Они уже начинают
входить.
- Кто такое допустил? Я еще поговорю с Хостином. Надо изготовить
новые по шаблонам. К утру в моем распоряжении должно быть пятьдесят
роботов. Нет, восемьдесят. Нет, какая безнадежная глупость, Гринфилд!
- Именно так.
- Ладно, убирайтесь!
Бордман с раздражением затянулся сигарным дымом. Он набрал диск, и
пододвинулась бутылка коньяка - превосходный, густой, ароматный напиток,
изготовленный отцами-перептикалистами на Денебе-12. Ситуация и в самом
деле была тревожной. Он отхлебнул с полбокала коньяка, на мгновенье
потерял дыхание, потом наполнил бокал заново.
Он знал, что ему грозит потеря перспективы, старейший из всех грехов.
Деликатность этой миссии уже начала несколько раздражать его. Все эти
крохотные шажки, мизерные успехи, утомительное приближение к цели,
осмотрительность... Раулинс в клетке. Раулинс и его угрызения совести.
Мюллер со своим психопатическим мировоззрением. Крохотные зверюшки,
которые обгладывают человеку пятки, а сами только и думают, как бы
добраться до горла. Все эти ловушки, расставленные демонами, и эта
притаившаяся внегалактическая раса существ с огромными глазами, живущая в
удивительном мире излучений, рядом с которыми Чарльз Бордман является
чем-то не более чувствительным, чем растения. Угроза конца всему.
Рассерженный, он погасил сигару о пепельницу и немедленно воззрился с
изумлением на длинный окурок. Столько сигары пропало! Сама она уже не
