странными, а кроме того начался нервный тик. От тика он избавился довольно
легко, а вот глаза такими и остались.
Собственно, в них нет выражения, сказал он себе. Такое впечатление
производят веки. Мои веки набрякли из-за того, что мне так долго пришлось
дышать замкнутым в скафандре. Это пройдет. У меня было несколько трудных
месяцев, но теперь все позади.
Корабль пил энергию от ближайшей из предназначенной для этой цели
звезд. Указатели шевелились в ритме работы подпространственных двигателей,
и Мюллер в своем пластико-металлическом контейнере был выброшен из мира
Гидры на одну из самых коротких трасс. Но несмотря на перемещение в
подпространстве какое-то абсолютное время должно было пройти, пока корабль
как игла пронзал континуум. Мюллер читал, спал, слушал музыку и забавлялся
сексатором, когда в нем возникало такое желание. Он говорил себе, что лицо
его только кажется застывшим, но после возвращения на Землю ему, наверное,
не помешает небольшое преображение. Эта экспедиция оказалась такой, что он
постарел на несколько лет.
Делать ему было нечего. Корабль вышел из под подпространства на
расстоянии ста тысяч километров от Земли. Зажглись контрольные огоньки на
пульте связи. Ближайшая станция космического движения требовала, чтобы он
сообщил свои координаты. Он приказал мозгу корабля передать надлежащие
сведения.
- Выровняйте скорость, мистер Мюллер, - попросил диспетчер движения,
- и мы пришлем к вам пилота, который доставит вас на Землю.
И этим тоже занялся мозг корабля.
Перед глазами Мюллера возник медный шар службы контроля движения.
Достаточно долго он плавал перед ним, пока корабль не догнал его.
- У нас для вас сообщение, переданное с Земли, - сообщил диспетчер. -
Говорит Чарльз Бордман.
- Давайте, - сказал Мюллер. Экран заполнило лицо Бордмана. Лицо
розовое, свежевыбритое. Бордман улыбнулся и протянул руку.
- Дик, - сказал он. - Господи, какая радость, что я тебя вижу!
Мюллер включил осязательный аппарат и сквозь экран пожал запястье
руки.
- Привет, Чарльз. Один шанс из шестидесяти пяти, верно? Ну, так я
возвращаюсь.
- Что мне передать Марте?
- Марте? - Мюллер задумался. Ага, это та голубоволосая девушка...
узенькие бедра и остренькие грудки. - Да, передай ей привет. Скажи, мне
было бы приятно увидеться с ней сразу после посадки. Сексаторы не доводят
до такого безумия.
Бордман фыркнул от смеха, словно услышал шикарную шутку. Потом резко
изменил тон и спросил:
- Хорошо получилось?
- Безрезультатно.
- Но ты наладил контакт?
- Пожил среди гидрян, конечно же. Они меня не убили.
- Но относились враждебно?
- Меня не убили.
- Да но...
- Но я все-таки жив, Чарльз. - Мюллер почувствовал, что снова
начинается нервный тик. - Я не научился их языку. Не знаю, как они меня
восприняли. Казалось, они проявляли интерес. Долгое время они внимательно
присматривались ко мне, но не произнесли ни слова.
- Может, они телепаты?
- Я не знаю, Чарльз.
Бордман какое-то время молчал.
- Что они с тобой сделали, Дик?
- Ничего.
- Не сказал бы.
- Я просто устал от полета, - заявил Мюллер. - Но в хорошей форме,
разве что немножко перенервничал. Я хочу дышать нормальным воздухом, пить
настоящее пиво, и мне было бы приятно оказаться в постели не одному. Тогда
все бы стало великолепно. А позже, может, я и предложу какой-нибудь способ
установления контактов с гидрянами.
- Это настроение отражается на твоем радио, Дик.
- Что?
- Тебя слышно слишком громко, - пояснил Бордман.
- Это вина трансляционной станции. Черт побери, Чарльз, что общего
имеет это с настроением?
- Не спрашивай меня, - ответил Бордман. - Я только пытаюсь понять,
что это ты так раскричался на меня.
- Я не кричу! - крикнул Мюллер. Вскоре после этого разговора с
Бордманом он получил сообщение с контрольной станции, что пилот готов и
ждет разрешения взойти на корабль. Он открыл люк и впустил на борт этого
человека. Пилот оказался молодым блондином с орлиным носом и светлой
кожей.
Снимая шлем он сказал:
- Меня зовут Лес Кристиансен, мистер Мюллер, и я хочу, чтобы вы
знали, что я горжусь и считаю за честь сопровождать первого человека,
который посетил расу чужих существ. Надеюсь, я не нарушу предписаний,
касающихся служебной тайны, если скажу, что мечтаю хоть немного услышать
об этом, пока мы будем спускаться. Если вы не сочтете это за навязчивость,
то я был бы счастлив, если бы вы рассказали хоть о некоторых... необычных
впечатлениях... из вашего.... вашего...
- Пожалуй, я могу рассказать не очень-то много, - вежливо отозвался
Мюллер. - Прежде всего, вы видели запись с гидрянами? Я знаю, что ее
должны были демонстрировать, но...
- Вы позволите мистер Мюллер, если я присяду на минуточку?
- Милости прошу. Вы их видели... это высокие худые создания с
плечами...
- Мне как-то не по себе, - сказал Кристиансен. - Не могу понять, что
это со мной. - Его лицо пошло красными пятнами, капельки пота заблестели
на лбу. - Наверное я расхворался...
Он упал в кресло и скорчился, закрыв голову руками. Мюллер беспомощно
огляделся. Потом вытянул руку и взял пилота за локоть, чтобы довести до
медицинского кабинета. Кристиансен дернулся, словно к нему прикоснулись
раскаленным железом. При этом он потерял равновесие и свалился на пол
кабины. И стал отползать как можно дальше от Мюллера.
Сдавленным голосом он спросил:
- Куда мне?
- Вон в те двери.
Он поспешил в туалет и закрылся. Мюллер, к своему удивлению, услышал,
как того вытошнило, и потом он долго откашливался. Мюллер хотел уже
сообщить на станцию контроля, что пилот захворал, но дверь приоткрылась, и
Кристиансен пробормотал:
- Вы не могли бы подать мне мой шлем?
Мюллер протянул ему шлем.
- Мне очень жаль, что на вас это отразилось таким образом. Надеюсь, я
не приволок с собой какую-нибудь заразу.
- Я не болен. Я просто чувствую себя паршиво. - Кристиансен надел
шлем. - Не понимаю. Но охотнее всего я сжался бы в комочек и поплакал.
Прошу вас, выпустите меня, мистер Мюллер! Мне так страшно...
Он выскочил из корабля. Мюллер смотрел, как он несется к недалекой
станции.
Потом включил радио.
- Пока что не присылайте другого пилота, - сказал он диспетчеру. -
Кристиансен как только снял шлем, сразу заболел. Может, я чем-нибудь
заразил его. Это надо проверить.
Диспетчер согласился. Он попросил, чтобы Мюллер прошел в медицинский
кабинет, настроил диагност и переслал данные. Потом на экране Мюллера
появилось важное темно-шоколадное лицо врача станции контроля движения.
- Это очень странно, мистер Мюллер, - сообщил он.
- Что именно?
- Данные вашего диагноста проанализировал наш компьютер. Нет никаких
необычных симптомов. Я подверг поверке Кристиансена и тоже ничего не
понимаю. Он говорит, что чувствует себя уже хорошо. Он мне сказал, что в
ту минуту, как увидел вас, его схватила сильная депрессия, которая
немедленно перешла во что-то вроде метаболического паралича. Это значит,
что эта тоска полностью лишила его сил.
- И часто с ним бывают такие приступы?
- Никогда, - ответил доктор. - Я хотел бы в этом разобраться. Я могу
сейчас посетить вас?
Доктор не скулил и не жаловался. Но надолго не задержался, и когда
отлетел от корабля Мюллера, лицо его было мокрым от слез. Он был не менее
растерян, чем Мюллер. Двадцать минут спустя появился новый пилот. Он не
снимал шлема, скафандра и немедленно начал программировать корабль на
приземление. Он сидел за пультом выпрямившись, повернувшись к Мюллеру
спиной, и не произнес ни слова, словно Мюллера вообще не было. С
окаменевшим лицом и плотно сжатыми губами он слегка качнул головой в знак
прощания и выскочил из корабля. Наверное, я страшно мерзко пахну, подумал
Мюллер, если он смог почувствовать этот запах даже сквозь скафандр.
Посадка прошла нормально.
В межпланетном порту Мюллер быстро прошел через Иммиграционную
камеру, исследованный компьютерной системой уже сотни раз. Рассеялось
опасение, что диагност обнаружит в нем какое-либо заболевание. Он прошел
сквозь нутро этой машины, и когда он, наконец, вынырнул из нее, то звонки
не зазвенели, табло не заполыхало. Пропущен. Он поболтал с роботом в Бюро
направлений. Бумаги его были в порядке. Щель в стене разошлась до размеров
двери. Он уже мог выйти и в первый раз с момента посадки встретиться с
другими людьми.
Бордман прилетел с Мартой, чтобы приветствовать его. В толстом сари
он производил весьма солидное впечатление, пальцы его украшали множество
перстней. Марта красовалась коротко остриженными волосами темно-зеленого
цвета, подсеребренными глазами и была похожа на искрящуюся статуэтку.
Мюллеру, который помнил ее голой и мокрой, выходящей из хрустального
озера, эти перемены не понравились. Он прикинул, в его ли честь она так
нарядилась - ведь это Бордман любил, чтобы у женщины была эффектная
внешность. Скорее всего эти двое были вместе, пока он отсутствовал.
Бордман взял Мюллера за запястье, но рукопожатие через пару минут
ослабло.
- Как мне приятно вновь видеть тебя, Дик, - произнес он без
уверенности в голосе и отступил на пару шагов.
Марта вошла между ними и прижалась к Мюллеру. Он обнял ее. Ее глаза,
когда он в них заглянул, были полны блеска, и его ошеломили отражающиеся в
ее зрачках образы. Ее ноздри раздулись. Он почувствовал, как напряглись
мышцы под кожей. Она попыталась освободиться.
- Дик, - шепнула она, - я молилась о тебе каждую ночь. Ты даже
представить не можешь, как я тосковала.
Она вырывалась все решительнее. Он притянул ее к себе. Ее ноздри
раздулись, ноги задрожали, и он испугался, что она упадет.
Она отвернула голову.
- Дик, мне так страшно... От этой радости, что я тебя вижу, все
перепуталось. Отпусти меня, мне нехорошо.
- Да, конечно же. - Он отпустил ее.
Бордман нервно стирал пот с лица и проглотил какое-то успокаивающее
лекарство. Мюллер никогда раньше не видел его в таком состоянии.
- Ну, а что если мне бросить вас обоих, а? - предложил Бордман. - Эта
погода что-то нехорошо на меня подействовала.
И он убежал. Теперь только Мюллер почувствовал, как его охватывает
паника.
- Куда нам ехать? - спросил он.
- Транспортные коконы рядом с залом. Снимем номер в портовой
гостинице. Где твой багаж?
- Еще на корабле, - ответил Мюллер. - Можем подождать.
Марта прикусила уголок нижней губы. Он взял ее под руку. Ну, мысленно
подгонял он Марту, скажи мне, что ты плохо себя чувствуешь.
- Зачем ты остригла волосы? - спросил он.
- Разве я не нравлюсь тебе с короткими волосами?
- Не особенно. - Они сели к кокон. - Они были длинными и очень
голубыми, как море в ветреный день.
- Я старалась выглядеть красивой для тебя.
- Зачем ты закусываешь губу?
- Что?
- Ничего. Мы приехали. Номер уже зарегистрирован?
- Да, на твое имя.
Они вышли. Они спустились этажей на пятьдесят, чуть ли не на самый
последний. Трудно было выбрать лучше, подумал Мюллер. Они вступили в
отведенную им спальню. Свет был притушен. Мюллер вспомнил, как вынужден
был довольствоваться сексаторами, и почувствовал тяжесть в низу живота.
Марта обогнула его и скрылась в соседней комнате. Он разделся.
Она вернулась обнаженной. Нарочитой косметики уже не было, а волосы
вновь стали голубыми.
- Так ты выглядишь намного лучше. У гидрян то ли пять полов, то ли ни
одного. Я так точно и не понял. Однако мне кажется, что как бы они не этим
