фотографическую карточку Воронцова.
- Он? - спросил Бокий, не смея верить в удачу.
- Он, - сразу же ответили ему, - только он сейчас с усами и старше.
Пожамчи вызвали в Наркомвнешторг и попросили быть готовым к
послезавтрашнему дню.
- Вы едете в Ревель, а оттуда в Лондон, - сказал ему комиссар,
которого раньше он не видел.
Комиссаром этим был Будников. Он рассчитал, что Пожамчи после такой
беседы должен будет достать свои бриллианты из тайника - дома ли, за
городом ли, неважно. Главное, получить улики и не дать уйти драгоценностям
за кордон. Разговаривая с Пожамчи, Будников цепко приглядывался: ему было
важно запомнить манеру гохрановского ювелира вести себя на свободе - это
поможет верно выстроить схему допросов после его ареста.
- Что вы думаете по поводу фирмы <Джекобс и братья>, Николай
Макарович?
- Солидная фирма, - ответил Пожамчи, - оборотный капитал у них
числится в миллионах фунтов, в десятках миллионов. Есть там у них особо
деловой человек, мистер Карф.
- Он что, владелец фирмы?
- Нет. Он главный оценщик, - Пожамчи улыбнулся, - вроде как
английский Пожамчи. Его слово о цене - закон для мира.
- Вы с Карфом знакомы? - спросил Будников.
- В двенадцатом году я у него был, мы тогда сделку заключили для
вдовствующей императрицы, хорошую заключили сделку, но тогда ведь не
торговались - сколько он запросил, столько и выложили. Деньги-то
несчитанные были, кто тогда считал народные деньги?
- Вы сможете увидаться с Карфом? Он вас запомнил?
- Так ведь нас тоже наперечет, ювелиров-то российских.
- А Маршан?
- Этот лис - самый мощный ювелир в мире, что ни говори... Он с нами
подружится - все ювелиры подружатся, а отвернется - никто с нами говорить
не станет, бойкот устроят...
- От Маршана, значит, зависит многое в реализации драгоценностей?
- От Маршана зависит все...
Отвечал Пожамчи сразу же, почти не думая, словно отличный ученик,
привыкший изумлять педагога своими знаниями, памятью и смекалкой.
<Поглядим, как ты будешь говорить у нас, - думал Будников. - Видимо, надо
первый допрос поручить другому, а самому послушать за стенкой: можно будет
отметить <контрапункты> лжи. Это я хорошо придумал, - похвалил он себя, -
что решил с ним на свободе познакомиться>.
<После работы Пожамчи, взяв извозчика, поехал домой, а потом
отправился на вокзал, откуда последовал на ж.-д. станцию Клязьма, там
он пошел в дом №7 по Солнечной улице. Как выяснилось, именно там он
снимал комнату с верандой на втором этаже на осенне-летний период у
дачевладельца Усова Г. Е. Никаких других вещей, кроме портфеля, с
коим Пожамчи приехал, оттуда не выносил. Проходя мимо пруда, Пожамчи
бросил туда предмет, который похож на монету пятикопеечного
достоинства. Вернулся Пожамчи домой и больше никуда не выходил и в
контакты с посторонними лицами не вступал.
Усольцев>.
- Ну, этого можно брать, - сказал Будников. - Когда сядет в поезд,
тогда и возьмем.
Кропотову и поляку Кочару дали спокойно разойтись после того, как они
обменялись портфелями, посидев перед этим на лавочке в сквере девять
минут. Поскольку польский дипломат содержание кропотовского портфеля не
просматривал, а старик не пересчитывал доллары, которые наверняка
находились в портфеле, полученном им от Кочара, оперативная группа ВЧК
сделала вывод, что обменивались они <товаром> отнюдь не в первый раз. На
поляке цепочка замыкалась: дипломат мог увезти золото со своим багажом, не
подлежавшим таможенному досмотру. Поэтому было решено разыграть
<спектакль>, заранее на этот случай отрепетированный. Поляку <подставился>
извозчик, который и был задержан вместе с пассажиром патрулем санитарной
службы. В карантине при Балтийской железной дороге Кочару, который,
естественно, документов с собой не имел, было заявлено, что он, извозчик и
все пассажиры, нанимавшие этого извозчика, должны провести в карантине
неделю - была зарегистрирована вспышка холеры (об этом, кстати, было
сообщение в газете - от этого чекисты и пошли в решении операции). Чекисты
также предполагали, что поляк от портфеля постарается, во избежание
скандала, отказаться: объяснить, откуда у него столько золота, - дело
сложное,в советских условиях невозможное.
Вышло так, как и предполагали чекисты. Кочару было разрешено
позвонить в посольство, ему выделили отдельную палату и сказали, что
карантин будет продолжаться шесть дней. От портфеля, предъявленного для
опознания, он категорически отказался, сказав, что вышел из посольства для
прогулки и никакого портфеля с собой не брал. Говорил он это с легкой
улыбкой, видимо понял, что карантин - игра и выгоднее всего, по условиям
предложенной игры, не проявлять ни беспокойства, ни заинтересованности. В
Кропотове поляк был уверен, да и потом, признайся тот в валютных
операциях, доказательств нет: никто ему портфеля с золотом не навязывал,
акт о сданных в дезинфекцию вещах он не подписал, так что с точки зрения
закона не может быть никаких претензий.
Кропотова трогать не стали: было принято решение взять его лишь в том
случае, если к нему позвонят из посольства, но звонка оттуда не
последовало - вероятно, поляк покупал драгоценности лично для себя.
Бокий решил повременить, пока не возьмут старика с поличным: важно
было уточнить, кто из троих придет - Газарян, Пожамчи или Шелехес. Пока
все выстраивалось отменно - кроме посылки, которая исчезла из поля зрения
чекистов в Кремле.
...Билеты на поезд Воронцов купил загодя. Налет на Гохран был
рассчитан по минутам. Когда Крутов собрал своих людей, Воронцов разложил
большой лист ватмана с планом и начал, как заученное:
- В одиннадцать выезжаем к Гохрану. Да, да, - сказал он, перехватив
взгляд двух налетчиков, - будем брать Гохран. Ключ у меня, поэтому войдем
мы спокойно - сторожа обычно сидят в комнатенке и пьют чай. С нашими
извозчиками останется Анна Викторовна. У нее есть бомбы, она сможет
отбиться в случае неожиданности, которой, по моим расчетам, быть не
должно. Вы, - Воронцов кивнул головой на двух налетчиков, - вяжете
сторожей. На лица наденьте чулки, это лучше любых масок: чулок меняет лицо
до неузнаваемости. Без ножей и пиф-паф, все должно быть тихо.
- Он говорит, чтоб без мокрухи, - пояснила Анна Викторовна.
Налетчики молча кивнули головой.
- Без мокрухи, - отчего-то улыбнулся Воронцов. - Верно добавила моя
помощница. Олежек идет со мной и Крутовым к сейфу. Всю операцию надо
провести за пятнадцать минут.
- Не успею, - зевнул Олежек.
- Успеешь, - улыбнулся Воронцов.
- А куда спешку пороть? Вошли - чего бояться? Можно без спешки. И не
один можно взять сейф, а пять.
- Ты один возьми, - сказал Воронцов. - Там в каждом сейфе килограмм
по сто лежит. Если все увезем - чекисты озвереют, а так кража и есть
кража. Даже в Париже случается, а там порядок не то, что здесь - бордель.
- А вы сами-то русский? - спросил один из налетчиков. - Если вы не
советский, мы на дело не пойдем.
- Наш он, - успокоила Анна Викторовна. - Патриот. Русь любит. Разве
мы с плохими людьми сведем?
Провожая налетчиков к калитке, Крутов чуть задержал их и быстро
шепнул:
- После дела его и бабу - шилом в сердце, чтоб без писка; дуем на
малину, там и разделимся по-христиански, без обману. Все! Мне задерживаться
нельзя, он за каждой минуточкой следит.
<А. О. Альскому
т. Альский! Обращаю Ваше внимание на этот доклад, представленный
мне специально уполномоченным мной по соглашению с тов. Дзержинским
товарищем из ВЧК. Я назначил обследование, вызвавшее этот доклад,
после сообщения, полученного мною от надежнейших коммунистов, насчет
того, что в Гохране неладно.
Сообщение т. Бокия вполне подтверждает это.
Обращаю Ваше самое серьезное внимание на это.
Вы в первую голову, затем весь состав членов коллегии НКФина, и
т. Баша специально, должны уделить Гохрану вдесятеро больше работы.
Если в кратчайший срок дело в Гохране не будет переорганизовано так,
чтобы вполне исключить возможность хищений, а вместе с тем ускорить
всю работу и увеличить ее размеры, то замнарком и все члены коллегии
НКФина будут привлечены не только к партийной, но и к уголовной
ответственности.
От промедления с работой Гохрана (зимой работать труднее, до
зимы надо м н о г о сделать), от хищений в нем Республика несет
г и г а н т с к и е потери, ибо именно теперь, в трудные дни, нам
нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с
заграницей.
Необходимо:
1) организовать правильные и частые совещания с Бокием для
быстрейшей реорганизации Гохрана;
2) охрану и надзор довести до совершенства (особые загородки;
деревянные загородки; шкафы или загородки для переодевания; внезапные
обыски; системы двойных и тройных внезапных проверок по всем правилам
уголовнорозыскного искусства и т. д. и т. п.);
3) привлечь,в случае надобности, десятки и сотни ответственных и
безусловно честных коммунистов Москвы для участия (скажем, 1 раз в
месяц или в 2 месяца) в внезапных, дневных и ночных, ревизиях.
Инструкция и работающим и ревизорам должна быть архидетальна;
4) все без изъятия члены коллегии НК.Ф обязаны не менее 1 раза в
месяц внезапно, днем и ночью, лично производить ревизию Гохрана на
месте работы и везде, где могут быть хищения. Замнарком обязан вести
лично секретный журнал этих ревизий.
Ввиду секретного характера этой бумаги, прошу Вас вернуть
немедленно мне ее, с тем, чтобы здесь же расписались лично все члены
коллегии НКФ.
Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)>.
Воронцов ехал вместе с Анной Викторовной. На козлах был Леня-кривой.
На второй пролетке сидели Крутов с Олежкой и трое налетчиков - их имен
Воронцов не запомнил.
- Замерзла? - спросил Воронцов, чувствуя, как ее била дрожь.
- Волнуюсь: меня еще не брали на такую работу.
- Я тоже впервые выступаю в роли налетчика.
- Вы на санках кататься любили?
- Наверное. Не помню.
- Меня няня катала на санях до весны: я и сейчас помню, как полозья
по булыжникам скрипели. Снег сойдет, а я все равно прошу на санках меня
везти...
- Наверное, очень противно полозья скрипели, у меня даже мурашки по
коже прошли, как представил.
- Няня пойдет на базар, а я сижу в санках у входа - лошади
подъезжают, грязь, а я уставлюсь на маленький островок снега и смотрю -
глаз не могу оторвать. Снег интересно проседал:, вроде как человек,
который сдерживается, чтоб не засмеяться; напрягается весь, а потом осядет
плечами и захохочет... Снег весной - так же... Корочка льда чудом
держится, под ней уж коричневый ручей протекает, а она все крепится, а
после просядет, и потечет по ней ручеек, и снег станет грязным, а потом
исчезнет. Ничто так безнадежно не исчезает, как снег весной...
- Это уже Островский подметил, - сказал Воронцов и, достав пачку
<Иры>, закурил на ветру - ловко и быстро.
- Это - первая ваша жестокость ко мне...
- Я не хотел вас обидеть. Меня всегда поражала разница в дружбе
мужчин с мужчинами и женщинами...
- Мужчина не может дружить с женщиной.
- Почему?
