драгоценности по их ценам; они ситуации в нашем деле не знают. Нас же
здесь всего двое: Пожамчи и я. Срывайте их торговые операции:
единственно это сможет вывести нас на прямые контакты с вами. В
случае, если большевики, поняв невозможность реализации бриллиантов,
выпустят нас в Ригу или Ревель, мы привезем с собой достаточное
количество товара. Иного пути в наст. время не вижу>.
** <Л ю б я щ и й д я д я> - псевдоним главного оценщика
бриллиантов Гохрана РСФСР Шелехеса Якова Савельевича.
<25. 67. 41. 5982. 6. 3519. 4. 69. 416. 5. 8893. 14. 9. 6421>*.
_______________
* <Чичерину, Крестинскому. Переговоры с представителями торговых
фирм Шомэ, Маршан и Тарлин окончились провалом. Предлагают мизерные
суммы за бриллианты, сапфиры и изумруд. Ганецкий (Ганецкий - посол
РСФСР в Риге).
<Я, агент Угро Можайского уезда Московской губернии Волобуев
Р.Р., составил настоящий акт на задержание гр. Белова Григория
Сергеевича. Обстоятельства задержания: гр. Белов Г.С. прибыл на
поезде из Москвы и стал приискивать себе извозчика, чтобы ехать в
деревню Воздвиженку. Все извозчики были уже разобраны трудящимися,
однако Белов, находясь в состоянии некоторого опьянения, достал из
портфеля золотые часы луковицей системы <бр. Буре> и предложил
извозчику Кузоргину Африкану Абрамовичу ихнюю крышку чистого золота,
если он скинет своих ездоков и доставит его, гр. Белова, в деревню.
На основании этого гр. Белов был мною задержан и доставлен в
отделение ж.-д. милиции>.
- Подпишитесь, - предложил Волобуев, - вот тут, в уголку.
- Не в уголку, а в уголке, - поправил его Белов, - представитель
власти должен грамотно выражаться. А подписывать я вам ничего не стану.
- Это как же так?
- А вот так.
- Если с чем не согласный вы - так измените, мы еще раз перепишем, а
подписать положено, у нас все подписуются, когда мы забираем.
- На каком основании вы меня забрали?
- А зачем часы портить? Так часы бандюги суют, у которых законных
денег нет, а только краденое народное барахло трудящих!
- Я - ответственный работник, ясно? Лучше вы сейчас меня отпустите -
тихо и по-хорошему, иначе я через Москву большие вам неприятности
устрою...
- У меня на испуг нерв крученый! Пугать не надо...
Дверь милиции растворилась, и в маленькую, насквозь прокуренную
комнату милиционер ввел двух женщин-нищенок с грудными детьми. Мальчишка и
девчонка лет пяти держались за юбки женщин. А паренек лет десяти юрко
вырывался из милиционерской сухой крестьянской руки и грязно, с вывертом
матерился.
- Ну чего? - спросил Волобуев. - Что случилось, Лапшин?
- С Поволжья оне, а мальчишка по карманам шарит...
- Сади их в камеру, там разберемся...
- Ах, гадюка, гадюка, - горько сказала одна из женщин, черная,
простоволосая, - сам небось хлеб жрешь, а у меня в цицке молока нет, вон
дитя угасает... А Христа ради тряпки подают - у самих хлеба нет, а за
тряпку кто ж денег ноне даст? Вот Николашка и шарит за бумажками-то,
братьев своих да сестер спасаючи.
- Пусти мальчонку, Лапшин...
- Так кусается он, товарищ Волобуев...
- Значит, жить будет, - хмуро усмехнулся Волобуев, - раз зубы не
шатаются.
Он выдвинул ящик стола, достал черствый ломоть хлеба, отломил
половину и протянул мальчишке:
- На.
Тот взял хлеб и, разделив его в свою очередь пополам, протянул
женщинам.
Волобуев засопел и отдал парню тот кусок, что решил было сохранить
для себя...
- Идите, - сказал он. - Пусти их, Лапшин...
Когда женщины ушли, Белов сказал:
- Жулика отпускаете, а честного человека... Мужик и есть мужик, хотя
ив форме...
Волобуев тяжело посмотрел на румяное, юное, безусое еще лицо этого
красивого, по-старорежимному одетого юноши заскреб ногтями по кобуре,
вытащил наган и взвел курок. Он бы пристрелил этого сытого, розовенького
Белова, но тот закричал так страшно и пронзительно, что Волобуев враз
отрезвел и пелена спала с глаз, только челюсть занемела и руки ходили как
в пляске.
- Все скажу! - кричал Белов. - Не стреляйте! Здесь они! В портфеле!
Тут! Не стреляйте, дяденька!
Волобуев долго сидел, закрыв глаза, потом спрятал наган в кобуру,
подошел к Белову, взял у него из рук портфель и, открыв замки, высыпал
содержимое на стол. Выросла горка золота: три портсигара, двенадцать штук
часов, пятнадцать колец с бриллиантами, четыре десятирублевые царские
монеты.
Волобуев долго сидел возле этой горки золота и медленно трогал каждый
предмет руками... Потом - неожиданно для себя самого - уронил голову на
это тусклое, холодное золото и завыл - на одной ноте, страшно, по-бабьи...
- Хочешь - все забери, только меня - христом-богом молю - выпусти, -
услышал он у себя за спиной голос Белова. - Бери, никто и не узнает, я,
как могила, немой, я слова не пророню, дяденька...
Волобуев вытер слезы, высморкался в тряпочку и сказал:
- За слабость простите, а предложение взятки, конечно, в особый
протокол выделим, и карманы валяйте навыворот - все, что есть, ложите на
стол.
В карманах у Белова оказалось сто пятьдесят тысяч рублей,
удостоверение работника Гохрана РСФСР и письмо без адреса следующего
содержания:
<Гриша, я вынужден написать тебе это письмо, потому что от личных
встреч ты постоянно уклоняешься, а это мне горько - и по-человечески и
по-дружески (прости меня, но я по-прежнему считаю тебя другом, а не
случайным сожителем по комнате).
Когда мы встретились с тобой, помнишь, ты ж был одним из лучших
людей, каких я только знал, - ты последнюю рубаху мог отдать другу.
А что ж стало с тобой сейчас, Григорий? Неужели власть золота и
жемчугов для тебя важнее великой власти мужской дружбы? Если так - изволь
передать мне третью часть из того, что получаешь у себя в Гохране. В
случае, если ты откажешься выполнить эту просьбу, я донесу властям о твоей
деятельности на службе - не открытой, за которую ты получаешь деньги от
правительства нашей трудовой республики, а тайной, которая наносит ущерб
несчастным голодающим пролетариям. Следовательно, если к завтрашнему дню,
к утру, ты не придешь на нашу квартиру и не выделишь мне драгоценностей на
сумму в 1 (один) миллион рублей, то я сразу же сделаю заявление в ВЧК.
Твой бывший друг, а ныне знакомый Кузьма Туманов>.
- Где Туманов проживает? - спросил Волобуев.
- На Палихе.
- Палиха - это что такое?
- Улица, это в Москве.
- Значит, надо говорить, улица такая-то, дом такой-то.
- Дом двенадцать, квартира шесть <а>.
- Это как так шесть <а>? Пять - есть пять, шесть - будет шесть, а
если семь - так и надо говорить.
- Быдло проклятое! - закричал Белов. - За что ж ты мне попался в
жизни?! Темень перекатная! Не буду я тебе ничего говорить! Не стану,
понял! Не стану! - И тут Белов бросился на агента угро, но бросился он
неумело, парнишка был изнеженный, поэтому Волобуев легко толкнул его
кулаком в плечо, Белов упал и начал биться головой о грязный заплеванный
пол.
- Не допрос у нас с тобой, - заметил Волобуев, отходя к двери, - а
взаимная истерика. Только если когда я вою - так я по голодающим вою, а ты
звереешь по своим часам да монетам, сука поганая.
Он распахнул дверь и закричал:
- Лапшин! Эй, кто-нибудь там, Лапшина найдите, пущай он понятых
пригласит и сюда топает, тут у меня буржуй пол слюнявит и пятками зад
молотит.
В тот же день МЧК забрала Белова к себе. Находился он в состоянии
прострации, вопросы понимал плохо. Вызванный доктор констатировал сильный
нервный шок и дал задержанному успокаивающее лекарство, предписав на
допросы его в течение ближайших пяти дней не водить.
Председатель МЧК Мессинг* наложил резолюцию: <Нач. тюрьмы. Просьба
выполнить предписания врача>.
_______________
* Расстрелян как <враг народа> в 1937 году.
Все поиски Туманова ни к чему не приводили: он исчез, как в воду
канул. Оперативная группа МЧК выезжала в деревню Аверкино, где жил отец
Белова - Сергей Мокеевич. Раньше он имел три трактира, но все они были
конфискованы новой властью в девятнадцатом году. Обыск в доме старика
Белова ничего не дал.
Через неделю доктор увидел в заключенном резкую перемену. Тот жадно
заглядывал в его глаза и шепотом спрашивал:
- Доктор, а если я чистосердечно - не постреляют?
- Я, голубчик, врач и тонкостей этих, право, не знаю... Нуте-ка,
ножку на ножку...
- Да, господи, при чем здесь ножка? Я на следующую ночь, как вы
уехали, проснулся - весь в поту. Все глаза боялся открыть - думал, вот бы
сон это был, вот бы сон... Лежал так, лежал, а потом один глаз открыл - а
тут потолок серый и лампочка в решетке. И так я плакал, доктор, всю ночь
плакал. А и плакать сладостно: сколько мне еще раз в жизни плакать? И боль
чувствовать в руке, словно током пронзило - отлежал на нарах, - все равно
приятно... И в парашу пописать - тоже сладостно так, нежно...
- А раньше о чем думали? - спросил доктор. - Когда начинали все это?
- Вы, пьяный, о чем думаете?
- Я уж, милейший, забыл, когда пьяным был...
- А я пьяный - дурной. За девицу черт знает что могу натворить. Меня,
когда пьян, кураж разбирает. Наутро совещусь в зеркало смотреть - плюнул
бы в рожу-то, а хмельной сам себе так нравлюсь, сильный я тогда, весь в
презрении, а девицам это очень загадочно.
- Вы как в смысле секса?
- Секс - это половой акт?
- Почти, - доктор не смог сдержать улыбки.
- Могу, только если пьяный. Когда трезвый, я с девицами цепенею и
слова не могу сказать, не то что секс.
- В роду у вас больных падучей не было?
- Не псих я, доктор, не псих... Я все отчетливо понимаю, что вокруг
происходит, где я сижу и что может быть...
Доктор выписал новую порцию успокаивающих средств, хотя в беседе с
начальником тюрьмы высказал предположение, что арестованный вполне
вменяем.
Той же ночью Белов написал письмо Дзержинскому с просьбой вызвать его
на допрос. Когда ему в допросе отказали, он объявил голодовку. От молодого
парня этого не ожидали. В тюрьму приехал председатель МЧК Мессинг.
- Какие у вас претензии? - спросил он Белова. - Почему голодовка?
- Потому что меня не допрашивают.
- Вы не в том состоянии, чтобы вас допрашивать.
- Мне каждый день в неведении - как смерть... Я на себя руки наложу!
- В отношении наложить на себя руки - мы этого постараемся не
допустить. - Мессинг полуобернулся к начальнику тюрьмы и попросил: - Если
будет замечен в подобного рода фокусах, посадите в карцер.
- Ясно, товарищ Мессинг.
- Что еще имеете заявить, Белов?
- А вы мне что имеете заявить?
- Не паясничайте!
- Я не паясничаю. Каждый человек имеет свою манеру обращения... Я
хочу знать, что меня ждет, если я принесу покаяние?
- Чистосердечное покаяние приносят, когда человек без этого не может,
если он себя хочет очистить... А если он торгуется - <вы мне за покаяние
булку>, - тут у нас разговора не будет...
- Я не булку прошу, а жизнь...
- Пока ставите условия - разговора у нас не получится. И с голодовкой
- прекратите, несерьезно это. Потерпите дня два, а потом заскулите. Не
выдержать вам - кишка тонка, да и за ваши принципы не голодают...
- Почему вы так жестоко со мной говорите?
- Скажите спасибо, что я с вами говорю, Белов. Мне очень хочется вас
