обеспечить себе возможность для творчества.
- Творчества?
- Я поэт.
- Где вы публиковались?
- Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас - опубликоваться?
- А разве трудно?
- Еще как... Без связей попросту невозможно... Или если не поддержит
какой-нибудь меценат... А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых
покровителей?
- Пожалуйста, взгляните на это фото.
- Это я. Знаете, самое выгодное дело - наняться в какую-нибудь
съемочную группу... Они неплохо платят, и потом, это временно... Люс
снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников.
- В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша
должность?
- Точного названия нет... Говорят: <Работает в окружении>. В тот
день, когда я снят...
- Какой это был день?
- Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел...
По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого
или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну
вот... Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на
пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в
кружок...
- Кто вас просил об этом?
- Не помню.
- Люс просил?
- Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут
камеру. Чтобы все было естественно...
- А кто вам сказал, что там Кочев?
- Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он
красный...
- Почему вы считаете его шпионом?
- Потому что он предлагал мне деньги на издание книги...
- Когда?
- Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили... Я читал стихи, а
красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию.
- Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали...
- А я не ему читал... Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я
только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн...
Море идиотизма
Пополняется ручьями глупости.
Но ведь ручьи рождены снегом,
Который тает?
Возможно ли из белизны рожденье грязи?
Где логика и в чем секрет проблемы?
А может быть, бессилье чистоты
Обречено на превращенье в ужас?
А сила, пусть в крови, в истоме стали,
В конце концов останется булатом
С отливом синевы?
Загнать моря в ручьи.
Ручьи вернуть снегам.
Снег пусть окован льдом.
А я пусть стану тем,
Кто властен над природой.
Закон мой прост, но чист,
Он требует любви,
Свободы, силы.
Он требует меня - для вас!
Эй, ждите!
Я иду!
- Где-то перекликается с Энцесбергером...
- С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных
позициях! Он же за волосатых!
- Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант... Ну и что дальше?
- Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я
сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я,
наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так.
Он спросил: <Почему вы не публикуетесь, Иоганн?> А я ответил, что он
столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился... А
когда мы в центре разошлись, он предложил мне вечером повстречаться, он
сказал, что хочет послушать мои стихи... Он сказал, что вечером пойдет в
<Ам Кругдорф>> это такой маленький ресторанчик возле университета, и что
мы можем перед этим с ним увидеться... Вот...
- Дальше?
- Мы с ним увиделись, а он говорит, что если мне нужны деньги на
издание стихов, то он может мне помочь. <Или, - говорит, - давайте мне
ваши стихи, Иоганн, я их покажу у нас дома, мы их напечатаем...> А я
сказал, что, конечно, лучше мне одолжить деньги на издание книги... Он
спросил - сколько, а я сказал, что я толком не знаю, сколько стоит издание
поэтического сборника в маленькой типографии. Он спросил: <Тысяча марок
устроит?> Ого, еще бы не устроила! А как мне их вернуть? Что, если я не
продам книг на тысячу марок? Наши сволочи разве читают поэзию? Они только
смотрят грязные фильмы из Штатов, где барахтаются в постели или стреляют
ковбои... Спросите наших, кто читал Гете? Из тысячи один. А если и читали,
то этого ядовитого Гейне... А он такой же немецкий поэт, как я -
французский.
- Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт.
- А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но
он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве
Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не
виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор.
- В этом с вами трудно не согласиться...
- Кочев, кстати, не согласился... Но неважно. Он, - продолжал Шевц, -
сказал: <Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете
вернуть... Но мне, - продолжал он, - как ученому-социологу, хотелось бы
попросить вас о любезности... Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с
молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас
и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао...> Я сразу смекнул, в чем
дело... Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то
подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но
потом я сказал себе: <Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить
себя в самом начале...> И я ответил ему: <Идите прочь! Ищите себе агентов
в республиканском клубе!> Он засуетился, стал говорить, что я его не так
понял, а я повернулся и ушел...
- И больше с ним не встречались?
- Нет.
- Где вы с ним увиделись?
- Возле остановки метро.
- Какая станция?
- Онкл Томс Хютте...
- В какое время?..
- Часов в одиннадцать...
- Он стоял в метро или был наверху?
- Там же все наверху!
- Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции
Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов?
- В центре? Нет... По-моему, нет... Да нет же, конечно, возле
метро...
- Почему вы не сказали об этом раньше?
- Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело - самому быть
честным...
- Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас?
- Конечно. А как же иначе можно это расценить?
- Иначе? Можно и иначе... Представьте, что его друзья собираются к
нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые
интеллектуалы...
- А деньги мне зачем предлагать? Они же приезжают сюда с пустыми
карманами.
- Кто?
- Коммунисты.
- Откуда вам это известно?
- Это всем известно.
- Лично мне это неизвестно. От кого вы узнали, что коммунисты
приезжают к нам с пустыми карманами?
- Да все так говорят... И, кроме того, я читал об этом...
- Где? В какой книге?
- У этого... Ну, как его... У Флеминга...
- В какой книге?
- Я не помню. В какой-то из его книг...
- Вы это утверждаете?
- Что?
- То, что именно в одной из книг Флеминга вы читали, что коммунисты
приезжают за границу с пустыми карманами?
- Да.
- Вы настаиваете на этом утверждении?
- Я не понимаю, какое это имеет отношение...
- Большого значения это не имеет, но в книгах Флеминга утверждается
как раз противное - что все коммунисты приезжают на Запад с огромными
деньгами, потому что они работают на КГБ...
- Откуда же я мог узнать про это? Ума не приложу...
- Об этом известно нашей разведслужбе, контрразведке, но это не суть
важно сейчас... Сколько времени продолжался ваш разговор с Кочевым?
- Минут двадцать. А что?
- Ничего. Всегда, когда получаешь интересные показания, интересуешься
подробностями. Итак, вы проговорили полчаса?
- Да. Минут двадцать - полчаса...
- Какие вы стихи ему читали?
- Где?
- Ну, когда увиделись вечером... Он же пригласил вас, чтобы вы
почитали ему стихи...
- Я ему прочел поэму <Цветы, растущие в землю>.
- А еще что вы ему читали?
- Несколько стихов из последнего цикла...
- Во что он был одет?
- Он? Как во что?
- Он был в пиджаке или нет? Если в рубашке, то какого цвета?..
- Вот этого я не помню.
- Не может быть, господин Шевц, не может быть. Всему верил, а этому
поверить не могу... Поэт, который не помнит такой пустяковой
подробности... Давайте я буду вам помогать... На нем был черный костюм?
- Не-ет... Тогда ведь было жарко...
- Он был без пиджака, в белой рубашке?
- Нет... Кажется, в какой-то цветной...
- Сейчас, минуту... - Берг отошел к сейфу, достал показания Урсулы и
прочитал то место, где она описывала, во что был одет Кочев: <Легкий серый
костюм, который переливается на солнце, и в белой рубашке с дырочками>.
- Но пиджак на нем был?
- Нет. Нет, он был без пиджака, в цветной рубашке...
- Вы готовы подтвердить это под присягой?
- Я лучше скажу, что я не помню, во что он был одет.
- Хорошо. Откуда он доставал деньги?
- Деньги? Из заднего кармана брюк.
- А брюки какого цвета?
- Не помню. Кажется, темные... Ночью все кажется темным...
- А сколько стихов из вашего последнего цикла вы прочитали Кочеву?
- Там всего восемь стихов.
- Сколько это страниц?
- Двенадцать...
- Как, по-вашему, он разбирается в поэзии?
- Да. Что да, то да. Он понимает поэзию.
- Он разбирал ваши стихи?
- Да. И делал это интересно. Очень интересно. Поэтому я и развесил
уши. Поэтому я и стал заглядывать ему в глаза, до той минуты, пока он не
начал меня вербовать...
- Хорошо. Спасибо. У меня остался к вам последний вопрос, Иоганн
Шевц...
- Пожалуйста, господин прокурор...
- Вы состоите членом какой-либо партии?
- Я?! А что? Нет, не состою.
- Какой партии вы симпатизируете?
- Партии поэтов...
- Прекрасный ответ. Ну а теперь ответьте мне: зачем вы лжете?
- Кто? Я? Я вам не лгу.
- Все, что вы мне сказали, правда?
- Да. Все это правда.
- Тогда я сейчас включу магнитофон, и вы мне прочитаете вашу поэму, а
потом последний цикл, а после этого я их разберу... Страница - это две
минуты времени, Шевц... Итого вы читали Кочеву ваши стихи в течение сорока
четырех минут. И он, как вы говорили, неплохо разбирал вашу поэзию... Тоже
минут двадцать. Потом он вас <вербовал> в течение десяти минут, как
минимум... Итого вы с ним провели час двадцать четыре минуты. А от метро
до кабачка <Кругдорф> десять минут езды или тридцать минут ходу. Значит,
если вы встретились у метро в одиннадцать часов и вы настаиваете на том,
что это было именно в одиннадцать, то как Кочев мог оказаться в
<Кругдорфе> в одиннадцать тридцать, причем добирался он туда пешком?
...Наблюдение, пущенное за Иоганном Шевцом, принесло то, что и ожидал
Берг: сначала поэт ринулся на квартиру местного руководителя НДП, а после
позвонил по телефону к человеку, который встретился с ним на Сименштадте,
а оттуда, после беседы с поэтом, поехал к Айсману.
...Человек этот был Вальтер, связник Айсмана по НДП.
4
- Господин Ауфборн, вы утверждаете, что находились в кабинете
редактора Ленца, когда к нему пришел помощник Люса и передал пленку?
- Да.
