отнюдь не о <новых данных полученных с телетайпа парижской биржи>, - это
был лишь пароль на случай опасности в той комбинации, которую проводил
Айсман.
...Он принял Айсмана в баре. Отделанный грубым камнем бар помещался в
подвале особняка. Окон там не было, так что даже случайные свидетели
разговора исключались.
- Ну что у вас? - спросил Бауэр, не ответив на приветствие Айсмана. -
Заигрались? Выкладывайте правду. Я предупреждал вас несколько раз: я не
Гиммлер, мне надо говорить всю правду, какой бы она ни была угрожающей. Я
не собираюсь ничего никому уступать и поэтому не льщу себя иллюзиями.
- Берг только что был в <Ам Кругдорф>.
- Ну и что?
- Мы записали его беседу с хозяином. Тот сказал, что видел здесь
Ганса Дорнброка и Кочева, и что они тут сидели до половины первого, и что
Кочев хватался за голову и писал под диктовку Ганса какие-то цифры, и что
потом Ганс дал ему какой-то телефон... Вот послушайте, - сказал Айсман и
включил диктофон. - <Я, вообще-то, не хочу влезать во все эти штуки,
господин прокурор... Я и сидел при Гитлере, и воевал за него, и за это
потом сидел у русских... Так что мне не хотелось самому звонить к вам
после того выступления по телевидению...> - <Вы мне ничего по своей воле и
не сказали. И если бы я не представил вам доказательства, что друзья
красного приезжали сюда, разыскивая его, вы бы мне так ничего и не
выложили... - Я вынудил вас к признанию, господин Раушинг...> - <Да, это
вы верно говорите, господин прокурор, вы меня вынудили... Я бы никогда не
подумал, что вы сами придете сюда, как простой человек... Да разве я мог
знать, что ко мне тогда приехал сам сын Дорнброка? Теперь буду у всех
просить визитные карточки...> - <Ну, это отпугнет от вас посетителей,
прогорите... Так чей же он дал ему телефон?> - <Я не слышал номера и
имени...> - <А что же вы слышали? Может быть, Дорнброк давал ему адрес?
Или писал записку?> - <Нет, он давал ему телефон. Он сказал, что будет
ждать его звонка. <Как только, - сказал он, - придете на Чек Пойнт, сразу
же позвоните к режиссеру...> А тут снова заиграл автомат, и я ничего не
слышал. Я, вообще-то, не люблю слушать, о чем говорят посетители, если
только они не со мной говорят. Это у меня с Гитлера: я слушал, что
говорили, а потом сам говорил - при Гитлере ведь тоже были люди со злыми
языками. А меня за это посадили на восемь месяцев в лагерь...> - <А
Дорнброк был с машиной?> - <Да. Здоровенный такой серый автомобиль. Он еще
когда уезжал, наскочил левым колесом на тротуар и крыло помял - такой он
был пьяный. Красный, я слышал, просил его не ездить в таком виде, а тот
приглашал красного отвезти его до зональной границы, а тот сказал, что сам
доберется. А у него было денег мало, я видел, как он наскребал мелочь,
когда расплачивался за пиво...> - <У вас есть телефон?> - <Вон у стены,
господин прокурор>.
Бауэр сказал:
- Ну ясно. Он уже отправил экспертов в гараж Дорнброка?
- Да.
- Когда?
- Три часа назад.
- Вы предупредили, чтобы этих экспертов пустили в гараж?
- Нет, я как раз просил никого не пускать в гараж.
- Это глупость номер один. Как вы можете ее исправить? Сейчас же,
немедля?
- Я не могу этого сделать, потому что люди Берга были в гараже
Дорнброка и их туда не пустили.
- Кто?
- Густав.
- Завтра же увольте его и принесите официальные извинения Бергу.
- Хорошо.
- Тот парень, которого вы подводили к Кочеву, надежен?
- Поэт? Из съемочной группы Люса? Он вполне надежен.
- Откуда Берг узнал про <Кругдорф>?
- Не знаю.
- Надо узнать. Он же не мог высосать эти данные из пальца. Когда вы
записывали разговор Люса с Гансом, тот ничего ему не говорил про пивную?
- Нет. И про красного он ему тоже ничего путного не сказал. Он ему
только сказал, что ждет звонка...
- Хозяин кабака сказал и про звонок... Люс сказал Бергу про то, что
Ганс ждал звонка?
- Берг никого не подпускает к своим материалам...
- Значит, сами вы ничего узнать не можете?
- Ну почему же... Мы работаем в этом направлении...
- Я просил вас отвечать правду, Айсман. Я спрашиваю еще раз: своими
силами вы сможете завтра или послезавтра подойти к материалам Берга?
- Мы стараемся это сделать...
- Да или нет?
- Мне трудно ответить так определенно.
- Значит, следует ответить: <Нет, не смогу>. И это будет правда. Не
предпринимайте никаких шагов до конца завтрашнего дня. Утром я вылетаю в
Париж с часовой остановкой в Бонне. Кройцману из министерства юстиции я
позвоню сам. Подготовьте материалы по парижской бирже... Что-нибудь такое,
за что я бы. мог зацепиться, надо же оправдать целесообразность полета...
Будем считать, что биржевики ввели вас в заблуждение - это для прессы...
Ну а я вылетел для проверки... Понимаете?
- Да. Я подготовлю такую дезу сегодня ночью...
- Что такое <деза>? Дезинформация?
- Это наш жаргон...
- Следите за жаргоном, Айсман.
- На случай непредвиденного, пока вы будете в Париже...
Бауэр перебил его:
- Никаких непредвиденностей. Я вернусь из Парижа в шесть вечера.
Надеюсь, за это время вы сможете ничего не предпринимать?
- Господин Бауэр, я думаю не о себе, а о нашем общем деле...
- Понимаю... Простите, если я был резок. Словом, пока мне трудно
наметить перспективу в подробной раскладке возможных изменений... Сначала
надо ознакомиться с материалами Берга... Но если вы в чем-то ошиблись, не
рассчитав, надо круто менять курс. Здесь я учусь у политиков. Когда они
заходят в тупик, использовав все возможности для выполнения задуманной ими
линии, они эту линию ломают. Это производит шоковое впечатление, и это
шоковое впечатление дает выигрыш во времени. А время - это все. Так вот,
если нам придется отступать, мы поможем Бергу доказать алиби Люса. Это
раз.
Бауэр взглянул на Айсмана и усмехнулся: у того в глазах было детское
изумление.
- Это раз, - повторил Бауэр, - как это сделать - подумаем. Я вам
подброшу пару мыслей, а вы разработаете операцию. Теперь второе - мы
поможем Бергу запутаться, выдвинув через наших свидетелей две новые
версии. Первая: Кочев - агент КГБ, он пытался вербовать наших людей...
Впрочем, вторую трогать пока не будем.
- А пленка Ленца?
- Пленка нам на руку. У Люса этот материал скопировали агенты
Ульбрихта и подсунули Ленцу, чтобы вызвать напряженность в Западном
Берлине. И подумайте - на самый крайний случай, - как нам обернуть Кочева
против покойного Ганса. Это была бы окончательная победа... Болгарин
отравил Ганса, который ездил налаживать контакты в Китай. Как? Ничего?
- Когда станете канцлером, не забудьте старого глупого Айсмана...
- Хорошо, - серьезно ответил Бауэр, - не забуду. Только одна беда - я
не собираюсь становиться канцлером. Я не хочу менять свободу на кабалу.
Неужели вам по-прежнему хочется быть лакеем?
- Я ваш подчиненный, но есть грань допустимого в разговоре...
- Вы не понимаете шуток, Айсман... Все эти гиммлеры, гессы,
таддены... Ваше поколение не понимает шуток.
- Наше поколение понимает шутку, но не любит высокомерия, господин
Бауэр. Я могу быть свободным?
- Не сердитесь. Дело-то слишком серьезное, чтобы сердиться по
пустякам.
- Я не считаю пустяком обиду.
- Тогда извините меня, я не хотел, вас обидеть, Айсман.
Айсман поднялся и, поклонившись, молча пошел к двери.
- Не сердитесь, - снова попросил Бауэр, - послали бы меня к черту,
если так уж обиделись.
Айсман заставил себя улыбнуться:
- Считаем инцидент исчерпанным... Я считаю его исчерпанным лишь
потому, что лучше получить оплеуху от умного, чем поцелуй от дурака. Мне
интересно работать с вами.
- Ну спасибо, старый волк, - ответил Бауэр, - я пойду спать, а вы
страдайте до утра: у меня на аэродроме должны быть хорошие материалы для
Парижа. Уж если алиби - так во всем алиби.
- Положитесь на меня, господин Бауэр.
- Я только это и делаю, - улыбнулся Бауэр, - поэтому у меня столько
неприятностей.
2
- Здравствуйте, дорогой старик! - сказал Кройцман, входя в кабинет
Берга. - Извините, что я не позвонил вам, утром ваш номер не отвечал, а с
аэродрома уже не было смысла трезвонить.
- Здравствуй, Юрген, - сказал Берг, поднявшись из-за стола, - или
теперь я должен называть тебя <господин статс-секретарь министерства
юстиции>?
Берг все понял, когда вошел Кройцман, и поэтому решил ударить первым
- боннское министерство не имело права вмешиваться в его дела, поскольку
прокурор подчинялся лишь сенату Западного Берлина.
- Тогда я обязан обращаться к вам <господин профессор, мой дорогой
учитель>, - ответил Кройцман, поняв тайный смысл слов Берга.
- Я читал, что Пушкину один из старых поэтов подарил книгу с
надписью: <Победителю-ученику от побежденного учителя>.
- В этом есть что-то от кокетства...
- Прошлый век вообще был кокетлив, и, признаться, мне это нравится.
Наш прагматизм похож на естественные каждодневные отправления: поел,
значит, через пять часов надо бежать в клозет... Ну, что стряслось?
- Вот, - сказал Кройцман, положив перед Бергом страничку
машинописного текста с грифом <Совершенно секретно>.
- Зачем мне это знать, если тут штамп МИДа и все наглухо засекречено,
Юрген? Это имеет отношение к делам, которые я веду?
- К одному из ваших дел - к Кочеву это имеет прямое отношение...
Берг прочитал документ, в котором МИД просил ускорить разбирательство
дела Кочева. Болгары неоднократно напоминали и продолжают напоминать, что
судьба аспиранта Кочева беспокоит их и что они требуют либо встречи с ним,
либо официального уведомления властей о том, что они предоставляют ему
политическое убежище.
- Я не могу выдвинуть никакой версии, Юрген... Ответь им, что дело
находится в стадии следствия... Пока что любая версия будет
преждевременной.
- Пресса на все лады обсуждает арест Люса. Это странная съемка
Кочева... Люс левый. Стоит ли нам идти на конфронтацию с нашими левыми во
всем этом деле?
- Я бы поставил тебе самый низкий балл за такой ответ, Юрген. Я не
знаю, стоит или не стоит идти на конфронтацию: это не моя сфера. Я служу
закону, верю закону и отчитываюсь перед законом, принятым сенатом
Западного Берлина.
- Я не призываю вас нарушать закон. В данном случае, однако, мне
кажется нецелесообразным разделять понятия <нация> и <закон>. Речь идет -
естественно, в какой-то мере - о престиже государства.
- Нация и закон - разные категории, Юрген. Я до сих пор не совсем
понял: ты приехал с каким-то предложением? Или ты хочешь отдать мне
приказ?
- Я не смею отдавать вам приказа, профессор, - пожал плечами
Кройцман, - вы же это знаете. Вы не подчинены нам... А если бы и
подчинялись - я бы не посмел отдать вам никакого приказа. Не
согласились ли бы вы встретиться с представителями болгарского посольства
и ознакомить их с ходом следствия? Это моя просьба, а не приказ.
- Это не мое дело, Юрген, не надо опять-таки преступать закон. Пусть
этим занимается министерство иностранных дел.
- Они давят на нас. Они вправе потребовать у нас отчета в том, как
идет расследование. Ваши уклончивые пресс-конференции не устраивают
болгар. Они хотят знать правду. И в наших интересах пойти им в этом
навстречу, ибо официальный курс <наведения мостов> может быть сильно
скомпрометирован дурацкой историей с Кочевым...
