за границей.
- Где именно?
- Я скажу об этом мистеру Гуарази.
- Ясно, - кивнул шофер. - Как знаете... Только штука в том, что у нас
не везде есть свои люди... О нас ведь пишут много ерунды... Если,
например, операция предстоит в Китае или Венгрии, Австралии или Чили, у
нас там нет верных людей... Пока найдем или же передислоцируем тройку
наших - можем потерять драгоценное время... У вас вообще-то как со
временем?
- Как у всех, - улыбнулся Роумэн. - Плохо... В Панаме или Никарагуа у
вас есть свои люди?
Шофер снял свою белую поварскую куртку:
- Мистер Роумэн, вы, видимо, плохо нас поняли: вопросы задаем мы. Вы
отвечаете. Или молчите - на ваше усмотрение.
- Если на мое усмотрение, то я бы лег соснуть. На меня нападает
сонливость, когда все становится на свои места. Это можно?
- Конечно, мистер Роумэн. Выбирайте себе комнату и заваливайтесь
отдыхать. Мы вас разбудим, если приедет тот, кого вы ждете.
Вито Гуарази - Пепе - прилетел поздно ночью; Роумэн не слышал его
голоса, он проснулся из-за того, что хлопнула дверца машины.
Ну, сказал он себе, с богом, Роумэн, валяй, иди к нему.
- Добрый вечер, - сказал Пепе, поднимаясь навстречу Роумэну, - очень
рад вас видеть...
- Здравствуйте, я тоже, говоря откровенно, рад этой встрече.
- Только я не "Пепе". А вы не "Роумэн". Поскольку нам, видимо,
предстоит делать одну работу, давайте выберем себе новые имена.
- В таком случае, я буду называть вас Габриэлем, - сказал Роумэн. - В
вас есть что-то от Габриэля Анунцо, глаза похожи...
Пепе усмехнулся:
- Часто встречались? Привлекли к работе? Как. это у вас говорят,
"заагентурили"?
- Это запрещено, Пепе. Мы не имели права агентурить ведущих поэтов и
представителей царствующих фамилий; даже экс-королей можно использовать
лишь в качестве источников информации.
- Ишь, - Пепе покачал головой, - какое джентльменство.
- Отнюдь, - возразил Роумэн. - Математический расчет. Люди они
балованные, дисциплине не учены, жизни не знают, язык развязан,
запрещенных тем для дискуссий нет, вот вам и провал, поверьте... Ну,
хорошо, Габриэль, действительно, трудно... Дик?
- С Диком согласен. Вам я даю имя Макс.
Роумэн полез за своими мятыми сигаретами; не отводя глаз от Гуарази,
спросил:
- А если мне такой псевдоним не нравится?
- Придется привыкнуть. Как-никак операцию поручено провести мне, а не
вам. Прежде чем я познакомлю вас с моими помощниками, пожалуйста,
расскажите подробно, что нам предстоит сделать.
- Я расскажу... Я все расскажу. Дик... Только сначала позвольте
задать один вопрос.
- Пожалуйста.
- Тот, прежний контракт, по которому вы работали с Гаузнером, Кемпом
и Ригельтом, расторгнут?
- Почему вы интересуетесь прошлым?
- Потому что сейчас мы должны работать против них. Сидеть на двух
стульях невозможно.
- Будем считать, что контракт расторгнут. Но я хочу внести ясность.
Макс... Мы не заключали соглашения с нацистами... Соглашение было
достигнуто здесь, в Нью-Йорке, с американцами.
- Значит, Макайр, - задумчиво, словно бы самому себе, сказал Роумэн.
- Я так и думал, обидно...
- Я не знаю фамилии того американца.
- Но вы его видели?
- Да, однажды.
- Опишите.
Гуарази покачал головой:
- Вы же знаете, мы исповедуем закон молчания, нарушение стоит жизни,
а я люблю жизнь... Итак, к делу...
- К делу так к делу, - согласился Роумэн и посмотрел на часы. - В
нашем распоряжении трое суток, Дик. Если мы опоздаем - местечко называется
Вилла Хенераль Бельграно, сто сорок километров от Кордовы, Аргентина, - то
можно и не вылетать...
- Сколько я помню авиакарты мира, Макс, такого авиапорта не
существует.
- На картах нет. А в жизни - да. Там аэродром, который может принять
одномоментно три транспортных самолета, иначе говоря, батальон захвата...
Мы должны прибыть туда на маленькой южноамериканской авиетке, в противном
случае мы демаскируем себя.
- У вас есть средства, на которые мы приобретем авиетку? -
поинтересовался Гуарази. - Где? Кто ее будет вести?
- Маленький самолет нам даст диктатор Никарагуа Сомоса, Дик.
- Гарантии?
- Мы их получим в Панаме завтра днем, - самолет уходит в семь
тридцать, так что в два часа будем на месте. Адрес у меня есть. Я имею в
виду адрес человека, который даст нам показания под присягой... А вечером
вылетим в Манагуа... Правда, с пересадкой, рейсом девятнадцать пятьдесят
семь. Той же ночью должна быть организована встреча с Сомосой. Ваше
присутствие необходимо. Ваших помощников - тоже. В зависимости от
результатов этой беседы - а она, думаю, закончится в нашу пользу - мы
вылетаем на юг, в Виллу Хенераль Бельграно, на встречу с шефом гестапо
Мюллером.
- Думаете, он рад предстоящей встрече?
- Это меня как-то не очень заботит. Меня заботит то, чтобы мы были на
поле аэродрома не позже тринадцати ноль-ноль во время авиапарада ровно
через три дня.
Гуарази поднялся:
- Простите, Макс, я должен связаться с боссом; в вашем плане есть
несколько позиций, которые я не могу принять без санкции.
- Да, да, конечно. Дик. Я понимаю, валяйте, звоните. Только,
пожалуйста, постарайтесь их уговорить, если они начнут выкобениваться.
- Боссы не выкобениваются. Наши боссы взвешивают меру реальности
внесенных предложений, они прагматики с мужественными и добрыми
сердцами... И еще: Мюллер там будет один? Или с охраной?
- Скорее всего с охраной.
- Численность?
- Не знаю.
- Но с ним, видимо, будет в а ш Макс? Или я ошибаюсь?
- Кто вам назвал это имя?
- Не комментируется.
- Хорошо, я поставлю вопрос иначе: о м о е м Максе вы узнали от
Макайра? От того американца, который подписывал контракт с вашими боссами?
И сказал, что это нацист? А я попал в его сети? И Крис тоже с ними?
- Не комментируется, - повторил Гуарази, и глаза его стали такими же
грустными, как тогда, в мадридской квартире Роумэна (господи, когда же это
было, да и было ли вообще?!).
Поднявшись с кресла, он извинился:
- Мне придется соединяться с несколькими городами, простите, если я
буду отсутствовать минут двадцать. Хотите чего-нибудь выпить?
- Да, пусть принесут виски.
- Я плохо разбираюсь в марках... Какие вы предпочитаете?
- Не важно. Сейчас не важно... Что есть... И желательно побольше.
Лаки Луччиано выслушал Пепе; тот говорил на сицилийском диалекте,
используя зашифрованные термины, ни один б е с в ФБР не разберет; долго
молчал, обдумывая услышанное, потом спросил:
- Ты действительно считаешь его серьезным партнером?
- Да, - ответил Гуарази, не задумываясь.
- Меня смущает тот человек, который будет ждать вас на аэродроме
вместе с немцем. Он нам не нужен, Пепе.
- Хорошо. Я его оставлю там?
- Насовсем, - улыбнулся Лаки. - Это помирит меня с теми, кто ведет с
ними борьбу. Всегда надо думать впрок.
- Это вызовет гнев партнера, с которым я сейчас беседую.
- Ты убежден, что он нам нужен?
- Может понадобиться в будущем.
- В каком качестве?
- Очень сведущ.
- Больше наших юристов?
- Да.
- Тебе жаль его?
- В какой-то мере.
- Хорошо, поступай как знаешь, но тот, второй, пусть останется там.
Ты знаешь, в чем его подозревают. Это может бросить тень на общее дело. А
мы патриоты, Пепе, согласись.
- Верно. Тут я не спорю... Как быть в Манагуа?
- Сава' игнорирует нас. Он поставил на северян. Мы для него никто. А
это же обидно и мне, и Фрэнки. Если, действительно, партнер получит факты,
которыми его можно прищучить, - сделай это. Нам он пригодится. Его город
перспективен, неподалеку канал'', оттуда мальчики в форме будут летать к
нему на отдых, пусть понюхают сладенького'''. Обратишься к "Жареному",
найдешь его телефон в справочной книге, он выведет на Саву. Это крепкий
парень. Он не засвечен, крутит серьезное дело, и Сава в нем заинтересован
с давних лет. Что еще?
_______________
' Псевдоним диктатора Сомосы, принятый в мафии.
'' Панамский канал.
''' Кокаин.
- Больше ничего... Только вообще-то, как мне кажется, у нас пара
шансов из миллиона, что это дело выгорит.
- Хочешь отказаться? - спросил Лаки. - Я не обижусь, нет, что ты... Я
подберу другого, если тебе все это невмочь.
- Вы меня плохо поняли, босс... Вы знаете, что я не боюсь летального
исхода. Иногда я даже мечтаю о нем... Просто не надо обольщаться...
- А я никогда не обольщаюсь, маленький, - ответил Лаки. - Но даже
если там не окажется того, что мы хотим получить, в нашем распоряжении
будет человек, который заставит с нами считаться р е б я т'. Без их помощи
невозможно делать наш бизнес. Фрэнки думает как художник, он полон
фантазий, а мне-то приходится все высчитывать, как старому кассиру в
овощной лавке. Мне нельзя ошибаться, Пепе, кто, как не ты знает это?! Если
мы докажем ребятам, что умеем делать то, чего они не могут, наши акции
подскочат. И они будут долго думать, прежде чем дать меня в обиду. Кому бы
то ни было. Ведь сейчас они проиграли с немцами в Аргентине, ты видишь,
как шумит пресса... А мы их щелкнем еще больше, а потом предложим
переговоры. Вот так.
_______________
' Работники разведки США.
Когда Гуарази вернулся в гостиную, Роумэн допивал второй стакан.
- Ну и как? - спросил он. - Что боссы?
- Они просили передать вам привет, Макс. Операция санкционирована.
Так что ложимся спать, а утром гоним на аэродром, билеты сейчас закажем. -
Гуарази, не оборачиваясь, негромко позвал: - Ребята, ну-ка сюда...
В гостиную вошли двое черноволосых, квадратных молодых парней; один
был небрит, глаза мутные, мешки, как у старика.
- Что, траур? - спросил Роумэн.
Парень не ответил, молча посмотрел на Пепе.
- Да, убили его брата, - ответил тот. - Вы снова верно поняли. Макс.
Его зовут Леон. А второго - Джузеппе. Если трудно запомнить имена, зовите
Леона "первым", а Джузеппе - "вторым". Это надежные люди, я им верю.
- Говорят по-английски? - спросил Роумэн.
- Да, - ответил Пепе. - Они здесь родились. Ну, пошли спать? Ребята,
распорядитесь, чтобы были заказаны билеты на Панаму. Два первых класса,
два экономических. Ответ, что билетов нет, меня не устроит.
Оба молча вышли; создалось впечатление, что они немые; Пепе понял
Роумэна:
- Не судите их, Макс. Они дети улицы, рождены в кварталах нищеты. Они
смущаются говорить, не знают, как стоять и что за чем есть в ресторане,
когда им приходится сопровождать меня. Зато они умеют р а б о т а т ь.
Так, как никто в этом городе... Не судите их строго. Не судите строго всех
нас... Мафия, мафия, злодеи, убийцы... А вы знаете, с чего мы начинались в
этой стране?
- С того, что торговали вот этим, - Роумэн кивнул на бутылку виски, -
когда ввели "сухой закон".
- Нет. Все в прошлом веке, когда несчастные итальянцы ринулись в эту
страну... Вы с удовольствием принимали норвежцев, немцев, ирландцев, а на
нас смотрели с презрением, Макс, согласитесь. И сейчас о нас говорят как о
"паршивых макаронниках"... А ведь это мы, макаронники, дали миру и
Рафаэля, и Данте, и Пуччини... Ну, ладно, это все трум-трум, удары в
медные тарелки, а вот когда мои соплеменники в прошлом веке приехали в
Новый Орлеан, они оказались на положении бездомных бродяг, и обращались с
ними как с собаками. Вот тогда-то и организовалась группа "Черная рука"
братьев Матранга, которые прибыли из Палермо. Да, они собирали дань с
торговцев фруктами, с итальянцев, заметьте, а за это защищали их от
