- Что за вопрос! Таких, как вы, оказалось не так уж мало.
- А потом появились капканы, бомбы и...
- О, самые разнообразные приспособления, - заверил он меня.
- Вы их убили! - взорвался я.
- Если вы настаиваете, назовем это так. Однако, чтобы вы не
слишком фарисействовали, считаю своим долгом напомнить, что вы
вернулись сейчас сюда с твердым намерением вылить в раковину какую-
нибудь кислоту.
- Не спорю, - согласился я, - но теперь мне ясно, что это ничего бы
не дало.
- Вполне возможно, - сказал Этвуд, - что вы бы меня уничтожили -
если не полностью, то по крайней мере большую часть моей персоны. Я
ведь сидел в канализационной трубе.
- Я бы избавился от вас, - сказал я. - Но не от остальных.
- Что вы имеете в виду? - спросил он.
- Уничтожишь вас, а ваше место займет другой Этвуд. Стоит
только вам захотеть, и в любой момент может появиться другой Этвуд.
Честно говоря, я не вижу смысла в бесконечном уничтожении Этвудов, если
на случай необходимости у вас всегда есть под рукой запасной.
- Право, не знаю, - задумчиво проговорил Этвуд. - Никак не
постигну вашу породу. В вас, людях, есть нечто не поддающееся
определению и, по-моему, совершенно бессмысленное. Вы устанавливаете
для себя правила поведения, кропотливо разрабатываете модели своих
убогих социальных систем, но вы не систематизируете самих себя. В какой-
то момент вы можете проявить поразительную глупость, а в следующую
секунду блеснуть гениальным умом. И самый страшный ваш порок, самое в
вас ужасное - это молчаливая, прочно въевшаяся в вас вера в судьбу. Не в
чью-нибудь судьбу, а именно в вашу. Даже думать об этом и то противно.
- А вот вы - вы бы не затаили на меня зла, облей я вас кислотой, -
заметил я.
- Отчасти вы правы, - согласился Этвуд.
- В том-то и разница, - сказал я, - та разница, которую вам не
мешает принять во внимание. Я ненавижу вас - или вам подобных - за
попытку убить меня. И в той же степени, а может, даже сильнее, я
ненавижу вас за то, что вы убили моего друга.
- Докажите это, - вызывающим тоном потребовал Этвуд.
- Что значит докажите?
- Докажите, что я убил вашего друга. Насколько я понимаю, это
истинно человеческий подход к такого рода вопросам. Вам удается
безнаказанно совершать любые преступления, если никто не докажет, что
это ваша работа. Кроме того, мистер Грейвс, вы смешиваете различные
точки зрения. А они ведь меняются в зависимости от условий.
- Иными словами, есть места, где убийство не считается
преступлением?
- Вот именно, - подтвердил Этвуд.
Судорожно мигало пламя спиртовки, и по комнате метались
изменчивые тени. Я вдруг подумал, как обыденно и банально выглядит
каша беседа - мы двое, обитатели разных планет и продукты совершенно
несходных цивилизаций, разговариваем друг с другом так, словно оба мы
люди. Возможно, это и так, потому что то, другое существо, кем бы оно ни
было, приняло облик человека и усвоило человеческую речь, поступки и до
некоторой степени даже человеческие взгляды. Интересно, подумал я,
возникла бы подобная атмосфера, если б с нами разговаривал лежащий на
табурете кегельный шар - как, скажем, беседовал с нами Пес, не двигая по-
человечьи губами? И могло бы существо, которое пусть на краткий период,
но все-таки стало Этвудом, рассуждать так легко и свободно, если б оно не
впитало в себя колоссальное количество сведений - хотя бы самых
поверхностных - о Земле и человеке?
Мне захотелось узнать, как долго находятся на Земле эти
пришельцы и сколько их здесь. Быть может, долгие годы они не только
терпеливо набирались заданий, но одновременно проникались самим духом
Земли и человека, изучая социальные структуры, экономические системы и
организацию финансов. Я прикинул, что на это, должно быть,
потребовалось немало времени, потому что с самого начала им наверняка
пришлось заниматься не одним только сбором самой информации:
углубившись в лабиринт наших законов о собственности, наших правовых
систем и коммерческих операций, они, вероятно, столкнулись с факторами
не просто незнакомыми, а совершенно им чуждыми.
Джой схватила меня за руку.
- Пойдем отсюда, - сказала она. - Мне что-то не нравится этот тип.
- Мисс Кейн, - проговорил Этвуд, - мы вполне допускаем, что вы
можете испытывать к нам неприязнь. Сказать по правде, мы не придаем
этому никакого значения.
- Сегодня утром я говорила с одной семьей - эти люди от отчаяния
потеряли голову, - сказала Джой. - И все из-за того, что им негде жить. А
вечером мне встретилась другая семья, которую выбросили на улицу,
потому что глава семьи остался без работы.
- Такого рода события происходили на протяжении всей вашей
истории, - изрек Этвуд. - И вы меня не переубедите. Я читал труды по
вашей истории. В положении, которое мы создали, нет ничего нового.
Напротив, для вас, людей, оно очень и очень старо. Поверьте, мы
действовали честно, свято чтили букву закона.
На миг мне показалось, что мы, все трое, играем старинную
комедию нравов, в которой, чтобы ярче оттенить заложенную в пьесе идею,
чудовищно преувеличены основные пороки человечества.
Я почувствовал, как Джой крепче сжала мне руку, и понял, что до
нее, видимо, только что по-настоящему дошло, насколько аморален наш
собеседник. А может, она еще осознала, что это существо - этот Этвуд - не
более чем зримая проекция бесчисленной могучей орды других
пришельцев, пожелавших отнять у нас Землю, За существом, сидевшим на
табурете, словно виделась алчная всепожирающая тьма, налетевшая с
какой-то далекой планеты, чтобы уничтожить Человека. И хуже того - не
только самого Человека, но и все творения его рук, все дорогие его сердцу
мечты, пусть несовершенные, как, впрочем, все мечты человечества.
Я вдруг понял, что величайшая трагедия не в гибели самого
Человека, а в гибели всего того, за что Человек боролся, того, что создал, и
того, что еще собирался совершить в будущем.
- Насмотря на возмущение или даже ненависть, которые может
испытывать по отношению к нам человеческий род, - произнес Этвуд, -
объективно мы не совершили ни одного противозаконного действия, даже
если исходить из вашей собственной концепции правомерности тех или
иных поступков. Ни один закон не запрещает кому бы то ни было, даже
пришельцам, приобретать собственность или владеть ею. Вы сами, друг
мой, и ваша дама имеете полное право купить все, что вашей душе угодно,
Вы можете скупить, и если такова ваша цель, владеть ею, всю имеющуюся
в мире собственность.
- Это отпадает по двум причинам, - возразил я. - Одна из них -
отсутствие денег.
- А другая?
- Это просто неприлично, - ответил я. - Ведь такое не принято,
Пожалуй, есть еще и третья причина. Так называемые антитрестовские
законы.
- Ах это, - протянул Этвуд. - О них мы неплохо осведомлены и
приняли кое-какие меры.
- Не сомневаюсь.
- Если смотреть в корень, - сказал Этвуд, - единственное, что
действительно необходимо для проведения подобной операции, - это
деньги.
- Вы так говорите о деньгах, словно сама их идея для вас открытие,
- сказал я, уловив это в его тоне. - неужели деньги существуют только на
Земле и нигде больше?
- Не будьте смешным, - отрезал Этвуд. - Разумеется, в космосе
существует своего рода торговля и соответственно - средства обмена.
Средства обмена, но не деньги в вашем понимании. Здесь, на Земле, деньги
- это нечто большее, чем те бумажки и кусочки металла, которыми вы
пользуетесь для обмена, нечто большее, чем ряды цифр, выражающие их
количество. Здесь, на Земле, вы вкладываете в деньги такой символический
смысл, которым не обладает ни одно из известных мне средств обмена. Вы
превратили деньги в символ могущества и добродетели, а их недостаток
вызывает у вас презрение и даже считается чуть ли не преступлением.
Деньги для вас - это мерило человеческих качеств, мерило успеха, почти
что святыня.
Промолчи я, и он бы еще долго тянул эту волынку. Его так и
подмывало произнести полновесную проповедь. Но я этого не допустил.
- Взгляните на это дело с практической точки зрения, - сказал я. -
Прежде чем вы доведете свою операцию до конца, вам придется выложить
огромную сумму денег, куда большую, чем вы заплатите за саму Землю, -
сумму, которая намного превысит ее стоимость. Вы будете увольнять людей
с работы, лишать их крова, и кто-нибудь непременно попытается хоть как-
то им помочь. Чтобы облегчить участь своих граждан, каждое
правительство Земли разработает программы помощи и учредит пособия, а
чтобы покрыть эти расходы, возрастут налоги. Налоги, которые, учтите,
будут взиматься с приобретенной вами собственности. Вы выбрасываете
людей с работы, вы отнимаете у них жилье - о'кэй, забота о них все равного
ляжет на ваши плечи, и, чтобы помочь, вам придется платить налоги.
- Я вижу, - с издевкой проговорил Этвуд, - что от жалости к нам у
вас прямо сердце обливается кровью; с вашей стороны это так гуманно, и я
вам глубоко за это признателен. Но вы терзаетесь понапрасну. Мы будем
платить налоги. С превеликой охотой.
- Вы можете свергнуть правительства, - сказал я, - и тогда не будет
никаких налогов. Впрочем, вы, наверно, уже подумывали об этом.
- Конечно, нет, - отрубил Этвуд. - Такое нам и в голову не придет.
Ведь это незаконно. А мы, друг мой, законы не преступаем.
И это было из рук вон плохо. Хуже не придумаешь. Потому что под
контролем пришельцев окажутся все природные богатства, вся земля, все,
что на этой земле выстроено, и ни землю, ни все остальное они не будут
использовать по прямому назначению. Не будут пахать, не будут
выращивать урожаи. Не повернется ни одно заводское колесо. В шахтах
остановится добыча руды. Прекратится рубка леса.
Люди лишатся не только своей собственности, но и всего, что они
унаследовали от предыдущих поколений. Вместе с землей, заводами,
работой, вместе с магазинами и товарами уйдут надежды, стремления,
стимулы и вера - все, что делало человека человеком.
В принципе не так уж важно, какое количество собственности
приобрели на Земле пришельцы. Им совсем не обязательно скупить все.
Необходимо только остановить промышленное производство, подрезать
торговлю и подорвать основы финансовой системы.
То, что пришельцы скупали жилые дома, по сути дела, не имело
особого значения - ведь, если они преуспеют в остальном, четыре стены,
которые человек зовет своим домом, станут его могилой. Одно из двух либо
жилые строения приобретались только с целью устрашения, либо - и это
было в равной степени вероятно - пришельцы до сих пор еще не поняли,
как мало им нужно потратить усилий, чтобы нанести решающий удар.
Чтобы не дать людям умереть с голоду и по возможности
обеспечить им крышу над головой, будут, конечно, выдаваться пособия и
разрабатываться программы помощи. А уж деньги на пособия найдутся,
потому что племя пришельцев с радостью будет платить налоги. Но при
таком положении вещей деньги совершенно обесценятся и потеряют силу.
Не все ли равно, сколько стоит картофель или булка, если съедена
последняя картофелина и нет больше муки, чтобы испечь хлеб?
Когда люди разберутся в обстановке, они ринутся в бой, чтобы
вернуть утраченные богатства. На борьбу поднимутся не только народные
массы, но и правительства. Однако к тому времени пришельцы,
несомненно, подготовятся к обороне и, возможно, придумают такое, о чем
сейчас и не догадаешься. Не исключено, что они прибегнут к стратегии
выжженной земли, предав огню или как-нибудь иначе уничтожив жилые
строения, заводы и все остальное, чтобы человек не мог вновь завладеть
тем, с помощью чего он добывал себе средства к существованию. И тогда
человеку останется бороться только за землю, но ведь одной лишь голой
земли ему недостаточно.
Я был уверен, что, если немедленно предпринять какие-нибудь
действия, с пришельцами еще можно разделаться. А для этого необходимо,
чтобы люди с готовностью, безоговорочно поверили в то, что все это не
