Произнеся приговор, судья снова опустился в кресло. Глаза его были полу-
закрыты, а на лбу блестели капли пота.
Стража увела заключенных.
Один из присяжных заседателей случайно подслушал, как Полликсфен,
несмотря на свое положение военного прокурора, втайне бывший вигом, тихо
сказал своему коллеге-адвокату:
- Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал верхов-
ного судью. Жаль, что его должны повесить. Человек, способный устрашить
Джефрейса, пошел бы далеко.
Глава IV
ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ
Полликсфен был прав и неправ в одно и то же время.
Он был прав в своем мнении, что человек, способный вывести из себя
такого деспота, как Джефрейс, должен был сделать хорошую карьеру. И в то
же время он был неправ, считая предстоящую казнь Питера Блада неизбеж-
ной.
Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его
посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства положи-
тельного порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд сос-
тоялся 19 сентября. До 18 сентября приговоры суда приводились в исполне-
ние немедленно. Но утром 19 сентября в Таунтон прибыл курьер от госу-
дарственного министра лорда Сэндерленда с письмом на имя лорда Джефрей-
са. В письме сообщалось, что его величество король милостиво приказывает
отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные колонии на Ямайке, Барба-
досе и на Подветренных островах.
Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось каки-
ми-то соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видных сановников
Якова II, был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь
же чувствительно, как камень. "Гуманность" объяснялась просто: массовые
казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то
время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здоро-
вого, сильного мужчину можно было продать за 10-15 фунтов стерлингов.
Немало сановников при дворе короля имели основания претендовать на коро-
левскую щедрость, и сейчас представлялся дешевый и доступный способ для
удовлетворения их насущных нужд.
В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некото-
рое количество осужденных бунтовщиков?
В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевс-
кой милости, заключенной в человеческой плоти и крови. Тысяча осужденных
отдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы.
Всех этих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля,
где они и должны были содержаться впредь до освобождения через десять
лет. Лица, которым передавались заключенные, обязывались обеспечить их
немедленную перевозку.
От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночь верховный судья
в пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на его взгляд, "ми-
лосердие" короля. Нам известно, что в письме, посланном королю, верхов-
ный судья пытался убедить его пересмотреть свое решение, однако король
Яков отказался это сделать. Не говоря уже о косвенных прибылях, которые
он получал от этого "милосердия", оно вполне соответствовало его харак-
теру. Король понимал, что многие заключенные умрут мучительной смертью,
будучи не в состоянии перенести ужасы рабства в Вест-Индии, и судьбе их
будут завидовать оставшиеся в живых товарищи.
Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт,
вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как
определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью
заключенными в Бристоль, а оттуда морем на корабле "Ямайский купец". От
большой скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осужденных вспыхну-
ли болезни, унесшие в океанскую могилу одиннадцать человек. Среди погиб-
ших оказался и несчастный Бэйнс.
Смертность среди заключенных, однако, была сокращена вмешательством
Питера Блада. Вначале капитан "Ямайского купца" бранью и угрозами встре-
чал настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику с лекарствами
для оказания помощи больным. Но потом капитан Гарднер сообразил, что
его, чего доброго, еще притянут к ответу за слишком большие потери живо-
го товара. С некоторым запозданием он все же воспользовался медицинскими
познаниями Питера Блада. Улучшив условия, в которых находились заключен-
ные, и наладив медицинскую помощь, Блад остановил распространение болез-
ней.
В середине декабря "Ямайский купец" бросил якорь в Карлайлской бухте,
и на берег были высажены сорок два оставшихся в живых повстанца.
Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, так и каза-
лось), что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взгляда
на нее, брошенного во время торопливой перегрузки живого товара с кораб-
ля в лодки, было достаточно, для того чтобы изменить это представление.
Они увидели довольно большой город с домами европейской архитектуры, но
без сутолоки, характерной для городов Европы. Над красными крышами воз-
вышался шпиль церкви. Вход в широкую бухту защищался фортом, из амбразур
которого во все стороны торчали стволы пушек. На отлогом склоне холма
белел фасад большого губернаторского дома. Холм был покрыт яркозеленой
растительностью, какая бывает в Англии в апреле, и день напоминал такой
же апрельский день в Англии, поскольку сезон дождей только кончился.
На широкой мощеной набережной выстроился вооруженный отряд милиции,
присланный для охраны осужденных. Здесь же собралась толпа зрителей, по
одежде и по поведению отличавшаяся от обычной толпы в любом морском пор-
ту Англии только тем, что в ней было меньше женщин и больше негров.
Для осмотра выстроенных на молу осужденных приехал губернатор Стид -
низенький полный человек с красным лицом, одетый в камзол из толстого
голубого шелка, обильно разукрашенный золотыми позументами. Он слегка
прихрамывал и потому опирался на прочную трость из черного дерева. Вслед
за губернатором появился высокий, дородный мужчина в форме полковника
барбадосской милиции. На большом желтоватом лице его словно застыло вы-
ражение недоброжелательства. Рядом с ним шла стройная девушка в элегант-
ном костюме для верховой езды. Широкополая серая шляпа, украшенная алыми
страусовыми перьями, прикрывала продолговатое, с тонкими чертами лицо,
на котором тропический климат не оставил никаких следов. Локоны блестя-
щих каштановых волос кольцами падали на плечи. Широко поставленные карие
глаза открыто смотрели на мир, а на лице ее вместо обычного задорного
выражения сейчас было видно сострадание.
Питер Блад спохватился, поймав себя на том, что он не сводит удивлен-
ных глаз с очаровательного лица этой девушки, находившейся здесь явно не
на месте. Обнаружив, что она, в свою очередь, также пристально его разг-
лядывает, Блад поежился, чувствуя, какое печальное зрелище он представ-
ляет. Немытый, с грязными и спутанными волосами и давно не бритой черной
бородой, в лохмотьях, оставшихся от некогда хорошего камзола, который
сейчас обезобразил бы даже огородное пугало, он совершенно не подходил
для того, чтобы на него смотрели такие красивые глаза. И тем не менее
эта девушка с какимто почти детским изумлением и жалостью продолжала его
рассматривать. Затем она коснулась рукой своего компаньона, который с
недовольным ворчанием повернулся к ней.
Девушка горячо говорила ему о чем-то, но было совершенно очевидно,
что полковник слушал ее невнимательно. Взгляд его маленьких блестящих
глаз, расположенных близко к мясистому крючковатому носу, перешел с нее
и остановился на светловолосом крепыше Питте, стоявшем рядом с Бладом.
Но тут к ним подошел губернатор, и между ними завязался общий разго-
вор.
Девушка говорила очень тихо, и Блад ее совсем не слышал; слова пол-
ковника доносились до него в форме неразборчивого мычания. Губернатор
же, обладавший пронзительным голосом, считал себя остроумным человеком и
любил, чтобы ему все внимали.
- Послушайте, мой дорогой полковник Бишоп. Вам предоставляется право
первого выбора из этого прекрасного букета цветов и по той цене, которую
вы назначите сами. А всех остальных мы продадим с торгов.
Полковник Бишоп кивнул головой в знак согласия:
- Ваше превосходительство очень добры. Но, клянусь честью, это не
партия рабочих, а жалкое стадо кляч. Вряд ли от них будет какой-нибудь
толк на плантациях.
Презрительно щуря маленькие глазки, он вновь осмотрел всех осужден-
ных, и выражение злой недоброжелательности на его лице еще более усили-
лось. Затем, подозвав к себе капитана "Ямайского купца" Гарднера, он
несколько минут разговаривал с ним, рассматривая полученный от него спи-
сок.
Потом полковник сунул список обратно Гарднеру и подошел к осужденным
повстанцам. Подле молодого моряка из Сомерсетшира Бишоп остановился.
Ощупав мускулы на руках Питта, он приказал ему открыть рот, чтобы осмот-
реть зубы; облизнулся, кивнул головой и, не поворачиваясь, буркнул шед-
шему позади него Гарднеру:
- За этого - пятнадцать фунтов.
Капитан скорчил недовольную гримасу:
- Пятнадцать фунтов? Это не составит и половины того, что я хотел
просить за него.
- Это вдвое больше того, что я был намерен заплатить, - проворчал
полковник.
- Но ведь и тридцать фунтов за него - слишком дешево, ваша честь.
- За такую цену я могу купить негра. Эти белые свиньи не умеют рабо-
тать и быстро дохнут в нашем климате.
Гарднер начал расхваливать здоровье Питта, его молодость и выносли-
вость, словно речь шла не о человеке, а о вьючном животном. Впечатли-
тельный Питт стоял молча, не шевелясь. Лишь румянец, то появлявшийся, то
исчезавший на его щеках, выдавал внутреннюю борьбу, которую вел с собой
молодой человек, пытаясь сохранить самообладание. У Питера Блада эта
гнусная торговля вызывала чувство глубочайшего отвращения.
В стороне от всего этого прогуливалась, разговаривая с губернатором,
девушка, на которую Блад обратил внимание. Губернатор прыгал около нее,
глупо улыбаясь и прихорашиваясь. Девушка, очевидно, не понимала, каким
мерзким делом занимался полковник. А быть может, подумал Блад, это было
ей совершенно безразлично?
В эту секунду полковник Бишоп повернулся на каблуках, собираясь ухо-
дить.
- Двадцать фунтов - и ни пенса больше. Это моя предельная цена. Она
вдвое больше той, какую вам предложит Крэбстон.
Капитан Гарднер, поняв по его тону, что это действительно оконча-
тельная цена, вздохнул и согласился. Бишоп направился дальше, вдоль ше-
ренги заключенных. Блада и стоявшего рядом с ним худого юношу полковник
удостоил только мимолетным взглядом. Однако, следующий за ними мужчина
средних лет и гигантского телосложения, по имени Волверстон, потерявший
глаз в сражении при Седжмуре, привлек к себе его внимание, и торговля
началась снова.
Питер Блад стоял в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая незна-
комый душистый воздух. Он был насыщен странным ароматом, состоящим из
смеси запахов кампешевого дерева [14], ямайского перца и душистого кед-
ра. Необычайный этот аромат заставил его забыть обо всем и погрузиться в
бесполезные размышления. Он совершенно не был расположен к разговорам.
Так же чувствовал себя и Питт, молча стоявший возле Блада и думавший о
неизбежной разлуке с человеком, рядом с которым, плечом к плечу, он про-
жил смутные месяцы и полюбил его, как друга и старшего брата. Чувства
одиночества и тоски властно охватили его, и по сравнению с этим все, что
он пережил раньше, показалось ему незначительным. Разлука с доктором бы-
ла для Питта мучительным завершением всех обрушившихся на него несчас-
тий.
К осужденным подходили другие покупатели, рассматривали их, проходили
мимо, но Блад не обращал на них внимания. Затем в конце шеренги осужден-
ных произошло какое-то движение. Это Гарднер громким голосом сообщал
