ние этого совершенно невинного человека, он мог еще благодарить судьбу
прежде всего за то, что его вообще вызвали в суд, а затем за то, что суд
состоялся именно 19 сентября, а не раньше этой даты. Задержка, столь
раздражавшая Блада, представляла для него единственную возможность спас-
тись от виселицы, хотя в то время он не отдавал себе в этом отчета.
Могло, разумеется, случиться и так, что он оказался бы среди тех
арестованных, которых на следующий же день после битвы вывели из пере-
полненной тюрьмы в Бриджуотере и по распоряжению жаждавшего крови пол-
ковника Кирка повесили без суда на рыночной площади. Командир Танжерско-
го полка, безусловно, поступил бы так же и с остальными заключенными,
если бы не вмешался епископ Мьюсский, положивший конец этим беззаконным
казням.
Только за одну неделю, прошедшую после Седжмурской битвы, Февершем и
Кирк, не устраивая комедии суда, казнили свыше ста человек. Победителям
требовались жертвы для виселиц, воздвигнутых на юго-западе страны; их
ничуть не беспокоило, где и как были захвачены эти жертвы и сколько сре-
ди них было невинных людей. Что, в конце концов, стоила жизнь какого-то
олуха! Палачи работали не покладая рук, орудуя веревками, топорами и
котлами с кипящей смолой... Но я избавлю вас от описания деталей отвра-
тительных зрелищ, ибо, в конце концов, нас больше занимает судьба Питера
Блада, нежели участь повстанцев, обманутых Монмутом.
Блад дожил до того дня, когда его вместе с толпой других несчастных,
скованных попарно, погнали из Бриджуотера в Таунтон. Не способных ходить
заключенных, с гноящимися и незабинтованными ранами, солдаты бесцеремон-
но бросили на переполненные телеги. Кое-кому посчастливилось умереть в
пути. Когда Блад, как врач, пытался получить разрешение оказать помощь
наиболее страдавшим, его сочли наглым и назойливым, пригрозив высечь
плетьми. Если он сейчас о чем-либо и сожалел, так только о том, что не
участвовал в восстании, организованном Монмутом. Это, конечно, было не-
логично, но едва ли следовало ожидать логического мышления от человека в
его положении.
Весь кошмарный путь из Бриджуотера в Таунтон Блад прошел в кандалах
плечом к плечу с тем самым Джереми Питтом, который в значительной степе-
ни был причиной его несчастий. Молодой моряк все время держался рядом с
Бладом. Июль, август и сентябрь они задыхались от жары и зловония в пе-
реполненной тюрьме, а перед отправкой их в суд они вместе были скованы
кандалами.
Обрывки слухов и новостей понемножку просачивались сквозь толстые
стены тюрьмы из внешнего мира. Кое-какие слухи умышленно распространя-
лись среди заключенных - к их числу относился слух о казни Монмута, по-
вергший в глубочайшее уныние тех, кто переносил все мучения ради этого
фальшивого претендента на престол. Многие из заключенных отказывались
верить этому слуху. Они безосновательно утверждали, что вместо Монмута
был казнен какой-то человек, похожий на герцога, а сам герцог спасся,
для того чтобы вновь явиться в ореоле славы.
Блад отнесся к этой выдумке с таким же глубоким безразличием, с каким
воспринял известие о подлинной смерти Монмута. Однако одна позорная де-
таль не только задела Блада, но и укрепила его ненависть к королю Якову.
Король изъявил желание встретиться с Монмутом. Если он не имел намерения
помиловать мятежного герцога, то эта встреча могла преследовать только
самую низкую и подлую цель - насладиться зрелищем унижения Монмута.
Позднее заключенные узнали, что лорд Грей, фактически возглавлявший
восстание, купил себе полное прощение за сорок тысяч фунтов стерлингов.
Тут Питер Блад уже не мог не высказать вслух своего презрения к королю
Якову.
- Какая же низкая и грязная тварь сидит на троне! Если бы мне было
известно о нем столько, сколько я знаю сегодня, несомненно я дал бы по-
вод посадить меня в тюрьму гораздо раньше, - заявил он и тут же спросил:
- А как вы полагаете, где сейчас лорд Гилдой?
Питт, которому он задал этот вопрос, повернул к Бладу свое лицо, ут-
ратившее за несколько месяцев пребывания в тюрьме почти весь морской за-
гар, и серыми округлившимися глазами вопросительно посмотрел на товарища
по заключению.
- Вы удивляетесь моему вопросу? - спросил Блад. - В последний раз мы
видели его светлость в Оглторпе. Меня, естественно, интересует, где дру-
гие дворяне - истинные виновники неудачного восстания. Полагаю, что ис-
тория с Греем объясняет их отсутствие здесь, в тюрьме. Все они люди бо-
гатые и, конечно, давно уж откупились от всяких неприятностей. Виселицы
ждут только тех несчастных, которые имели глупость следовать за аристок-
ратами, а сами аристократы, конечно, свободны. Курьезное и поучительное
заключение. Честное слово, насколько же еще глупы люди!
Он горько засмеялся и несколько позже с тем же чувством глубочайшего
презрения вошел в Таунтонский замок, чтобы предстать перед судом. Вместе
с ним были доставлены Питт и Бэйнс, ибо все они проходили по одному и
тому же делу, с разбора которого и должен был начаться суд.
Огромный зал с галереями, наполненный зрителями, в большинстве дама-
ми, был убран пурпурной материей. Это была чванливая выдумка верховного
судьи, барона Джефрейса, жаждавшего крови. Он сидел на высоком председа-
тельском кресле. Пониже сутулились четверо судей в пурпурных мантиях и
тяжелых черных париках. А еще ниже сидели двенадцать присяжных заседате-
лей.
Стража ввела заключенных. Судебный пристав, обратившись к публике,
потребовал соблюдения полной тишины, угрожая нарушителям тюрьмой. Шум
голосов в зале стал постепенно затихать, и Блад пристально разглядывал
дюжину присяжных заседателей, которые дали клятву быть "милостивыми и
справедливыми". Однако внешность этих людей свидетельствовала о том, что
они не могли думать ни о милости, ни о справедливости. Перепуганные и
потрясенные необычной обстановкой, они походили на карманных воров, пой-
манных с поличным. Каждый из двенадцати стоял перед выбором: или меч
верховного судьи, или веление своей совести.
Затем Блад перевел взгляд на членов суда и его председателя - лорда
Джефрейса, о жестокости которого шла ужасная слава.
Это был высокий, худой человек лет под сорок, с продолговатым краси-
вым лицом. Синева под глазами, прикрытыми набрякшими веками, подчеркива-
ла блеск его взгляда, полного меланхолии. На мертвенно бледном лице рез-
ко выделялись яркие полные губы и два пятна чахоточного румянца.
Верховный судья, как было известно Бладу, страдал от мучительной бо-
лезни, которая уверенно вела его к могиле наиболее кратким путем. И док-
тор знал также, что, несмотря на близкий конец, а может, и благодаря
этому, Джефрейс вел распутный образ жизни.
- Питер Блад, поднимите руку!
Хриплый голос судебного клерка вернул Блада к действительности. Он
повиновался, и клерк монотонным голосом стал читать многословное обвини-
тельное заключение: Блада обвиняли в измене своему верховному и законно-
му владыке Якову II, божьей милостью королю Англии, Шотландии, Франции и
Ирландии. Обвинительное заключение утверждало, что Блад не только не
проявил любви и почтения к своему королю, но, соблазняемый дьяволом, на-
рушил мир и спокойствие королевства, разжигал войну и мятеж с преступной
целью лишить своего короля короны, титула и чести, и в заключение Бладу
предлагалось ответить: виновен он или не виновен?
- Я ни в чем не виновен, - ответил он не задумываясь.
Маленький остролицый человек, сидевший впереди судейского стола,
подскочил на своем месте. Это был военный прокурор Полликсфен.
- Виновен или не виновен? - закричал он. - Отвечайте теми же словами,
которыми вас спрашивают.
- Теми же словами? - переспросил Блад. - Хорошо! Не виновен. - И, об-
ращаясь к судьям, сказал: - Я должен заявить, что не сделал ничего, о
чем говорится в обвинительном заключении. Меня можно обвинить только в
недостатке терпения во время двухмесячного пребывания в зловонной
тюрьме, где мое здоровье и моя жизнь подвергались величайшей опаснос-
ти...
Он мог бы сказать еще многое, но верховный судья прервал его мягким,
даже жалобным голосом:
- Я вынужден прервать вас. Мы ведь обязаны соблюдать общепринятые су-
дебные нормы. Как я вижу, вы не знакомы с судебной процедурой?
- Не только не знаком, но до сих пор был счастлив в своем неведении.
Если бы это было возможно, я вообще с радостью воздержался бы от подоб-
ного знакомства.
Слабая улыбка на мгновенье скользнула по грустному лицу верховного
судьи.
- Я верю вам. Вы будете иметь возможность сказать все, что хотите,
когда выступите в свою защиту. Однако то, что вам хочется сказать сей-
час, и неуместно и незаконно.
Блад, удивленный и обрадованный явной симпатией и предупреди-
тельностью судьи, выразил согласие, чтобы его судили бог и страна [12].
Вслед за этим клерк, помолившись богу и попросив его помочь вынести
справедливый приговор, вызвал Эндрью Бэйнса, приказал ему поднять руку и
ответить на обвинение. От Бэйнса, признавшего себя невиновным, клерк пе-
решел к Питту, и последний дерзко признал свою вину. Верховный судья
оживился.
- Ну, вот так будет лучше, - сказал он, и его коллеги в пурпурных
мантиях послушно закивали головами. - Если бы все упрямились, как вот
эти несомненные бунтовщики, заслуживающие казни, - и он слабым жестом
руки указал на Блада и Бэйнса, - мы никогда бы не закончили наше дело.
Зловещее замечание судьи заставило всех присутствующих содрогнуться.
После этого поднялся Полликсфен. Многословно изложив существо дела, по
которому обвинялись все трое подсудимых, он перешел к обвинению Питера
Блада, дело которого разбиралось первым.
Единственным свидетелем обвинения был капитан Гобарт. Он живо обрисо-
вал обстановку, в которой он нашел и арестовал трех подсудимых вместе с
лордом Гилдоем. Согласно приказу своего полковника, капитан обязан был
повесить Питта на месте, если бы этому не помешала ложь подсудимого Бла-
да, который заявил, что Питт является пэром и лицом, заслуживающим вни-
мания.
По окончании показаний капитана лорд Джефрейс посмотрел на Питера
Блада:
- Есть ли у вас какие-либо вопросы к свидетелю?
- Никаких вопросов у меня нет, ваша честь. Он правильно изложил то,
что произошло.
- Рад слышать, что вы не прибегаете к уверткам, обычным для людей ва-
шего типа. Должен сказать, что никакие увиливания вам здесь и не помогли
бы. В конце концов, мы всегда добьемся правды. Можете не сомневаться.
Бэйнс и Питт, в свою очередь, подтвердили правильность показаний ка-
питана. Верховный судья, вздохнув с облегчением, заявил:
- Ну, если все ясно, так, ради бога, не будем тянуть, ибо у нас еще
много дел. - Сейчас уже в его голосе не осталось и признаков мягкости. -
Я полагаю, господин Полликсфен, что, коль скоро факт подлой измены этих
трех мерзавцев установлен и, более того, признан ими самими, говорить
больше не о чем.
Но тут прозвучал твердый и почти насмешливый голос Питера Блада:
- Если вам будет угодно выслушать, то говорить есть о чем.
Верховный судья взглянул на Блада с величайшим изумлением, пораженный
его дерзостью, но затем изумление его сменилось гневом. На неестественно
красных губах появилась неприятная, жесткая улыбка, исказившая его лицо.
- Что еще тебе нужно, подлец? Ты опять будешь отнимать у нас время
своими бесполезными увертками?
- Я бы хотел, чтобы ваша честь и господа присяжные заседатели выслу-
шали, как это вы мне обещали, что я скажу в свою защиту.
- Ну что же... Послушаем... - Резкий голос верховного судьи внезапно
сорвался и стал глухим. Фигура судьи скорчилась. Своей белой рукой с на-
бухшими синими венами он достал носовой платок и прижал его к губам. Пи-
тер Блад понял как врач, что Джефрейс испытывает сейчас приступ боли,
