и лживыми россказнями о происшедшей ошибке. Но разве это подняло бы ваш
корабль на поверхность или воскресило бы вас, чтобы вы могли разоблачить
лживость государственных мужей Кастилии, покрывающих преступления? Разве та
же история не повторялась после каждого испанского налета на поселения
других народов?
-- Но не за последнее время, месье... -- возразил Сентонж.
-- Настолько обнаглеть, чтобы напасть на Мартинику, -- добавила мадам.
Джентльмен в черном с серебром выразительно пожал плечами.
-- Испанцы называют этот остров Мартинико, мадам. Не забывайте, Испания
уверена в том, что Бог создал Новый Свет специально для ее прибылей, и что
небеса одобряют все меры, направленные против посягательств на ее права.
-- Разве я не говорил вам то же самое, шевалье? -- вмешался Люзан. --
Ведь это почти те же слова, что я сказал вам сегодня утром, когда вы не
верили, что испанец может напасть на нас.
Голубые глаза смуглого незнакомца с одобрением взглянули на
французского капитана.
-- Разумеется, сразу поверить в это не так легко. Но теперь, я думаю, у
вас есть все доказательства того, что в Карибском море Испания не уважает
никакого флага, кроме своего собственного, если только ее не принудить, к
этому силой. Поселенцы из других стран знают по опыту, как реагируют испанцы
на их присутствие здесь. Нет нужды перечислять примеры налетов, грабежей и
массовых убийств. Если теперь настала очередь Мартиники, то можно только
удивляться, что этого не произошло раньше, ибо на этом острове есть чем
поживиться, а Франция не имеет в Вест-Индии вооруженных сил, могущих
противостоять этим конкистадорам. К счастью, мы все еще существуем. Если бы
не мы...
-- Если бы не вы? -- прервал его Сентонж. Его голос стал внезапно
резким. -- О ком вы говорите, месье? Кто вы такой?
Вопрос, казалось, удивил незнакомца. Несколько секунд он с недоумением
рассматривал присутствующих, а когда он заговорил, то его ответ, хотя и
подтвердил подозрения шевалье и уверенность Люзана, тем не менее прозвучал
для Сентонжа как гром среди ясного неба.
-- Разумеется, я говорю о Береговом братстве. О корсарах, месье. -- И
он добавил явно не без гордости. -- Я -- капитан Блад.
С отвисшей от неожиданности челюстью, Сентонж тупо уставился на смуглое
улыбающееся лицо доблестного флибустьера, которого он считал мертвым.
Оставаясь верным своему долгу, он должен был бы заковать этого человека
в кандалы и доставить во Францию в качестве пленника. Но подобный акт
являлся бы не только черной неблагодарностью -- он просто неосуществим из-за
присутствия под боком двух тяжело вооруженных корсарских кораблей. Более
того, получив хороший урок, месье де Сентонж понимал, что такой поступок был
бы величайшей глупостью.
Он живо припомнил представленные ему сегодня утром доказательства
хищничества испанцев и активной деятельности пиратов, которую, глядя на
догоравший на расстоянии двух миль флагман, никак нельзя было не признать
благотворной. Доказательства того и другого содержались также в новостях о
нависшей над Мартиникой угрозе испанского рейда и намерениях флибустьеров
защитить остров, чего не в состоянии была сделать Франция.
Учитывая все это, а в особенности историю с Мартиникой, грозившую
вернуть шевалье, ставшего одним из богатейших людей во Франции, к
первоначальному состоянию, становилось ясно, что всеведущий месье де Лувуа
на сей раз дал маху. Это было продемонстрировано настолько убедительно, что
Сентонж начал сознавать необходимость взять на себя последствия этой
демонстрации.
Отзвуки тяжких размышлений и эмоций явственно слышались в голосе
шевалье, когда он, все еще устремив бессмысленный взгляд на капитана Блада,
воскликнул:
-- Вы -- тот самый морской разбойник?!
Однако Блад, казалось, нисколько не обиделся.
-- О да, но весьма благодетельный разбойник, -- улыбнулся он. --
Благодетельный для всех, кроме испанцев.
Мадам де Сентонж вне себя от волнения резко повернулась к мужу,
судорожно сцепив руки. От этого движения шаль соскользнула с ее плеч, сделав
ее прелести еще более доступными для обозрения. Но она не обратила на это
внимания, так как в критический момент правила приличия потеряли для нее
всякое значение.
-- Шарль, что ты намерен делать?
-- Что делать? -- тупо переспросил ее супруг.
-- Распоряжения, которые ты оставил на Тортуге, могут разорить меня
и...
Шевалье поднял руку, чтобы предупредить дальнейшие эгоистические
откровения мадам. Какие бы меры он ни принял, они должны быть продиктованы
только интересами его повелителя, короля Франции.
-- Я все понимаю, дорогая. Мой долг совершенно ясен. Сегодня утром мы
получили полезный урок. К счастью, еще не слишком поздно.
Издав глубокий вздох облегчения, мадам повернулась к капитану Бладу.
-- Вы уверены, месье, что ваши корсары смогут обеспечить безопасность
Мартиники?
-- Совершенно уверен, мадам, -- сразу же ответил Блад. -- Бухта
Сен-Пьера окажется мышеловкой для испанцев, если они будут настолько
опрометчивы, что залезут туда. А добыча с их кораблей с лихвой окупит все
расходы экспедиции.
И тогда Сентонж расхохотался.
-- Ах, да, теперь я все понимаю, -- сказал он. -- Ведь испанские
корабли -- богатейший приз. Только не сочтите это насмешкой, месье. Надеюсь,
я не оскорбил вас?
-- Что вы, месье, нисколько, -- улыбнулся капитан Блад и поднялся с
кресла.
-- Ну, разрешите откланяться. Бриз свежеет, и я должен этим
воспользоваться. Если ветер не переменится, то я к вечеру буду на Тортуге.
Он склонился перед мадам де Сентонж, собираясь поцеловать ей руку,
когда шевалье дотронулся до его плеча.
-- Одну минуту, месье. Составьте мадам компанию, пока я напишу письмо,
которое вы доставите губернатору Тортуги.
-- Письмо? -- Капятав Блад прикинулся удивленным. -- Вы хотите сообщить
ему о той незначительной, услуге, которую мы вам оказали? Право, месье, не
стоит беспокоиться...
Несколько секунд месье де Сентонж неловко молчал.
-- Я... я должен сообщить губернатору еще кое-что, -- вымолвил он
наконец.
-- Ну, если это нужно лично вам, тогда другое дело. Я к вашим услугам.
V
Добросовестно исполнив обязанности курьера, капитан Блад в тот же вечер
вручил губернатору Тортуги письмо от шевалье без всяких комментариев.
-- От шевалье де Сентонжа? -- задумчиво нахмурился месье д'Ожерон. --
Интересно, что в нем говорится.
-- Быть может, я догадываюсь, -- сказал капитан Блад. -- Но к чему
предположения, когда письмо перед вами? Прочтите его, и мы все узнаем.
-- Но при каких обстоятельствах к вам попало это письмо?
-- Прочитайте его. Возможно, это избавит меня от лишних объяснений.
Д'0жерон сломал печать и развернул послание. С недоумением он прочитал
официальное извещение об отмене представителем французского королевства
приказов, оставленных им на Тортуге и касающихся полного прекращения
торговли с корсарами. Месье д'Ожерону рекомендовалось поддерживать с
флибустьерами ранее существующие отношения вплоть до получения новых
указаний из Франции, которые, по мнению шевалье, ни в коем случае не изменят
положения вещей. Месье де Сентонж был убежден, что когда он представит месье
де Лувуа подробный отчет о ситуации в Вест-Индии, то его превосходительство
сочтет нецелесообразным проведение в жизнь в настоящее время своих указов
против корсаров.
Месье д'0жерон не мог прийти в себя от изумления.
-- Но как вам удалось совершить подобное чудо с этим упрямым тупицей?
-- Как я уже говорил вам, убедительность любого аргумента зависит от
того, как его преподнести. Вы и я говорили месье де Сентонжу одно и то же,
но вы сказали это словами, а я главным образом действием. Зная, что дурака
можно научить только на горьком опыте, я снабдил его этим опытом. -- И Блад
во всех подробностях описал морской бой, разразившийся сегодня утром у
северного побережья Эспаньолы.
Губернатор слушал, поглаживая подбородок.
-- Да, -- медленно произнес он, когда рассказ был окончен. -- Это,
конечно, весьма убедительно. А припугнуть его рейдом на Мартинику и
возможной потерей недавно приобретенного состояния было великолепной мыслью.
Но не преувеличиваете ли вы немного свою проницательность, друг мой? Не
забывайте о том, что только благодаря удивительному совпадению испанский
галеон возымел намерение напасть на "Беарнца" как раз в том месте и в то
время. Ведь это было для вас немалой удачей.
-- Совершенно верно, -- согласился Блад.
-- А вы не знаете, что за корабль вы сожгли и потопили и какой осел им
командовал?
-- Конечно знаю. Это была "Мария Глориоса", флагманский корабль
испанского адмирала маркиза Риконете.
-- "Мария Глориоса"? -- с удивлением переспросил д'0жерон. -- Но ведь
вы захватили ее в Сан-Доминго и прибыли сюда на ней, когда доставили корабли
с сокровищами.
-- Вот именно. Поэтому я и использовал ее для небольшой демонстрации
испанской низости и корсарской доблести. Ею командовал Волверстон, а на
борту находилось лишь столько человек, сколько требовалось для управления
кораблем и для стрельбы из шести пушек, которыми я решил пожертвовать.
-- Боже мой! Вы хотите сказать, что все это было простой комедией?
-- Сыгранной в основном за дымовой завесой, возникшей во время
сражения. Она была совершенно непроницаема. Мы организовали ее при помощи
выстрелов из пушек, заряженных только порохом, а слабый ветерок лишь
сослужил нам службу. В разгар инсценированной битвы Волверстон поджег
корабль и под покровом дымовой завесы перешел на борт "Арабеллы" вместе со
своим экипажем.
-- И ваш обман прошел незамеченным? -- воскликнул губернатор.
-- Как видите.
-- Значит, вы намеренно сожгли этот великолепный испанский корабль?
-- Да, для пущей убедительности. Можно было бы просто обратить его в
бегство, но это не произвело бы такого эффекта.
-- Но потери! Господи, какие потери!
-- Вы еще недовольны? По-вашему, успеху смелого предприятия может
способствовать скаредность? Взгляните еще раз на письмо. Ведь это, по сути
дела, правительственная грамота, разрешающая торговые операции, запрещенные
недавним указом. Вы думаете, что ее можно было добыть с помощью красивых,
слов? Такой способ вы уже попробовали и знаете, что из этого вышло. -- И
Блад похлопал по плечу низенького губернатора. -- Давайте перейдем к делу.
Теперь я могу продать вам свои пряности и предупреждаю, что потребую за них
хорошую цену -- не меньшую, чем за три испанских корабля.
ИЗБАВЛЕНИЕ
I
Более года прошло с тех пор, как Натаниэль Хагторп вместе с Питером
Бладом бежал с острова Барбадос. Однако тоска не покидала Хагторпа --
достойного джентльмена, ставшего по воле судьбы корсаром, так как его
младший брат Том по-прежнему томился в неволе.
Оба брата участвовали в мятеже Монмута, попали в плен после битвы при
Седжмуре[1] и были приговорены к повешению. Однако приговор изменили, в
результате чего они вместе с другими повстанцами были сосланы на плантации
на Барбадос и проданы в рабство жестокому полковнику Бишопу. Но к тому
времени, когда Блад организовал побег с острова. Тома Хагторпа уже там не
было.
Однажды на Барбадос с визитом к Бишопу явился полковник сэр Джеймс
Корт, представляющий на Невисе[2] губернатора Подветренных островов[3]. Сэра
Джеймса сопровождала жена -- изящная, строптивая и зловредная особа,
чересчур молодая, чтобы составить подоба
