ему, может быть, и в самом деле придется застрелить сэра Джеймса, чтобы
вырваться на свободу. Он сожалел об этой возможной необходимости, но был
готов к ней. Но к чему капитан не был готов, так это к непонятно-внезапной
уступчивости вице-губернатора.
-- Это упрощает дело, -- сказал сэр Джеймс. -- Если я вас правильно
понял, вы поступите с моим кузеном так, как я поступлю с Хагторпом, не
правда ли?
-- Совершенно верно.
-- Значит, если я повешу Хагторпа...
-- Ваш кузен будет болтаться на нок-рее[1].
-- Ну, тогда остается только единственное решение.
Леди издала вздох облегчения.
-- Вы победили, сэр, -- воскликнула она. -- Нам придется отпустить
Хагторпа!
-- Напротив, -- возразил сэр Джеймс, -- я должен его повесить.
1 Нок-рея -- оконечность поперечной перекладины мачты.
-- Вы должны... -- Леди Корт уставилась на него, открыв рот и задыхаясь
от волнения; ужас снова появился в ее больших голубых глазах.
-- Как вы напомнили мне, мадам, у меня есть определенный долг, который
не позволит мне отпустить Хагторпа с плантации, поэтому его придется
повесить. Fiat justitia ruat coelum[1]. Последствия не будут лежать на моей
совести.
-- Не будут лежать на вашей совести! -- вне себя вскрикнула леди Корт.
-- А как же Джеффри? -- Она ломала руки, ее голос перешел в вой. Потом,
собравшись с духом, леди в бешенстве обрушилась на сэра Джеймса: -- Вы
просто спятили! Вы не можете сделать этого! Не смеете!.. Отпустите Хагторпа!
Зачем он вам, в конце концов? Одним рабом меньше или больше!.. Ради Бога,
отпустите его!
-- А как же мой долг?
Леди испуганно отшатнулась.
Непреклонность сэра Джеймса сломила ее дух. Ледя Корт упала на колени
возле его кресла, судорожно вцепившись в его руку.
Сэр Джеймс оттолкнул ее с издевательским смехом, в котором слышалось
что-то жуткое.
Позднее капитан Блад похвалялся, может быть, без достаточных оснований,
что именно эта жестокая забава над охваченной страхом женщиной пролила свет
на таинственную ситуацию и прояснила позицию, занятую сэром Джеймсом.
Вдоволь посмеявшись, вице-губернатор встал и махнул рукой, отпуская
капитана.
-- Все решено. Если вы хотите вернуться на ваш корабль, я не стану вас
задерживать. А впрочем, подождите. Я хочу кое-что передать своему кузену. --
Он подошел к секретеру, стоящему между окнами, и вынул оттуда "Стихотворения
сэра Джона Саклинга" с пергаментом, в одном месте слегка отставшим от
переплета. -- Выразите ему мое соболезнование и передайте вот это... Я
ожидал его, чтобы вручить ему книгу лично. Но так будет гораздо лучше.
Сообщите ему, что находящееся в книге письмо, почти столь же поэтичное,
сколь и сама книга, передано адресату. -- И он протянул своей супруге
сложенный лист. Это для вас, мадам. Возьмите.
-- Возьмите! -- настойчиво повторил сэр Джеймс, швырнув ей листок. --
Мы вскоре обсудим содержание этого письма. Оно поможет нам понять, почему я
так жажду выполнить свой долг, о котором вы мне напомнили.
Скорчившаяся у кресла леди Корт дрожащими руками развернула письмо.
Несколько минут она читала, затем со стоном выронила его из рук.
Капитан Блад взял предложенную ему книгу. Думаю, что именно в этот
момент он наконец все понял. Теперь он снова очутился в за
1 Да свершится правосудие, и пусть обрушатся небеса (лат.).
труднении. Если неожиданный случай помог ему вначале, то сейчас другая
неожиданность внезапно воспрепятствовала его планам, когда конец уже был
виден.
-- Желаю вам всего хорошего, сэр, -- сказал сэр Джеймс. -- Здесь вас
больше ничто не задерживает.
-- Вы ошибаетесь, сэр Джеймс. Кое-что заставляет меня задержаться на
несколько минут. Возможно, в моей жизни и были вещи, которых мне следует
стыдиться. Но я никогда не был ничьим палачом, и будь я проклят, если я
восполню этот пробел по вашей милости. Одно дело -- повесить вашего кузена в
качестве акта возмездия; Но черт ценя побери, если я стану его вешать, чтобы
угодить вам. Я отправлю его на берег, сэр Джеймс, чтобы вы могли повесить
его сами.
Уныние, отразившееся на лице сэра Джеймса, как нельзя больше
удовлетворило капитана Блада. Разрушив его сладостные планы отмщения,
капитан предложил ему иное утешение.
-- Теперь, когда я изменил свои намерения, вам остается изменить ваши и
продать мне этого парня на должность кают-юнги. Я же не только увезу вашего
кузена, но и постараюсь внушить ему, чтобы он никогда больше вас не
беспокоил.
Запавшие глаза сэра Джеймса с недоверчивой надеждой устремились на
корсара.
Капитан Блад улыбнулся.
-- Можете считать это дружеской услугой, сэр Джеймс, -- сказал он,
внеся окончательное успокоение в растревоженную душу вице-губернатора.
-- Хорошо, -- промолвил, наконец, сэр Джеймс. -- Забирайте своего
парня. На этих условиях я дарю его вам.
VII
Понимая, что супругам нужно многое сказать друг другу и что его
присутствие будет лишним, капитан Блад тактично поспешил откланяться и
удалиться.
В холле он приказал ожидавшему его Тому Хатторпу следовать за ним. Тот
повиновался, так ничего и не поняв в этом чудесном избавлении.
Никто им не препятствовал. Наняв лодку у мола, они подплыли к "Марии
Моденской", на шкафуте которой два брата заключили друг друга в объятия, в
то время как капитан Блад, созерцая их, испытывал чувство всемогущего
благодетеля.
Едва сдерживая слезы радости, Нат Хагторп попросил Питера Блада
объяснить, как ему удалось освободить брата так быстро, не прибегнув к
насилию.
-- Нельзя сказать, что я не прибегал к насилию, -- ответил Блад. --
Напротив, без насилия не обошлось. Но оно было чисто эмоциональным. Кое-что
в этом роде еще предстоит сделать, но это уже относится к мистеру Корту. --
И он повернулся к стоящему рядом боцману. -- Свистать всех наверх, Джейк. Мы
тотчас же снимаемся с якоря.
Блад направился к каюте, в которой томился мистер Корт. Отпустив
часового, он открыл дверь и вошел. Гнев заключенного за это время ни в коей
мере не утих.
-- Сколько ты еще будешь держать меня здесь, гнусный негодяй?
-- А куда бы вы хотели сейчас направиться? -- поинтересовался капитан
Блад.
-- Как -- куда? Да ты смеешься надо мной, проклятый пират! Мне нужно на
берег, как тебе отлично известно.
-- На берег? Сейчас? Вот уж никак не думал.
-- Не собираешься ли ты и дальше задерживать меня?
-- О, это едва ли понадобится. У меня есть для вас кое-что от сэра
Джеймса -- книга стихов и устное сообщение.
И он добросовестно передал ему и то, и другое. Мистер Корт сразу обмяк
и, побледнев, опустился на койку.
-- Возможно, теперь вы не будете так настаивать на вашей высадке на
Невис. Очевидно, вы уже начинаете понимать, что Вест-Индия -- не совсем
здоровое место для флирта. Ревность в тропиках подобна климату -- она
чревата ударом. Думаю, что вы благоразумно предпочтете разыскать корабль,
который доставит вас обратно в Англию целым и невредимым.
Джеффри Корт вытер пот со лба.
-- Значит, вы не высаживаете меня?
В каюту сквозь открытое окно донесся скрип кабестана[1] и звон якорной
цепи. Капитан Блад жестом привлек внимание собеседника к этим звукам.
-- Мы снимаемся с якоря и через полчаса будем в море.
-- Что ж, пожалуй, это к лучшему, -- со вздохом сказал мистер Корт.
1 Кабестан -- приспособление для подъема якоря.
СВЯТОТАТСТВО
I
В течение периода своего изгнания из общества капитан Блад всегда
считал печальной иронией судьбы то, что он, воспитанный в традициях
каталической церкви, был вынужден покинуть Англию изза обвинения в участии в
протестантском мятеже и рассматривался испанцами как еретик, вполне
достойный сожжения на костре.
На эту тему он долго и с огорчением распространялся в беседе с
Ибервилем, своим французским компаньоном, в тот день, когда Блад, из-за
врожденной щепетильности отказался от заманчивой перспективы легкого и
богатого грабежа, для свершения которого пришлось бы пойти на небольшое
святотатство.
Однако Ибервиль, из которого родители надеялись сделать церковника и
который был посвящен в низший духовный сан[1] перед тем, как обстоятельства
забросили его за океан и превратили в флибустьера, нашел эту щепетильность
нелепой, а слова Блада его одновременно рассердили и развеселили. Веселье в
конце концов взяло верх, так как этот высокий и энергичный парень, уже
немного начинающий полнеть, обладал легким и общительным характером, о чем
свидетельствовали смешливые искорки в его карих глазах и постоянно
улыбающийся рот. Несомненно, в нем погиб подлинный светоч церкви, хотя он
сам это яростно опротестовывал, возбуждая всеобщий смех.
Они зашли на Вьекес[2], и под предлогом закупки припасов Ибервиль сошел
на берег в надежде узнать новости, достойные внимания. Ибо в это время
"Арабелла" плавала, так сказать, наудачу без определенной цели. Баск по
национальности, проведший несколько лет в Испании, Ибервиль говорил на
безупречном кастильском наречии. что позволяло ему сходить за испанца в
любой момент, когда это требовалось, и, таким образом, снабжало его
необходимыми данными для разведки в испанском поселении.
1 Р.Сабатини противоречит сам себе. В главе "Золото Санта-Марии"
из "Хроники капитана Блада" он характеризует Ибервиля как
"французского гугенота, осужденного и изгнанного за свою веру",
здесь же он описан как бывший семинарист-католик.
2 Вьекес -- один из Виргинских островов, принадлежавший Испании.
Ибервиль возвратился на большой красный корабль, стоявший на якоре на
рейде с испанским флагом, дерзко развивающимся на гротмачте, с новостями,
которые, по его мнению, указывали на возможность заманчивого предприятия.
Ему удалось узнать, что дон Игнасио де ла Фуэнте, бывший прежде великим
инквизитором Кастилии, а ныне назначенный кардиналом-архиепископом Новой
Испании, направлялся в Мексику на восьмидесятипушечном галеоне
"Санта-Вероника" и по пути посещал подотчетные ему епархии. Его
высокопреосвященство уже побывал на Сан-Сальвадоре, сейчас, очевидно,
находился на пути в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, после чего его ожидали в
Сан-Доминго, возможно, в Сантьяго-де-Куба и наверняка в Гаване, куда он
нанесет визит перед окончательным отплытием на Мэйн.
Быстрый ум Ибервиля моментально оценил выгоды, которые можно было
извлечь из этих обстоятельств.
-- Из всех испанцев, -- заявил он, -- разве только за самого короля
Филиппа или по крайней мере за великого инквизитора, кардинала-архиепископа
Севильи, можно было бы получить более солидный выкуп, нежели за этого
примаса Новой Испании.
Блад, шагавший рядом с Ибервилем по высокой корме "Арабеллы",
освещенной лучами ноябрьского солнца -- яркими и теплыми в этой стране
вечного лета, -- внезапно остановился. Высокая, стройная фигура Ибервиля все
еще была облачена в роскошный костюм из лилового сатина; его длинные
каштановые локоны покрывал пурпурный берет. Впереди у кабестана и брасов[1]
кипела работа по подготовке к отплытию; стоящий у носовых цепей боцман
Снелл, сверкая лысой макушкой в окружении седых волос, отборной кастильской
руганью разгонял столпившиеся вокруг корабля шлюпки торговцев.
Живые глаза Блада с неодобрением устремились на веселое лицо француза.
-- Ну, а дальше что? -- спросил он.
-- Как что? Поповский багаж на "Санта-Веронике" стоит не меньше, чем
груз любого корабля, когда-либо покидавшего Мексику, -- рассмеялся Ибервиль.
