Изумленный пират выпустил донью Леокадию н вскочил, положив руку на
рукоять пистолета.
-- Что это значит? Кто вы такой, черт возьми?!
Вновь прибывший приблизился к нему, и суровый взгляд его голубых глаз,
сверкавших, как сапфиры, на смуглом лице, заставили разбойника вздрогнуть.
-- Подлый самозванец! Навозная тварь!
Хотя мерзавец по-прежнему мало что понимал, до него дошло, что
необходимы решительные действия, и он выхватил из-за пояса пистолет. Но
капитан Блад отступил назад, и его рапира, быстрая, как жало змеи, пронзила
руку пирата. Пистолет со стуком упал на пол.
-- Лучше бы ты направил его в свое сердце, грязный пес!
Правда, этим ты помешал бы мне выполнить клятву. Я дал обет, что
капитана Блада не отправит на виселицу ничья рука, кроме моей.
Один из мушкетеров быстро справился с изрыгающим проклятие пиратским
капитаном, в то время как Блад с остальными солдатами так же быстро
разоружил двух других бандитов.
Сквозь шум этой краткой схватки послышался крик доньи Леокадии,
которая, дотащившись до кресла, упала в него, потеряв сознание.
Дон Себастьян, находящийся в ненамного лучшем состоянии, как только его
развязали, начал слабым голосом невнятно выражать свою благодарность за это
своевременное чудо, перемежая ее вопросами и том, как оно произошло.
-- Займитесь вашей супругой, -- посоветовал ему Блад, -- и не
беспокойте себя другими мыслями. Сан-Хуан очищен от пиратов. Около тридцати
негодяев надежно заперты в тюрьме, остальные -- еще надежнее: в аду. Если
кому-то все же удалось вырваться, то его встретят у лодок и проводят к
товарищам. Нам нужно похоронить мертвых, позаботиться о раненых и вернуть в
город беженцев. А вы займитесь вашей женой и домочадцами и предоставьте мне
все остальное.
И Блад с мушкетерами исчезли так же внезапно, как появились, уведя с
собой взбешенных пленных.
VI
Когда Блад вернулся к ужину, порядок в доме генерал-губернатора был
полностью восстановлен, и слуги накрывали на стол. При виде дона Педро, все
еще покрытого пылью сражений, донья Леокадия разрыдалась. Не обращая
внимания на грязный костюм капитана, дон Себастьян крепко прижал его к
груди, называя спасителем Сан-Хуана, настоящим героем, истинным кастильцем и
достойным представителем великого адмирала.
Мнение это разделял весь город, в котором всю ночь не смолкали крики:
"Viva дон Педро! Да здравствует герой Сан-Хуан-де-ПуэртоРико!"
Столь шумное и трогательное выражение благодарности пробудило в
капитане Бладе, в чем он позже признался Джереми Питту, мысли о приятных
сторонах, которыми обладала служба закону и порядку. Почистившись и
переодевшись в костюм из гардероба дона Себастьяна, который ему был чересчур
широк и слишком короток, он уселся ужинать к столу генерал-губернатора, с
удовольствием воздавая должное пище и превосходному испанскому вину,
уцелевшему после налета на губернаторский винный погреб.
Блад крепко уснул с сознанием хорошо выполненного долга, и не
сомневаясь, что без лодок и с малым количеством людей лже-"Арабелла" не
осмелится напасть на корабли с сокровищами, являющиеся истинной целью рейда
на Сан-Хуан. Все же на всякий случай несколько испанцев стали на часах около
пушек, оставленных в роще. Но ночь прошла спокойно, а наутро жители города
увидели, что пиратский корабль превратился в точку на горизонте, а в гавань
под всеми парусами входила "Мария Глориоса".
Когда дон Педро Энкарнадо спустился к завтраку, дон Себастьян сообщил
ему, что адмиральский корабль бросил якорь в бухте.
-- Он весьма пунктуален, -- заметил дон Педро, думая о Волверстоне.
-- Пунктуален? Ничего себе! Он не смог даже завершить ваши труды,
потопив это проклятое пиратское судно. Постараюсь высказать ему все, что я о
нем думаю.
Дон Педро нахмурился.
-- Учитывая его положение при дворе, это было бы неблагоразумно. С
маркизом лучше не вступать в пререкания. К счастью, он вряд ли сойдет на
берег из-за своей подагры.
-- Тогда я нанесу ему визит на корабле.
Озабоченное выражение лица капитана Блада не было притворным. Если ему
не удастся отговорить дона Себастьяна от его благих намерений, то
выработанный им план пойдет прахом.
-- На вашем месте я бы этого не делал, -- сказал он.
-- Не делали бы? Но ведь это мой долг.
-- Вовсе нет. Этим вы унизите свое достоинство. Подумайте о высоком
посте, который вы занимаете. Ведь генерал-губернатор ПуэртоРико -- это почти
вице-король. Не вы должны наносить визиты адмиралам, а, наоборот, адмиралы
должны наносить визиты вам, и маркиз Риконете прекрасно отдает себе в этом
отчет. Вот почему он, не имея возможности прийти к вам лично из-за болезни,
послал к вам меня в качестве своего представителя. Поэтому все, что вы
собирались сказать маркизу, вы можете сообщить мне.
Задумавшись над этими словами, дон Себастьян подпер рукой свои
многочисленные подбородки.
-- Конечно, в том, что вы сказали, есть доля истины. Но в данном случае
у меня особый долг, который я обязан выполнить. Я должен подробно сообщить
адмиралу о той героической роли, которую вы сыграли в спасении Сан-Хуана и
королевской казны, не говоря уже о кораблях с ценностями, и убедиться, что
вы награждены по заслугам.
Донья Леокадия, с дрожью вспоминая вчерашние ужасы, прерванные
появлением дона Педро, и еще более страшные ужасы, которые предотвратила его
отвага, горячо поддержала великодушное намерение своего супруга.
Однако во время этого изъявления благодарности лицо дона Педро все
больше мрачнело. Ои сурово покачал головой.
-- Этого я никак не могу допустить, -- сказал он. А если вы сделаете
по-своему, то этим нанесете мне обиду. Вчера я выполнил лишь то, что
требовала от меня моя служба, а за это не следует ни похвал, ни наград.
Героями являются только те, кто, не считаясь с риском и не заботясь о
собственных интересах, совершает подвиги, к которым их ничто не обязывает. А
сочинять баллады о моем вчерашнем поведении было бы для меня оскорбительно,
а вы, я уверен, никогда не захотите оскорбить меня, дон Себастьян.
-- О, какая скромность! -- воскликнула донья Леокадия, молитвенно
сложив руки и подняв глаза к небу. -- Правду говорят, что подлинно великое
-- всегда скромно.
-- Ваши слова достойны истинного героя, -- удрученно вздохнул дон
Себастьян. -- Но я огорчен, друг мой, что вы лишаете меня возможности хоть
чем-то отблагодарить вас.
-- Меня не за что благодарить, дон Себастьян, -- возразил дон Педро. --
И умоляю вас, не будем к этому возвращаться.
Ои поднялся.
-- Пожалуй, я сразу же отправлюсь на корабль, чтобы получить
распоряжения адмирала, сообщить ему о том, что здесь произошло, а заодно
показать виселицу, которую вы соорудили на берегу для этого проклятого
капитана Блада. Это очень обрадует его превосходительство.
К полудню дон Педро вернулся на берег уже не в костюме с чужого плеча,
а одетый нарядно и элегантно, как подобает испанскому гранду.
-- Маркиз Риконете просит меня сообщить вам, что так как Карибское
море, к счастью, очистилось от капитана Блада, то миссия его
превосходительства в этих водах окончена, и теперь ничто не препятствует его
скорейшему возвращению в Испанию. Ои намерен конвоировать корабли с
ценностями во время путешествия через океан и просит предупредить их
капитанов быть готовыми поднять якорь во время первого же отлива -- сегодня
в три часа дня.
Дон Себастьян был поражен.
-- И вы не сказали ему, что это невозможно?
Дон Педро пожал плечами.
-- Я же говорил вам, что с адмиралом спорить бесполезно.
-- Но, дорогой дон Педро, больше половины экипажа отсутствует, а на
кораблях нет пушек.
-- Будьте уверены, что я не преминул сообщить об этом его
превосходительству. Конечно, это его огорчило, но он считает, что на каждом
корабле хватит народу, чтобы управлять судном, а этого более чем достаточно.
"Мария Глориоса" отлично вооружена и сможет защитить их от нападения.
-- А он не подумал о том, что может случиться, если шторм разлучит
"Марию Глориосу" с этими галеонами?
-- На это я ему тоже указал, что не произвело никакого впечатления. Его
превосходительство обладает развитым самомнением.
Дон Себастьян надул щеки.
-- Так-так. Разумеется, это его дело, и я благодарю за это Бога. Эти
корабли и так доставили немало неприятностей Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, и я
рад от них избавиться. Но должен заметить, что ваш адмирал весьма
неосторожен. Очевидно, это характерная черта королевских фаворитов.
Слабая улыбка, мелькнувшая на губах дона Педро, означала согласие со
словами губернатора.
-- Пожалуйста, распорядитесь, чтобы галеоны как можно скорее были
снабжены провизией. Не стоит задерживать его превосходительство, к тому же
прилив не станет ждать даже его.
-- О, разумеется, -- согласился дон Себастьян, в покорности которого
ощущалась заметная доля иронии. -- Я сейчас же отдам распоряжения.
-- Я сообщу об этом его превосходительству. Ои будет вам очень
признателен. Ну, разрешите откланяться, дон Себастьян. -- И они дружески
обнялись. -- Поверьте, я надолго сохраню воспоминания о нашем счастливом и
взаимовыгодном сотрудничестве. Мое почтение донье Леокадии.
-- А вы не останетесь посмотреть, как повесят капитана Блада? Казнь
состоится ровно в полдень.
-- Адмирал ожидает меня к восьми склянкам, и я не осмелюсь заставить
его ждать.
По пути в гавань капитан Блад задержался у городской тюрьмы. Дежурный
офицер встретил его со всеми почестями, подобающими спасителю Сан-Хуана, и
открыл двери по его просьбе.
Пройдя двор, где расхаживали взад-вперед закованные в цепи удрученные
пираты, Блад подошел к каменной камере, в которую едва проникал свет сквозь
забранное решетками маленькое окошко, расположенное у самого потолка. В этой
темной зловонной яме, сгорбившись на табуретке, сидел пиратский капитан,
уронив голову на руки в наручниках. Услышав скрип дверных петель, он поднял
голову, и его злое лицо уставилось на посетителя. Разбойник не узнал своего
вчерашнего, испачканного грязью противника в этом элегантном сеньоре в
черном, расшитом серебром костюме, в тщательно завитом, ниспадающем на плечи
черном парике и с длинной эбеновой тростью с золотым набалдашником.
-- Уже пора? -- проворчал он на своем ломаном испанском языке.
Но блестящий кастильский аристократ неожиданно ответил по-английски, да
еще с явным ирландским акцентом.
-- Не будьте столь нетерпеливым. У вас есть еще время подумать о вашей
душе, если таковая имеется; есть время раскаяться в совершенных вами
гнусностях. Я могу простить вам то, что вы выдавали себя за капитана Блада.
Сам по себе этот акт даже можно расценивать как комплимент. Но я не могу вам
простить того, что вы натворили в Картахене, -- зверских убийств, пыток,
изнасилований и других беспричинных жестокостей, которые вы совершили,
удовлетворяя ваши низменные инстинкты и позоря присвоенное вами имя.
Негодяй ухмыльнулся.
-- Вы говорите, как поп, которого прислали меня исповедовать.
-- Я говорю как человек, которым являюсь, и чье имя вы осквернили
своими низкими поступками. Советую вам за краткий промежуток времени,
остающийся у вас после моего ухода, хорошенько осознать неумолимость высшего
правосудия, которое привело вас на виселицу с моей непосредственной помощью.
Ибо я -- капитан Блад!
Несколько секунд он стоял, молча глядя на осужденного самозванца,
