дается, что оба его наставника просто болтуны, хотя и умные болту-
ны, и герой целиком отдается своей всепоглощающей болезненной
любви к "русской Венере" мадам Шоша, жене русского чиновника,
живущего где-то далеко на Кавказе, которая уже очень долго пре-
бывает на Волшебной горе, то уезжая, то возвращаясь вновь.
Подогреваемый лекциями психоаналитка Кроковского, кото-
рый раз в неделю рассказывает о психоанализе всем желающим,
Касторп вначале весьма робко ухаживает за своей избранницей,
но наконец в карнавальную ночь на масленицу добивается у нее
ночи любви, после чего она на следующий же день уезжает, а он
остается - уже не из-за болезни, но чтобы ждать ее возвращения.
И она возвращается, но не одна. Ее спутник, третий "педагог"
Ганса Касторпа, огромный старый голландец мингер Пеперкорн,
вовсе не вызывает у нашего героя ревности, наоборот, он чувствует,
что величественный старик может дать его воспитанию новый пово-
рот. Несмотря на свое подчеркнутое косноязычие, на первый взгляд
невыгодно отличающее мингера Пеперкорна от Сеттембрини и Наф-
ты, он чувствует себя в любом обществе царем и божеством (отчасти
из-за своего огромного богатства), и почти все оставшиеся к этому
времени в живых сотрапезники Ганса Касторпа, а также новички
поклоняются этому экзотическому божеству. Только Сеттембрини
и Нафта воротят нос, но и их побеждает обояние чудаковатого, но
величественного старца. Даже любовь к вернувшейся вместе с мин-
гером Клавдии Шоша отступает перед дружбой с таким значитель-
ным человеком, который, впрочем, вскоре кончает жизнь само-
убийством, не выдержав собственной философии преклонения пе-
ред "простыми радостями жизни": обильной едой, еще более обиль-
ными возлияниями, женской любовью и активным приятием всего
естественного и сильного в жизни. С кончиной мингера и оконча-
тельным отъездом мадам Шоша действие на Волшебной горе как
будто замедляется, и последние три-четыре года пролетают совсем
незаметно и почти бессобытийно.
В. г. является своеобразной энциклопедией начала ХХ в. (Время
действия романа - семь лет. Начиная с 1907 г. и кончая 1914-м, на-
чалом первой мировой войны, которая поднимает наконец героя из
его "герметической реторты" и заставляет вернуться на равнину
прошедшим полный курс воспитания, который одновременно был
обрядом инициации - В. г., с одной стороны, относится к традиции
"романа воспитания", но, будучи неомифологическим произведени-
ем, обряду инициации тоже придает определенную роль.) Психо-
анализ, исследующий сексуальность и "расчленяющий душу", рас-
суждения о природе времени в духе модной тогда философии Анри
Бергсона, столоверчение и вызывание духов, которым увлекались в
конце ХIХ и начале ХХ в., граммофон с записями классической му-
зыки и, наконец, одно из главных чудес начала ХХ в. - кинемато-
граф (см. кино).
Как уже говорилось, на творчество Томаса Манна большое влия-
ние оказали теоретические взгляды и художественная практика
Рихарда Вагнера создавшего в своих зрелых операх так называе-
мую технику лейтмотивов (ср. мотивный анализ), когда определен-
ная мелодия или аккорд устойчиво ассоциируется с определенным
персонажем.
Так, например, свое эротическое увлечение Клавдией Шоша Ганс
Касторп соотносит с неожиданно выплывшим ярким воспоминани-
ем детства, когда он учился в школе и был влюблен в мальчика из
соседнего класса, тоже славянина по происхождению, - Пшибы-
слава Хиппе. Как вспоминает Ганс Касторп, у этого мальчика были
такие же "раскосые азиатские глаза", как у Клавдии. В свое время,
чтобы познакомиться с Пшибыславом, Ганс попросил у него каран-
даш, сославшись на то, что свой он забыл дома. Через много лет на
карнавале в санатории он повторил эту просьбу (карандаш, конеч-
но, фаллический символ - см. психоанализ).
Наиболее важной мифологической фигурой романа является бе-
зусловно мингер Пеперкорн. - Вот что пишет об этом исследова-
тель мифологизма в литературе ХХ в. Е. М. Мелетинский:
"Любовная связь Ганса Касторпа с Клавдией Шоша во время кар-
навала (его прямо называют карнавальным рыцарем) на масленицу,
ее исчезновение на следующий день и возвращение через определен-
ный срок с новым любовником - богачом Пеперкорном - хорошо
укладывается в схему "священной свадьбы" богини, приуроченной
к календарным аграрным празднествам. К этому надо прибавить,
что Пеперкорн тут же устраивает для всех веселую попойку, имею-
щую характер ванхического пиршества и названную им самим пра-
здником жизни. Да он и сам, прославляющий иррациональные си-
лы жизни, парадоксальным образом ассоциируется с Вакхом-Дио-
нисом, разумеется не без ницшевской оглядки на антитезу Диониса
и Аполлона.
Самоубийство Пеперкорна из-за наступившего бессилья ("пора-
жения чувства перед лицом жизни", как он выражается [...]) ведет
к другой, но весьма близкой ритуально-мифологической паралле-
ли - к описанной Фрейзером в его знаменитой "Золотой ветви"
ритуальной смене царя-жреца путем умерщвления одряхлевшего
царя, у которого иссякла половая и магическая сила. "Царствен-
ность" Пеперкорна всячески подчеркивается. Ритуальное умерщв-
ление царя-жреца, согласно реконструкции Фрейзера, совершается
после поединка с более молодым соперником. В романе Томаса Ман-
на ситуация как бы перевернута: здесь сначала старый Пеперкорн
занимает место молодого Касторпа, и последний с этим примиряет-
ся, а после того, как Пеперкорн своим самоубийством расчищает
ему место, он не пытается этим воспользоваться. Вместо ритуально-
го поединка - борьба великодуший".
Волшебная гора является одновременно царством любви и смер-
ти. Как показал Фрейд, "бессознательно" опиравшийся на Шопен-
гауэра и Вагнера, любовь - инстинкт жизни - переплетается в бес-
сознательных установках человека с влечением к смерти: эрос все-
гда соседствует с танатосом. Такова и любовь больного Ганса Кас-
торпа к больной Клавдии Шоша, любовь, протекающая на фоне то и
дело умирающих пациентов санатория.
Поначалу Ганс Касторп увлекается идеей, в соответствии с кото-
рой болезненная любовь-смерть есть нечто позитивное и захватыва-
ющее - нечто в духе Тристана и Изольды. Но после самоубийства
Лео Нафты, который энергично отстаивал именно эту точку зрения,
Ганс Касторп пересматривает свои взгляды и принимает гуманисти-
ческую точку зрения Сеттембрини, согласно которой "смерть как
самостоятельная духовная сила - это в высшей степени распутная
сила, чья порочная притягательность, без сомнения, очень велика"
и "смерть достойна почитания, как колыбель жизни, как материн-
ское лоно обновления" (см. миф,трансперсональная психология).
Так, перед лицом смерти Ганс Касторп познает ценность жизни, хо-
тя происходит это как раз перед тем, как ему, возможно, суждено
умереть на поле первой мировой войны, где его оставляет Томас
Манн в эпилоге.
Как уже говорилось, большую роль в В. г. играют рассуждения
Ганса Касторпа о природе времени, что несомненно также является
частью интеллектуальной энциклопедии жизни культуры начала
ХХ в. В начале ХХ в. интерес к философской проблеме природы вре-
мени был огромным и разнообразным (см. время). И хотя в романе
не называются ни Альберт Эйнштейн, ни Анри Бергсон, ни Эдмунд
Гуссерль, ни Фрэнсис Брэдли, ни Джон МакТаггарт - все эти мыс-
лители, так или иначе, анонимно присутствуют в рассуждениях Ган-
са Касторпа о времени, которое то отождествляется с пространством
в духе общей теории относительности, то, наоборот, интерпретирует-
ся как сугубо внутренний феномен сознания (в духе Гуссерля и Берг-
сона), недоступный количественному анализу. Можно сказать, что в
В. г. мифологическое циклическое время обряда инициации пере-
плетается со становящимся линейным временем романа воспита-
ния. Так или иначе, Ганс Касторп прошел семилетнюю инициацию
и вернулся на равнину зрелым мужчиной, правда, не для соверше-
ния брака, как это предполагается после инициации, а для возмож-
ной гибели на войне, но такова уж новая мифологическая логика
столетия, только начинающего показывать свои "страшные зубы".
Пожалуй, в том, что касается особенностей художественной тка-
ни романа, наиболее интересна его артикулированная традицион-
ность стиля. Здесь мы не найдем почти никаких принципов прозы
ХХ в., которые характерны для Джойса и Кафки, современников
Томаса Манна, или Фолкнера Борхеса, Кортасара и Маркеса.
В В. г. нет потока сознания, хотя из описания косноязычной речи
мингера Пеперкорна ясно видно, что Томас Манн потенциально
владеет этой техникой. Не найдем мы в В. г. текста в тексте и эле-
ментов интертекста, которые потом появятся в большом количестве
в романе "Доктор Фаустус" (см.).
Но, пожалуй, именно поэтому В. г. представляет собой совершен-
но удивительное произведение, модернизм которого весь скрыт на
глубине художественной структуры, а весьма сдержанный, даже
временами "реалистически" сочный стиль делает этот текст уни-
кальным в его одновременной интеллектуальной насыщенности и
чисто беллетристической увлекательности.
Лит.:
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 1996.
Фрейзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и рели-
гии. - М., 1985.
Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд З.
Психология бессознательного. - М., 1990.
ВРЕМЯ
(от индоевропейск. *vertmen - вертеть, вращать). В ХХ
в. под влиянием общей теории относительности В. понимается как
четвертое измерение, главное отличие которого от первых трех
(пространства), заключается в том, что В. необратимо (анизотроп-
но). Вот как формулирует это исследователь философии В. ХХ в.
Ганс Рейхенбах:
1. Прошлое не возвращается.
2. Прошлое нельзя изменить, а будущее можно.
3. Нельзя иметь достоверного протокола о будущем.
Отчего время необратимо? Вслед за великим физиком, погибшим
в 1906 г., основателем статистической термодинамики, Людвигом
Больцманом, Рейхенбах определяет необратимость В. через второе
начало термодинамики: в замкнутых системах энтропия может
только увеличиваться. Энтропия - мера неопределенности систе-
мы, она эквивалентна нарастанию беспорядка, хаоса и всеобщей
смерти. Если в кофе налить сливки, то их уже не отделить от ко-
фе - вот бытовая аналогия второго начала.
Но эта необратимость не имеет логического, необходимого харак-
тера, это лишь очень вероятная необратимость. Существует ни-
чтожная вероятность того, что сливки и кофе вновь разделятся. Эта
вероятность, как писал еще Больцман, равна вероятности того, что
жители одного большого города в один и тот же день покончат
жизнь самоубийством.
Строго говоря, наша Вселенная не является закрытой системой,
поэтому Рейхенбах считал, что временная необратимость связана с
большинством термодинамических процессов во Вселенной, а со-
временный физик И. Пригожин вообще оспорил традиционную точ-
ку зрения на термодинамическую необратимость В. Но мы будем
придерживаться, вернее, отталкиваться от традиционного естест-
веннонаучного взгляда на В. Потому что для самой культуры такое
понимание В. совершенно нехарактерно. Феномен неомифологиче-
ского сознания (см. ) в начале ХХ в. актуализировал мифологичес-
