красных или белых, а однажды с песнями въехали на тачанках в занятое бу-
деновцами село, изображая пьяную деревенскую свадьбу. Причем невесту
изображал сам батько, а жениха - его подручный, отчаянный рубака Щусь.
Итак, меня привели в опрятную и чистую деревенскую избу. За столом
поедали борщ с жареными сальными шкурками Махно и еще человека три, бли-
жайшие соратники. Батько без удивления и без улыбки осмотрел мой холщо-
вый наряд и серьезно спросил:
- Ты что, мешочник?
Все, кто был, грохнулись от смеха. Ободренный их благодушным настро-
ем, я нагло заявил:
- Я анархистский агитатор Лева Задов. Был арестован красными и приго-
ворен к расстрелу.
- Пытали? - участливо спросил Махно (он сам просидел в тюрьме десять
лет).
- Проверяли на прочность "фанеру", - пожаловался я.
- По грудянке били? - спросил Батько, ощупывая меня пытливыми глаза-
ми. - Раздевайся.
Я сбросил мешок и предъявил присутствующим широкие кровоподтеки на
ребрах. Батька, которому в свое время жандармы напрочь отбили легкое,
так, что его пришлось ампутировать, сразу проникся ко мне и назначил
своим комиссаром на место расстрелянного красного назначенца.
Зиму, весну и лето 20-го года мы гуляли по тылам Красной Армии. Банда
в это время была совсем небольшой: меньше сотни человек. Свою многочис-
ленную армию - 28 тысяч бойцов - Махно распустил по домам с крепким на-
казом приберечь оружие и всегда быть наготове. Это был очень мудрый ход.
Приведу типичную историю: красные без боя входили в какое-нибудь "мир-
ное" украинское село. Никто им не оказывал сопротивления... до той поры,
пока на околице не появлялся Батько. Его появление было сигналом, по ко-
торому до той поры безобидные крестьяне хватались за обрезы и в упор
расстреливали квартировавшихся у них "москалей". Кроме того, охотившаяся
за Махно Первая конная армия, воспетая "речистыми былинниками", была
слишком громоздка и неповоротлива, и мы просачивались через нее, как во-
да сквозь пальцы. С лета, правда, стало сложнее: после перегруппировки
белых войск во главе их стал Врангель, который по каким-то причинам осо-
бо ненавидел Махно, и пришлось воевать на два фронта. "Бей белых, пока
не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!" - махновский лозунг тех
времен.
К осени батько устал от суетливой партизанской жизни, ему захотелось
остепениться, и 2 октября он заключил с Советской властью соглашение о
совместных военных действиях. По этому соглашению Нестор Махно должен
был стать командиром красной дивизии, но Мойша Фрунзе обманул его и сде-
лал командиром бригады, что было рангом ниже. Здесь надо отметить, что
силы Фрунзе и Врангеля были примерно равны, и Махно оказался именно той
ключевой фигурой, которая была призвана склонить чашу весов в ту или
иную сторону. Присоединись Нестор Иваныч к белым - и "Остров Крым" не
был бы фантазией советского писателя, да и самих "советских писателей",
может быть, и не стало бы. Но, как я уже говорил, Врангель питал к Махно
самые негативные чувства, считая его низким разбойником, и брезговал со-
юзом с ним.
Как бы то ни было, случилось то, что случилось: Махно меньше чем за
месяц собрал многотысячную армию, осуществил молниеносный бросок в тыл
Врангеля, форсировал Сиваш и с тыла взял крепость Перекоп, которую крас-
ные командиры считали неприступной. Кстати сказать, то же самое он мог
бы сделать и без союза с красными, и союз ему понадобился только для то-
го, чтобы они ему не мешали осуществить свой план. Таким образом, путь к
наступлению на Крым, последний оплот Белой гвардии, был открыт, и судьба
гражданской войны решена.
Фрунзе был в бешенстве от удач союзников-махновцев. Его не радовала
перспектива того, что лавры победы в войне достанутся не ему, "прослав-
ленному красному командиру", а "гуляй-польскому атаману".
Понятно, что и председатель РВС Троцкий был не в восторге от такого
поворота дел. Поэтому когда Фрунзе уже через десять дней после полного
разгрома Белой гвардии телеграфировал в Москву о необходимости "превен-
тивного уничтожения махновских банд", его предложение тут же было одоб-
рено. Тем более, все условия для этого были налицо: запереть выход с по-
луострова, окружить "банды" и перебить, как кроликов в мешке.
До той поры проницательный, батько теперь сам себя загнал в ловушку.
Впрочем, он предвидел такой исход и постоянно говорил про союз с
красными как про временный, но не ожидал, что все произойдет так быстро
и неожиданно. Внезапно напав на махновские части, недавние союзники уст-
роили настоящую резню почище варфоломеевской ночи. В лучших традициях
Фрунзе, пленных не брали, а если брали, то сразу расстреливали.
Одновременно в Харькове были арестованы идеологи Махновии - анархис-
ты-набатовцы.
Отступление махновцев морем осложнялось еще и тем, что после бегства
армии Врангеля в крымских портах практически не осталось пароходов. С
большим трудом мне удалось разыскать рыбацкий баркас для Нестора Ивано-
вича, его боевой подруги Галины Кузменко и штаба. Когда мы отчалили в
Румынию, Махно приказал мне поднять на мачте черный флаг и поклялся
отомстить кровавому предателю Фрунзе.
Зиму мы провели в горной румынской деревушке, где нас приютила одна
добрая вдова. Отсыпались, отъедались, залечивали раны. У батько к тому
времени было тринадцать сабельных и огнестрельных ранений. Галина угова-
ривала Нестора Иваныча остаться в тихой Румынии, но он и слышать об этом
не хотел: спал и видел, как отомстит ненавистному Фрунзе.
Только сошел снег и немного подсохло, в апреле 21 года мы совершили
тачаночный рейд на Украину. Подлинным триумфом стало появление Махно в
его родном Гуляй-Поле. Большевики уверяли земляков Махно, что батько
давно нет в живых, поэтому его появление на родной земле можно сравнить
по эффекту разве что только со вторым пришествием. Нестор Иваныч произ-
нес речь, в которой объявил о восстановлении Южноукраинской трудовой фе-
дерации - Махновии. Крестьяне тут же отрыли на огородах промасленные об-
резы, и наше войско за несколько дней выросло до нескольких тысяч чело-
век.
Все лето мы охотились за Фрунзе, но к тому времени, как нам удалось
выследить его мобильный штаб, он поставил на свою охрану целый отборный
полк. Кроме того, ему удалось запугать местное население карательными
операциями: те деревни, которые нас явно поддерживали, подвергались вар-
варским артиллерийским обстрелам. В довершение ко всему, красным уже не
приходилось воевать на два фронта и когда Фрунзе запросил у Москвы подк-
репление, его армия выросла до миллиона человек. Миллион против неполных
десяти тысяч!
Силы были явно неравными - красные буквально давили нас массой своей
кавалерии. Нам приходилось сражаться один против ста. И мы побеждали!
Был случай, когда трое махновцев во главе с легендарным Щусем
расстреляли из пулеметов целую роту красноармейцев. Но и наши потери бы-
ли ощутимы. К тому же, советская власть пошла на хитрость: она обещала
крестьянам землю, и наивные хлеборобы стали сотнями покидать батькино
войско. Впервые за все время войны на батько напала депрессия: он осоз-
нал бессмысленность борьбы. Заныли старые раны, и Нестор Иваныч совсем
захворал, стал нервным и злым, чего с ним раньше не случалось.
Три года войско держалось исключительно на энтузиазме батько, и вот
теперь, когда он больше не зажигал соратников своей энергией, оно стало
потихоньку разваливаться.
В августе, когда батько был уже фактически невменяем - с трудом пе-
редвигался, но бредил при этом идеями всемирной анархии - боевые друзья
уговорили вернуться его в Румынию, чтобы залечить там раны.
Дорога была непростой: красные шли по пятам, а нам предстояло переп-
равиться через Днепр и Днестр, не считая мелких рек. Каждую переправу
Нестора Иваныча прикрывала группа пулеметчиков-смертников, которые ценой
своей жизни давали ему возможность уйти от погони. 16 августа в районе
Кременчуга мы с боем форсировали Днепр. Наш жалкий плот красные обстре-
ливали из пушек - вода вокруг бурлила от раскаленной шрапнели. Махно ед-
ва не постигла участь Чапаева: на Днепре он был ранен шесть раз! Лишь
только благодаря своим товарищам, буквально закрывавшим его своими тела-
ми, батько остался жив.
Десять дней спустя мы подошли к Днестру. К тому времени от всего
войска остался лишь сам батько и горстка его верных боевых друзей: жена
Галина, старый друг и соратник анархист Волин, личный охранник-пулемет-
чик, да и "черный комиссар" Лева Задов, то есть я. Пулеметчик был ранен,
и было ясно, что одному ему не справиться с прикрытием. Тогда я вызвался
ему в помощь. Мы залегли на высотке с двумя пулеметами, и пока батько
переправлялся на тот берег, кинжальным огнем прижимали роту красных к
земле. Патронов у нас было с лихвой, но воду в пулеметы заливать был не-
кому, и скоро мой "Максим" заклинило от перегрева. Я сбегал с флягой к
реке за водой, а когда вернулся и залил ее в пулемет своего напарника,
тот махнул мне рукой, чтобы я "давал деру". Эх, и то правда, не умирать
же накануне своего пятнадцатилетия - я сиганул в Днестр.
Сельский учитель (глава шестая, действие которой разворачивается на
фоне украинской пасторали в духе Куинджи. Внезапный арест героя
нарушает идиллию) В "Большом Энциклопедическом словаре" 1997 года из-
дания статья про Махно заканчивается лаконичными словами "В 1921 году
эмигрировал за границу".
Неискушенный читатель может представить себе, как Нестор Иванович
стоял в очереди за визой в румынское посольство, получал разрешение на
выезд в ОВИРЕ, заполнял анкету на выписку загранпаспорта (с графой "су-
димости" были бы проблемы), проходил таможенный досмотр, пограничный
контроль и т.д. и т.п.
Все это разумеется, чушь: никакой "эмиграции" не было - как я уже
сказал, был бой за переход границы. Но пограничники все же были: когда я
доплыл до середины Днестра, то смог разглядеть, что батько и его подруч-
ные арестованы на румынском берегу целым отрядом конной жандармерии.
Очевидно, внимание румын было привлечено пальбой со стороны соседнего
государства. Мне пришлось повернуть обратно на "родной берег".
Когда я выбрался из воды подальше от злополучного места, передо мной
встал вопрос, куда податься. И тут я вспомнил о старом пулеметчике, по-
дарившем мне жизнь и погибшем за батько, его жену и комиссара. В том,
что он погиб, я не сомневался: красные махновцев в плен не брали - зна-
ли, что все равно сбегут. Звали этого пулеметчика Василь Макаренко, а
родом он был из села Песчаный Брод. Я об этом знал потому, что он прихо-
дился односельчанином жене Махно Галине, и мы часто заглядывали в эту
уютную деревушку, чтобы проведать ее "батькiв". В один из таких визитов
я подружился там с дочерью Василя чернобровой красавицой Ганной и теперь
дал себе слово во что бы то ни стало увидеться с ней и рассказать о ге-
роической смерти ее отца.
В ближайшем бессарабском городке (в Дубоссарах?) я выменял комиссарс-
кую кожанку на буханку хлеба, лохмотья, нищенскую суму и посох и, заде-
лавшись попрошайкой-беспризорником, отправился на родину Макаренко.
Впервые за последние годы я почувствовал себя не грозным и всесильным
подручным командира или атамана, а бесправным подростком. Все кто ни по-
падя могли дать мне пинка под зад, не говоря уже о словесных издева-
тельствах, типа "бог подаст", и оскорблениях. В драной холщовой суме у
меня был припрятан верный маузер с ручкой, до блеска отполированной не
по-детски твердой ладонью, но ведь не "пускать в расход" каждого обидчи-
ка! Вот так я и вкусил сполна все прелести мирной жизни.
Как бы то ни было, еще до первого снега я притопал в Песчаный Брод -
живописное село, раскинувшееся белыми мазанками по холмистым берегам из-
