ющий день я получил огромную, не по размеру, кожанку, хромовые сапоги,
портупею, планшет и маузер. Это был почти предел мечтаний! Я говорю
"почти", потому что предела моим мечтаниям не было. Мария Ильинична на-
пекла мне на дорогу пирожков с капустой, и через неделю я уже прибыл в
штаб второй дивизии (в апреле 19-го она была переименована в 25-ю) в го-
род Николаевск Саратовской губернии. Командиром этой дивизии был только
что назначен В.И. Чапаев. Уже тогда про него ходили легенды - шутка ли:
кавалер четырех Георгиевских крестов! Летом 18-го года учился в академии
Генштаба, но сбежал на фронт. Должно быть, от этого и пошло легендарное
выражение "мы академий не кончали", хотя правильнее бы было сказать "не
заканчивали".
Про Чапаева и Фурманова я говорить не рискну: боюсь дать повод для
новых анекдотов. Скажу только, что и былинный "Чапаев" Фурманова, и
пасквильный "Чапаев и Пустота" Пелевина имеют мало отношения к действи-
тельности. И Митя, и Витя - люди склонные к мистификации.
Интересно другое: когда Фурманов в 1923 году написал свою книгу про
Чапаева, она была воспринята как авангардное произведение и ее главный
герой был возведен в культ. Этот культ был подогрет фильмом братьев Ва-
сильевых и поддерживался на протяжении семидесяти лет народными анекдо-
тами. Через два поколения история повторилась: Чапаев опять стал культо-
вой фигурой, а книга о нем - авангардной. Мне кажется, дело не в писате-
лях, а в самом Василии Ивановиче: он был окружен особым астралом, и все,
кто к этому астралу так или иначе прикасаются, приобретают особое зна-
ние, будь то мифы, анекдоты или буддистские проповеди.
Из боевых событий отмечу один памятный эпизод. В середине мая 1919
года началась Белебеевская операция против Дроздовской дивизии белых на
подступах к Уфе. Именно тогда генерал Каппель стал применять против ча-
паевцев так называемые "психические атаки", которые я бы более точно
назвал "психологическими". Эти с первого взгляда безумо-суицидальные ме-
тоды наступления были на самом деле результатом холодного расчета, осно-
ванного на данных белогвардейской разведки. Дело в том, что нашей диви-
зии тогда катастрофически не хватало боеприпасов: артиллерийских снаря-
дов практически не было, а каждый патрон был на особом счету. Когда об
этом узнал от своих лазутчиков Каппель, он разработал коварную тактику,
цель которой заключалась в том, чтобы заставить красных тратить как мож-
но больше патронов на неэффективную стрельбу.
Для выполнения своего хитроумного замысла генерал Каппель сформировал
в своем корпусе полк из отборных кадетов. Типичная психическая атака
выглядела следующим образом: расфуфыренные по полной парадной форме ка-
деты выстраивались в редкую цепь (ни в коем случае не в плотные колон-
ны!) и четким строевым шагом, под барабаны, в быстром темпе надвигались
на наши позиции. Целью такой атаки было не запугать или морально пода-
вить противника, как это сейчас представляют, а именно раздразнить его и
вызвать на преждевременный огонь. Красные командиры строго-настрого при-
казывали подчиненным не стрелять без команды - подпустить поближе, - но
у солдат так и чесались руки выбить из шеренги хотя бы одного-двух, что-
бы нарушить нанавистную буржуйскую эстетику. А после того, как раздавал-
ся первый преждевременный выстрел по "психическим", не выдерживали и все
остальные - начиналась пальба по отдаленным мишеням, эффективность кото-
рой приближалась к нулю. Когда каппелевцы, наконец, подходили на рассто-
яние прицельного выстрела, у красных просто-напросто кончались патроны,
и им больше ничего не оставалось делать, как разбегаться, а "благородные
золотопогонники" хладнокровно расстреливали их в спину.
Командир с комиссаром были просто в бешенстве. Два дня шло заседание
штаба, на котором решалось, как бороться с гнусными "психами". Наконец,
вашего покорного слугу осенило: я предложил провести психическую контра-
таку. Василий Иванович сразу почуял, что это стоящая идея - интуиция у
него была отменной.
И вот настал решающий день. На рассвете 9 июня белые начали психичес-
кую атаку у деревни Новые Турбаслы. Все как положено: надраенные какар-
ды, аксельбанты, барабаны и прочие причиндалы. Но каково же было их
удивление, когда со стороны позиций противника навстречу им печатным
строевым шагом вышли с баяном не менее "психические" красноармейцы! Тут
уже было не до эстетики: как в деревенском кулачном бою, стенка шла на
стенку. Передняя шеренга беляков дрогнула - видать, ноги у них слегка
подкосились при виде коренастых крестьян с тяжелыми кулаками. Началась
настоящая психическая дуэль - у кого первого не выдержат нервы. Но надо
отдать должное и белым, и красным: никто не повернул обратно - и то ска-
зать, все мы там были русские люди, а упрямство у нашей нации в крови,
как известно.
Строевой шаг, правда, до конца выдержать не удалось: метров за двад-
цать нервы все-таки с обеих сторон сдали - и понеслись друг на дружку,
как настоящие психи. Такая каша заварилась, почище ледового побоища.
Сперва кулаками махали, типа до первой крови, но после первой крови не
остановились, а только распалились и схватились за штыки и кортики.
Командиры, те, что при шашках были, и вовсе озверели - махали по кру-
гу без разбору, только свист стоял в воздухе. Вот это и был момент исти-
ны, суть бытия в голом виде, без всяких философских прикрас и мистичес-
кого тумана. Горящие глаза и запах крови. А остальное как бы в тебе са-
мом, но где-то далеко, то ли в прошлом, то ли в будущем, а сейчас и
здесь - только кровь и блеск глаз. Смерти нет - смерть будет потом. И
все равно, своя или чужая. Это все равно, главное - потом...
Внезапно во мне что-то хрустнуло, и я повалился. В нос ударила горечь
полыни, а перед глазами разошлись красные круги... Когда я очнулся в ты-
ловом лазарете, то мне сказали, что у меня перебита клинком ключица и
перерезано шейное сухожилье. Голова и плечи были в гипсе. Но мы победи-
ли... Хотя, это было уже не так важно - главное, я остался жив!
Это было поистине чудо - чувствовать себя живым после такой рубилов-
ки. И все же мы победили... Вечером 9 июня Уфа была окончательно занята
нашими войсками. За это сражение все девять полков дивизии были награж-
дены Почетными Красными Знаменами ВЦИК, а сама дивизия вошла в легенду.
С уфимским лазаретом связано одно приятное воспоминание моей жизни: я
стал там мужчиной. Мою первую женщину звали Зухра Хасанова. У нее была
тяжелая судьба: в одиннадцать лет ее продали за калым в байский гарем,
где она, ожидая своей очереди, встречалась с мужем всего раз в месяц, и
только революция дала ей возможность сбросить паранжу и полностью раск-
рыться. В красном лазарете ее жизнь повернулась на 180 градусов:
теперь она сама была окружена мужчинами, как когда-то ее несозна-
тельный феодальный муж - наложницами. Бросив вызов буржуазной морали,
одна из первых комсомолок Башкортостана открыто удовлетворяла потребнос-
ти раненых красноармейцев в любви. В нашей палате на двадцать человек
это называлось "вечерний обход": Зухра по очереди ложилась в койки бой-
цов, стараясь не обделить вниманием даже тяжелораненых. Начальник лаза-
рета был в курсе таких "процедур", но мудро считал, что солдаты от этого
только быстрее идут на поправку. Эта хрупкая, но чрезвычайно горячая и
выносливая девушка научила меня многим секретам любви, чему я ей до сих
пор благодарен. Хотел было сказать: "Зухра, если прочтешь эти строки, то
отзовись", - но вспомнил, что даже если она и жива, ей под сто лет.
Через две недели благодаря заботе Зухры я уже вставал с койки и с не-
терпением ждал, когда с меня снимут гипс, чтобы вернуться в свою диви-
зию, но моим планам не суждено было сбыться. Пока я проливал кровь за
революцию, Надежда Константиновна со скуки навела обо мне справки и к
своему ужасу узнала, что мне нет и тринадцати лет. Она тут же отстучала
с правительственного аппарата телеграмму в штаб чапаевской дивизии с
требованием вернуть меня под ее крылышко. А когда выяснилось, что я лежу
в гипсе в лазарете, она распорядилась о моей перевозке в Москву, настаи-
вая на том, чтобы с меня не снимали до прибытия в столицу гипса.
Меня это, разумеется, не остановило, и я сбежал из санитарного поезда
на глухом полустанке где-то под Самарой (точно не помню), но из-за гипса
было непривычно держать равновесие, и ноги то и дело заплетались. Через
пять минут меня поймали, оттащили за руки и за ноги обратно в вагон и
привязали ремнями к полке.
В Москве меня с вокзала отвезли в Первую градскую больницу, и уже на
следующий день я удостоился визита своих опекунов. Надежда Константинов-
на была весела и непрерывно шутила, пытаясь подбодрить меня, а Ильич с
трудом скрывал горечь поражений советской власти: белые теснили Красную
армию по всем фронтам, а крестьяне целыми селами вступали в Добро-
вольческую армию и в многочисленные банды. Вождь пролетариата сидел как
на иголках: ему не терпелось вернуться к своим неотложным делам. Нако-
нец, он не выдержал бездействия и, взобравшись на прикроватную тумбочку,
к ужасу врачей произнес перед собравшейся в коридоре аудиторией - собра-
лись буквально все, кто был в больнице, даже неходячие прибыли на закор-
ках товарищей - речь "Все на борьбу с Петлюрой!". Оставив мне на проща-
ние апельсин (неслыханная редкость по тем временам!) Ленин с Крупской
отбыли, а больница еще долго гудела, возбужденная речью вождя, и, нес-
мотря на все принятые персоналом меры, в ту ночь из больницы сбежало на
южный фронт около половины всех больных.
Вскоре с меня сняли гипс и отвезли в Кремль. За год там сменилась вся
охрана, и я остался практически без друзей. Кроме того, часовым было
приказано не выпускать меня за ворота, и я фактически попал под домашний
арест. С утра до вечера я был под неусыпным надзором не в меру заботли-
вой Надежды Константиновны, учившей меня арифметике, которую я успел
подзабыть за время боев. Из этого короткого периода моей жизни вспомина-
ется одна история, с которой началась вражда между Крупской и Сталиным.
У Сталина постоянно мерзли ноги, и даже летом он иногда ходил в вален-
ках. Надежда Константиновна за глаза потешалась над этим сталинским
курьезом, а однажды не выдержала и, встретив Иосифа в коридоре, сказала:
- Товарищ Коба, а что это вы в жару по Кремлю в валенках разгуливае-
те?
- От вашэй масковскай жары яйцы мерзнут, - нарочито-грубо ответил ей
Сталин.
Надежда Константиновна покраснела до корней волос и молча удалилась.
Вскоре она не сдержалась и пожаловалась на грубость Сталина Марии
Ильиничне. "Маняша" еще в детстве слыла большой шалуньей, вот и теперь
она подбила Крупскую скатать из войлока небольшой чехол в форме презер-
ватива и послать его в подарок заносчивому Кобе (никому тогда и в голову
не приходило, что этот угрюмый грузин, недалекий, но крайне работоспо-
собный, может стать вождем российского пролетариата). Когда Сталин при-
шел к власти, он не простил бедным женщинам их проделок и несколько лет
продержал их под домашним арестом.
Красные университеты, юго-западный факультет (глава пятая, в которой
рассказывается о том, как я официально стал Гайдаром, о побеге из
Кремля, о дружбе с Голиковым, о моем аресте и о Леве Задове) Я снова
стал готовиться к побегу из Кремля. Сколько не вспоминаю свое детство,
мне всегда приходилось от кого-то убегать... Я решил отправиться на
Юго-Западный фронт - бить пресловутого Петлюру. На сей раз я серьезно
подготовился к операции по собственному освобождению: из кабинета управ-
делами Бонч-Бруевича я украл бланк Реввоенсовета, перерисовал на него с
другого документа подпись Зиновьева (она мне показалась наиболее прос-
той) и сочинил документ на имя командующего Украинской армией Дыбенко, в
