не встретятся нужные условия. Я останусь в полном неведении, если
обстоятельства не помогут мне. А на них я не могу рассчитывать.
- Не думаю, друг Жискар, - сказал Дэниел, - что мадам Глэдия с ее
давно поддерживаемым образом жизни, могла бы с таким хладнокровием стоять
перед тысячами. Не думаю, что она могла бы вообще что-нибудь сказать.
Полагаю, что ты направил ее и обнаружил, что можешь сделать это без вреда
для нее. Это и есть твое открытие?
- Друг Дэниел, я рискнул только ослабить очень немногие нити
торможения, ослабить лишь настолько, чтобы позволить ей сказать несколько
слов и быть услышанной.
- Но она сказала много больше.
- После этой микроскопической поправки я повернул множество мозгов,
перед которыми я оказался. Я никогда не экспериментировал с таким
количеством, как и леди Глэдия, и был ошеломлен, как и она. Сначала я
думал, что ничего не смогу сделать с обширной ментальной связанностью,
которая била в меня. Я чувствовал себя полностью беспомощным, друг Дэниел.
А затем я заметил у них слабое дружелюбие, любопытство, интерес - не
могу выразить это в словах - цвет симпатии к мадам Глэдии. Я сыграл на
этом и обнаружил, что этот цвет симпатии уплотняется. Я хотел небольшой
реакции в пользу леди Глэдии, которая подбодрила бы ее, а для меня сделало
необязательным вмешательство в ее собственный мозг. Только это я и сделал.
Не знаю, сколькими нитями нужного цвета я управлял, но немногими.
- И что дальше, друг Жискар?
- Я обнаружил, что начал нечто вроде автокатализа. Каждая нить,
которую я тянул, тащила за собой ближайшую того же рода, и обе они тянули
несколько других, ближайших. Больше я ничего не делал. Легкие движения,
звуки, взгляды, казалось, одобряли то, что говорила мадам Глэдия, и тянули
к этому других.
Затем я обнаружил нечто еще более странное. Все эти маленькие знаки
одобрения, которые я мог определить лишь потому, что мозги были открыты
мне, мадам Глэдия тоже определила, и торможение в ее мозгу пропало без
моего вмешательства. Она стала говорить быстрее, откровеннее, и публика
реагировала лучше, чем раньше - и тоже без моего вмешательства.
А потом появилась истерия, шторм, буря мысленного грома и молний
такой интенсивности, что я закрыл свой мозг, иначе это могло бы
перегрузить мои контуры.
За все свое существование я никогда еще не сталкивался с подобным,
однако все это началось с такого незначительного изменения, внесенного
мною в толпу, какое я раньше вносил в небольшую горсточку людей.
Подозреваю, что эффект распространился на большую аудиторию, чем та, что
воспринимала мое внушение - прошел по гиперволне.
- Не понимаю, как это могло случиться, друг Жискар.
- Я тоже не понимаю. Я не человек. Я никогда не обладал человеческим
мозгом со всей его сложностью и противоречием, поэтому не понимаю
механизма его реакций. Но, по-видимому, толпой легче управлять, чем
индивидуумом. Это выглядит парадоксом. Казалось бы, чем тяжелее груз, тем
больше усилий. Большое расстояние пройти дольше, чем малое. Почему же
большое количество народу легче поколебать, чем нескольких человек? Ты,
друг Дэниел, думаешь как человек: можешь ты это объяснить?
- Ты сам, друг Жискар, сказал, что это эффект автокатализа. Зараза.
Одна искра может спалить лес.
Жискар задумался.
- Не зараза, а эмоции. Мадам Глэдия выбрала аргументы, которые, по ее
мнению, должны были взволновать чувства аудитории. Она не пыталась
рассуждать с ней. Возможно, что чем больше толпа, тем легче ее поколебать
именно эмоциями, а не разумом.
Поскольку эмоций мало, а разумов много, поведение толпы легче
предсказать, чем поведение одной личности. И это, в свою очередь,
означает, что если законы, долженствующие развиться для улучшения хода
развития истории, можно предсказать, то нужно иметь дело с большим
населением - чем больше, тем лучше. Это и должно быть Первым Законом
психоистории, ключом к изучению Человека. Но...
- Да?
- Видимо, я поэтому так долго шел к пониманию этого, что я не
человек. Человек же, возможно, инстинктивно, понимает свой мозг и поэтому
знает, как управлять другими такими же. Мадам Глэдия, не имея никакого
опыта выступлений перед толпой, провела это дело мастерски. А насколько
это было бы лучше, если бы у нас был кто-то вроде Илайджа Бейли. Друг
Дэниел, ты подумал о нем?
- Ты видишь его образ в моем мозгу? Удивительно!
- Нет, я не вижу его. Я не могу принимать твои мысли. Но я чувствую
эмоции и настроение и знаю по прошлому опыту, что такая текстура твоего
мозга ассоциируется с Илайджем Бейли.
- Мадам Глэдия упомянула о том, что я последний видел Илайджа Бейли
живым, и я снова услышал в памяти, что он мне тогда сказал, и думаю об
этом сейчас.
- Почему, друг Дэниел?
- Я ищу значение. Я чувствую, что это важно.
- Как он мог сказать важное, не выражая словами? Если там было
скрытое значение, Илайдж Бейли должен был выразить это.
- Возможно, - медленно ответил Дэниел, - партнер Илайдж и сам не
понимал значения того, что он сказал.
Глава 10
ПОСЛЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ
37.
Воспоминание!
Оно лежало в мозгу Дэниела, как закрытая книга с множеством деталей,
всегда готовая для пользования. Некоторые ее эпизоды вспоминались часто
из-за их информации, и лишь очень немногие всплывали только потому, что
Дэниел хотел почувствовать их текстуру. Таких было очень мало, по большей
части те, что относились к Илайджу Бейли.
Много десятилетий назад Дэниел приехал на Бейли-мир, когда Илайдж
Бейли был еще жив. Мадам Глэдия приехала с ним, но когда они вышли на
орбиту вокруг Бейли-мира, на их маленький корабль поднялся Бентли Бейли.
Он был довольно грубым мужчиной средних лет. Он посмотрел на Глэдию
несколько враждебно и сказал:
- Вы не можете его увидеть, мадам.
Заплаканная Глэдия спросила:
- Почему?
- Он не хочет этого, мадам, и я должен уважать его желания.
- Я не могу поверить этому, мистер Бейли.
- У меня есть его собственноручная записка и запись голоса. Не знаю,
узнаете ли вы его почерк и голос, но даю вам честное слово, что это его, и
на него не оказывалось никакого постороннего влияния, когда он делал эту
запись.
Она ушла в свою каюту, чтобы в одиночестве почитать и послушать.
Затем она вышла, как бы надломленная, но сказала твердо:
- Дэниел, ты высадишься повидать его один. Но сообщишь мне все, что
он сделает и скажет.
- Да, мадам, - ответил Дэниел.
Он перешел на корабль Бентли, и Бентли сказал:
- На эту планету роботы не допускаются, но для вас сделано
исключение, потому что это желание моего отца, а он здесь в большом
почете. Я не имею личного предубеждения против вас, но ваше присутствие
здесь должно быть очень ограниченным. Вы прямо пройдете к моему отцу, а
когда он закончит беседу с вами, вас сразу же отвезут обратно на орбиту.
Вы понимаете?
- Понимаю, сэр. Как ваш отец?
- Он умирает, - ответил Бентли, пожалуй, намеренно грубо.
- Я это понимаю, - сказал Дэниел, и голос его заметно дрогнул: не от
обычных эмоций, а потому что осознание смерти человека, хоть и неизбежной,
нарушало его позитронные связи. - Я имел в виду, долго ли ему осталось
жить?
- Он должен был умереть еще некоторое время назад, но он держится за
жизнь и отказывается умереть, пока не увидится с вами.
Они приземлились. Планета была обширной, но обитаемая ее часть
казалась маленькой и убогой. День был облачный, недавно прошел дождь.
Широкие прямые улицы были пусты, словно здешние жители не были склонны
собраться и поглазеть на робота.
Наземный кар привез их к дому, несколько большему и впечатляющему,
нежели большинство остальных. Они вошли.У внутренней двери Бентли
остановился.
- Мой отец здесь. Идите один. Он не хотел, чтобы я пошел с вами.
Идите. Вы, наверное, не узнаете его.
Дэниел вошел в темную комнату. Его глаза быстро адаптировались, и он
увидел покрытое простыней тело внутри прозрачного кокона, который был
виден только из-за его слабого блеска. В комнате стало чуть светлее, и
Дэниел отчетливо увидел лицо.
Бентли был прав. Дэниел не увидел в этом лице ничего от его бывшего
партнера. Оно было изможденным, костистое. Глаза были закрыты, и Дэниелу
показалось, что он видит мертвеца. Он никогда не видел мертвого человека,
и когда эта мысль пришла ему в голову, он покачнулся, ноги не держали его.
Но старческие глаза открылись, и Дэниел снова обрел равновесие, хотя
продолжал чувствовать слабость.
Глаза посмотрели на него, и слабая улыбка прошла по бледным
сморщенным губам.
- Дэниел, мой старый друг Дэниел.
Шепчущий звук слабо напоминал голос Илайджа Бейли. Из-под простыни
медленно возникла рука, и Дэниелу показалось, что он все-таки узнал
Илайджа.
- Партнер Илайдж, - тихо сказал он.
- Спасибо вам, Дэниел. Спасибо, что приехали.
- Для меня было важно приехать, партнер Илайдж.
- Я боялся, что вам не позволят. Они - даже мой сын - считают вас
роботом.
- Я и есть робот.
- Для меня - нет, Дэниел. А вы не изменились. Я не очень ясно вижу
вас, но мне кажется, что вы такой же, каким я вас помню. Когда я в
последний раз видел вас? Тридцать один год назад?
- Да, и я за это время не изменился, так что видите, что я
действительно робот.
- Зато я изменился, и очень. Я бы не позволил вам видеть меня таким,
но я был слишком слаб, чтобы противиться желанию увидеть вас еще раз.
Голос Бейли стал чуточку сильнее, словно старик укрепился при виде
Дэниела.
- Я рад вас видеть, партнер Илайдж, как бы вы не изменились.
- А леди Глэдия? Как она?
- Хорошо. Она приехала со мной.
- Она не... - болезненная тревога появилась в голосе Бейли.
- Нет, она осталась на орбите. Ей объяснили, что вы не желаете ее
видеть, и она поняла.
- Это не так. Я ОЧЕНЬ хотел бы ее видеть, но ЭТОМУ искушению я сумел
противостоять. Она не изменилась?
- Она по виду такая же, какой вы видели ее в последний раз.
- Это хорошо. Но я не мог позволить ей видеть меня ТАКИМ. Я не хочу,
чтобы это стало ее последним воспоминанием обо мне. С вами дело другое.
- Потому что я робот, партнер Илайдж.
- Бросьте, Дэниел, - раздраженно сказал Бейли. - Вы не могли бы
больше значить для меня, если бы были человеком, - некоторое время он
лежал молча, затем продолжал: - Все эти годы я ни разу не писал ей и не
вызывал по гипервидению. Я не мог позволить себе вмешиваться в ее жизнь.
Она все еще замужем за Гремпонисом?
- Да, сэр.
- И счастлива?
- Не могу судить об этом. По ее поведению нельзя предположить, что
она несчастна.
- Дети есть?
- Разрешено иметь двоих.
- Она не сердилась, что я не подавал вестей?
- По-моему, она понимала ваши мотивы.
- Она когда-нибудь упоминала обо мне?
- Почти никогда, но, по мнению Жискара, она часто думает о вас.
- А как Жискар?
- Функционирует правильно... в манере, о которой вы знаете.
- Значит, вы тоже знаете о... его способностях?
- Он говорил мне, партнер Илайдж.
Бейли снова замолчал. Затем пошевелился.
- Дэниел, я хотел, чтобы вы приехали, из эгоистического желания
увидеть, что вы не изменились, что дыхание лучших дней моей жизни все еще
существует, что вы помните меня и будете помнить. Но я также хотел кое-что
сказать вам.
Я скоро умру, Дэниел, и знаю, что это известие дойдет до вас. Даже
если бы вас не было здесь, если бы вы были на Авроре, вам было бы
известно. О моей смерти объявят в Галактических Новостях, - его грудь
приподнялась в слабом беззвучном смехе. - Кто бы мог подумать когда-то?
Глэдия, конечно, тоже услышит. Но она знает, что я должен умереть, и
примет это как печальный факт. Но я боялся эффекта на вас, поскольку вы,
как вы настаиваете, а я отрицаю, робот. Ради старых времен вы, возможно,
