Тем более, что вы были добрым другом Предка.
- Что они знают об этом? - резко спросила Глэдия.
Д.Ж. ухмыльнулся.
- Ничего, что порочило бы вас, уверяю. Вы - легенда, а легенды шире
жизни, хотя я допускаю, что легенде легче было стать больше вас, миледи, и
много благороднее. В обычных условиях я не хотел бы видеть вас на нашей
планете, потому что вы могли бы не оказаться достойной легенды: у вас не
хватает роста, красоты и величественности. Но когда история на Солярии
станет известной, вы сразу обретете все требуемые атрибуты. Вас могут даже
не пожелать отпустить. Не забывайте, что вы будете на Бейли-мире, на
планете, где к истории Предка относятся более серьезно, чем на любой
другой, а вы - часть этой истории.
- Это не причина, чтобы держать меня в тюрьме.
- Я обещаю, что этого не будет. Я обещаю отвезти вас домой... когда
смогу.
Негодование Глэдии улеглось, хотя она чувствовала, что вправе
возмущаться. Ей и в самом деле хотелось увидеть, какой этот Поселенческий
Мир, необычный мир Илайджа Бейли. Этот мир основал его сын, и сам Илайдж
провел там последние десятилетия. И что-то оставалось там от него -
название планеты, его потомки, легенда о нем.
Поэтому она смотрела на планету и думала об Илайдже.
31.
Наблюдение мало что давало, и Глэдия была разочарована. Сквозь слой
облаков, покрывавших планету, почти ничего не было видно. А через
несколько часов они, вероятно, приземлятся...
Вспыхнул световой сигнал. Глэдия нажала кнопку задвижки, а через
несколько секунд - кнопку входа.
Вошел улыбающийся Диджи.
- Я не во-время, миледи?
- Нет, - ответила Глэдия, - просто надо было надеть перчатки и
вставить носовые фильтры. Я думала, что буду носить их все время, но,
во-первых, это утомительно, а, во-вторых, я почему-то стала меньше бояться
инфекции.
- Фамильярность родит презрение, миледи.
- Давайте не будем называть это презрением, - сказала Глэдия и
неожиданно для себя улыбнулась.
- Спасибо, - сказал Д.Ж. - Мы скоро приземлимся, мадам, и я принес
вам плащ, тщательно простерилизованный и вложенный в пластиковый пакет,
так что его не касались руки поселенцев... Надевается он просто и закроет
вас всю, кроме глаз и носа.
- Специально для меня, Диджи?
- Нет, нет, мадам. Мы все носим такие плащи на улице в это время
года. Сейчас у нас зима, холодно. Мы живем на довольно холодной планете -
тяжелый облачный слой, много осадков, часто снег.
- Даже в тропических регионах?
- Нет, там жарко и сухо. Однако население сосредоточено в более
холодных регионах. Моря, где развели земные образцы рыб, богаты, так что
рыба и другая живность плодится в изобилии. Следовательно, у нас нет
недостатка в пище, хотя сельскохозяйственные угодья ограничены, и мы
никогда не станем хлебной корзиной Галактики. Лето короткое, но жаркое, на
пляжах много народу, хотя вам это может показаться странным, поскольку
нагота у нас - страшное табу.
- Странный климат.
- Дело в распределении воды и суши, в планетной орбите, которая чуть
более эксцентрична, чем другие, и еще кое в чем. Откровенно говоря, я этим
не занимался. Это не моя область.
- Вы торговец. Вероятно, вы не часто бываете на своей планете?
- Это верно, но я торговец не потому, что хотел бы сбежать. Мне здесь
нравится, но я, наверное, любил бы все это меньше, если бы проводил здесь
больше времени. Я так смотрю: грубые условия Бейли-мира служат важной
цели. Они поощряют торговлю. Бейли-мир производит людей, которые бороздят
океаны, добывая пищу, и есть некоторое сходство между плаваниями по морям
и в космосе. Я бы сказал, добрая часть всех торговцев, работающих на
космических линиях - народ Бейли-мира.
- Вы, кажется, в полуманиакальном состоянии, Диджи.
- Я? Я думаю, что сейчас я в хорошем настроении. У меня есть на то
причины. И у вас тоже.
- Да?
- Разве это не очевидно? Мы ушли с Солярии живыми. Мы точно знаем,
какова солярианская опасность. Мы добыли необычайное оружие, которое
заинтересует наших военных. И вы будете героиней Бейли-мира. Наше
правительство уже знает схему событий и жаждет приветствовать вас. И вы
героиня этого корабля. Почти каждый на борту пытался принести вам этот
плащ. Все хотят подойти к вам и, так сказать, купаться в вашей ауре.
- Полная перемена, - сухо сказала Глэдия.
- Абсолютно полная. Нисс, которого Дэниел наказал...
- Я помню.
- Он хочет просить у вас прощения и привести четверых своих
товарищей, чтобы они тоже могли извиниться. И стукнуть того, кто делал
неприличные намеки. Нисс неплохой парень.
- Я уверена в этом. Скажите ему, что он прощен, а инцидент забыт.
И... если вы устроите это дело, я... я пожму руку ему, а может, и
некоторым другим, прежде чем мы высадимся. Но только не позволяйте им
толпиться вокруг меня.
- Я понимаю, но не смогу гарантировать, что не будет скопления вокруг
вас на Бейли-мире. Нельзя остановить разных правительственных чиновников
от попыток получить политическую выгоду от встречи с вами.
- О, дьявол! - как говорил ваш Предок.
- Не говорите этого, когда мы высадимся, мадам. Это выражение
сохранено для него. Считается дурным тоном, если так скажет кто-то другой.
Так вот, будут речи, приветствия и всякие несущественные формальности.
Извините, миледи.
- Я могла бы обойтись без этого, но, полагаю, прекратить это нельзя?
- Нельзя, миледи.
- Долго это будет продолжаться?
- Пока они не устанут. Наверное, несколько дней, но будут различные
варианты.
- Долго мы пробудем на планете?
- Пока я не устану. Простите, миледи, но у меня множество дел - ходить
по разным местам, встречаться с друзьями...
- Любить женщин...
- Увы, все мужчины морально неустойчивы, - Д.Ж. широко улыбнулся.
- Вы все, что угодно, только несентиментальны.
- Это слабость. Я не могу позволить себе быть сентиментальным.
- И вы всегда полностью здравомыслящи? - улыбнулась Глэдия.
- Никогда не утверждал этого. Но, даже оставив это в стороне, я
должен учитывать тот скучный факт, что мои офицеры и команда хотят
повидаться со своими семьями и друзьями, отоспаться и повеселиться. А если
хотите учесть чувства неодушевленных предметов, то корабль нуждается в
ремонте, чистке, полировке, заправке и прочих мелочах.
- И много времени потребуют эти мелочи?
- Кто знает? Может, несколько месяцев.
- А что я буду делать в это время?
- Можете осматривать нашу планету, расширять свои горизонты.
- Но ваша планета - не игровая площадка Галактики.
- Совершенно справедливо, но мы постараемся вас заинтересовать, - он
взглянул на часы. - Еще одно предупреждение: не упоминайте о своем
возрасте.
- Зачем бы я стала это делать?
- Это может выйти случайно. Вам могут предложить сказать несколько
слов, и вы, к примеру, скажете: "За все два с лишним столетия своей жизни
я никогда не была так рада видеть кого бы то ни было, как сейчас рада
видеть народ Бейли-мира". Если вам придет в голову сказать что-либо
подобное, воздержитесь.
- Воздержусь. В любом случае не намерена вдаваться в преувеличения.
Но - просто из любопытства - почему?
- Просто потому, что для них лучше не знать вашего возраста.
- Но ведь они знают его! Они знают, что я была другом вашего Предка,
и знают, когда он жил. Может, они предполагают, что я потомок той Глэдии?
- Нет, нет, они знают кто вы и сколько вам лет, но знают это только
умозрительно, - он постучал по лбу, - а головы не у всех хорошо работают,
как вы сами заметили.
- Да, замечала. Даже на Авроре.
- Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы поселенцы отличались в этом
смысле. Ну, вот, вы выглядите на... - он сделал оценивающую паузу, - на
сорок, сорок пять лет, и именно такой они воспримут вас своими потрохами,
в которых у среднего поселенца находится мыслящий механизм, если вы не
всунете туда свой настоящий возраст.
- А какая разница?
- Видите ли, средний поселенец не любит роботов и не желает иметь их.
В этом он отличается от космонита, и это его удовлетворяет. Долгая жизнь -
другое дело. Сорок десятилетий значительно больше десяти.
- Не многие из нас доживают до четырех столетий.
- И немногие из нас доживают до ста лет. Мы говорим о выгоде короткой
жизни: качество против количества, быстрая эволюция, все время меняющийся
мир. Но людям не хочется жить только один век, когда они могли бы жить
четыре. Так пусть лучше не думают об этом. Они не часто видят космонитов,
у них нет случая погоревать, что космонит выглядит молодым и сильным, даже
когда он вдвое старше самого старого из живых поселенцев. Они увидят это в
вас, если будут думать об этом, и это их расстроит.
Глэдия с горечью сказала:
- Понравилось бы вам, если бы меня заставили произносить речь и
сказать, что означают четыре столетия? Если бы я сказала, на сколько лет
человек переживает весну и надежду, друзей и близких? Если бы я сказала,
как мало значения имеют дети и семья; о бесконечной смене мужей и
незапоминающихся случайных встречах в промежутках между мужьями и при них;
о наступлении такого времени, когда уже видел все, что хотел увидеть, и
слышал все, что хотел услышать, когда уже невозможно думать о чем-то
новом, забыты возбуждение и открытия чего бы то ни было, с каждым годом
усиливающаяся скука?
- Люди Бейли-мира не поверят этому. И я вряд ли поверю. Так чувствуют
все космониты или только вы?
- С уверенностью могу сказать лишь о моих личных ощущениях, но я
наблюдала, как другие с возрастом тускнеют; они становятся более угрюмыми,
их амбиции сужаются, а безразличие расширяется.
- А как насчет самоубийства у космонитов? Я никогда не слышал о них.
- Практически равны нулю.
- Но это не соответствует тому, что вы говорили.
- Подумайте. Мы окружены роботами, предназначенными для сохранения
нашей жизни. Мы не можем убить себя, когда возле нас всегда бдительные и
активные роботы. Сомневаюсь, чтобы кто-то из нас мог даже помыслить о
такой попытке. Сама я не подумала уже хотя бы потому, что не могу
перенести мысли о том, как это отразится на всех моих домашних роботах, в
особенности на Дэниеле и Жискаре.
- Но вы же знаете, что они, в сущности не живые. У них нет чувств.
Глэдия покачала головой:
- Вы так говорите, потому что никогда не жили с ними. Во всяком
случае, вы переоцениваете желание долгой жизни у своего народа. Вы знаете
мой возраст, вы видите мою внешность, однако это не беспокоит вас.
- Потому что я убежден, что Внешние Миры выродятся и умрут, что
Поселенческие Миры - надежда будущего человечества, что это обеспечит наша
короткая жизнь. Выслушав все, что вы только что сказали, и принимая ваши
слова за правду, я укрепляюсь в своем убеждении.
- Напрасно вы так уверены. У вас тоже могут возникнуть неразрешимые
проблемы, если уже не возникли.
- Это без сомнения, возможно, миледи, но сейчас я должен уйти.
Корабль готовится к посадке, и мне придется с умным видом смотреть на
управляющий этим компьютер, иначе никто не поверит, что я капитан.
Он вышел. Она некоторое время сидела, рассеянно пощипывая пластик, в
котором лежал плащ.
На Авроре она пришла к чувству равновесия и позволяла жизни идти
спокойно. Время шло от еды до еды, от одного дня до другого, от сезона к
сезону, и спокойствие почти изолировало ее от приливов ожидания, потому
что единственным оставшимся ей приключением была смерть.
И вот она побывала на Солярии, разбудила воспоминание о давно
прошедшем детстве и давно прошедшем мире, и спокойствие разлетелось,
возможно, навсегда, и теперь она голая, открытая ужасу продолжающейся
жизни. Что может заменить ушедшее спокойствие?
Она перехватила тускло горящий взгляд Жискара, устремленный на нее, и
сказала:
- Помоги мне разобраться в этом, Жискар.
