что он может сам сейчас рассмеяться, даже губы его уже подпрыгивают про-
тив его воли. "Это истерика,"- проговорил он сам с собой, соображая, что
все-таки так этого сделать нельзя, будет глупо. Стыд шевельнулся в нем.
Он схватил пальцы левой руки в кулак, хрустнул поцарапанными еще на бал-
коне костяшками и едва-едва, закусив поочередно обе губы, сдержал себя.
Но от того ли, что смех ее так на него подействовал, или почему-либо
еще, только Кису, вопреки даже полному разброду его чувств, не все пон-
равилось в ее смехе. Осторожно скосив глаза, он глянул на нее: она сиде-
ла, вольно раскинувшись на диванной спинке, и смотрела на него с любо-
пытством, в упор.
- Ну как? дышишь? - спросила она негромко.
Кис сглотнул и в самом деле перевел дух. Вверху, сквозь потолок, от-
четливо слышны были шаги, притопывания и гул магнитофона: в studio
опять, должно быть, плясали. Но Кис отметил это лишь мимоходом, не за-
держав на этом внимания, так как от ее слов и еще более от ее тона серд-
це его, почти уже успокоенное - он начал ощущать было даже сонливость и
какую-то радостную телесную лень, - вновь насторожилось, стукнув, и за-
мерло как бы в нерешительности: Кису словно примерещилось что-то в ее
словах. Он, однако, не успел решить, ошибается он тут или нет. Из прихо-
жей, занавешенной пологом (машинально Кис учел эту лишнюю в сравнении с
studio подробность), раздался сухой уверенный звон, похожий на бу-
дильник, но по тому, как небрежно был он тотчас оборван - щелкнула даже
кнопка звонка - без труда можно было угадать жест привычной руки. Лицо
Киса перекосилось.
- Это Лёнчик? не открывай!.. - вскрикнул он вдруг и впервые прямо и
испуганно поглядел ей в глаза. Она неловко запахнула край халата, сполз-
ший с ее голых колен, но сейчас же и прищурилась: странная мысль вдруг
остановилась в глазах ее.
- Не бойся, не открою, - проговорила она тихо. - Ишь, вскочил...
Кис действительно был почему-то уже на ногах. Глаза ее потемнели - он
догадался после, что блеклыми они почудились ему с порога из-за космети-
ки, которую она перед тем как раз смыла, - и, выждав еще миг, она усмех-
нулась ему, причем Кис вздрогнул, ибо он мог бы поклясться, что уже ви-
дел прежде эту усмешку, от которой рот ее будто исказил все прочие ее
черты, придав им злую прелесть порока. Кис замер, не понимая, где могло
это быть: давеча в studio она так не улыбалась, это он помнил ясно. Но и
теперь, здесь, усмешка ее лишь скользнула по ее лицу, сразу пропав, и
тотчас же, ловя недоумение в его взгляде, она произнесла еще тише и уве-
ренней, почти не тронув словами собственных губ:
- Ну? поди сюда.
Звонок в прихожей прозвенел настойчиво.
- Иди-иди, - повторила она без улыбки. Мелко задрожав, Кис сел на
прежнее свое место. Он уже знал, чт( будет, лишь не знал, к(к. Все стес-
нилось в нем - и между тем она, не отводя своих глаз от его, скинула
опушенные белым мехом комнатные тапочки, легла на диван, одну ногу вытя-
нула за спиною Киса, другую изогнула в колене, поставив узкую маленькую
ступню возле его ноги - и вдруг вся подалась вниз: поручень дивана мешал
ей. Пестрый валик очутился под головой ее, но от этого же движения край
халата, вздрогнув, вспорхнул с ее ног, упал углом, и Кис увидел, что
трусов на ней уже не было. Сознание его словно обмелело на миг. Не си-
лясь понять, весь сжавшись и боясь только одного: проронить хоть черточ-
ку из того, что происходило с ним теперь, он покорно ждал, трепеща и
чувствуя, как страшно и светло ему; но ему казалось при этом, что это
кому-то другому, а не ему, страшно и светло. В прихожей все стихло,
третьего звонка не последовало, даже в studio наверху прекратился гам.
Кис смотрел - и так же все медленно, без улыбки наблюдая его взгляд, она
наклонила согнутую в колене ногу, повела ею в сторону, вниз, до тех пор,
пока мысок курчавых тугих волос на ее лобке не расступился, открыв лоно;
тогда она повторила:
- Ну? иди ко мне, - и сразу померк свет: на поводу торшера она пойма-
ла рукой верткий выключатель. Чуть дыша во тьме, Кис понял, что у него
странно онемел язык, но что отступить он уже не в силах, и что то, что
произойдет с ним сейчас - произойдет.
- Я... я не смогу сейчас ничего, - проговорил он едва раздельно, но
уже чувствуя тупое вожделение в себе.
- Сможешь, - усмехнулась она. Диван хрустнул пружиной, ее рука легла
ему на грудь, и словно сами собой пуговицы его рубахи заскользили под ее
пальцами вон из своих петель. - Это просто, как витаминка, - спокойно
сказала она, взяв его за голое плечо. - И не думай о всякой чепухе.
Кстати: меня зовут Лиля.
...Кису казалось, что он страшно, смертельно устал. Охваченный тьмой,
он устал еще в самом начале, пытаясь найти и сделать то, о чем раньше
только слышал или думал и что иногда, где-нибудь в школьном клозете, об-
суждал - кажется, с Патом, либо Тристаном, - не избегая подробностей и
придавая значение словам. Несоответствие его поразило. Ему пришло на ум,
что, может быть, он привык усматривать в своих словах (неясных посторон-
ним) и мечтах (разумеется, откровенных) одну только Машу - но, правду
говоря, в этом смысле он думал еще и о Ёле, а до того, чуть не с
детства, о других разных девочках, измышляя мнимых, когда ему не хватало
живых. И вот теперь Лика - так он почему-то назвал ее вдруг про себя -
опрокинула весь этот призрачный пантеон его грез. Он никогда не вообра-
жал себе все так, как увидел, хоть он и воображал прежде то, что видел.
Но ретушь умозрения спасала его. Теперь же с беззаботной грубостью исти-
на была ему предъявлена, и, стиснув зубы и от страха вспотев, голый Кис
лег на Лику, с угрюмым упорством стремясь почему-то решить сам с собой
вопрос, следует или нет ему целовать ее. До этих пор, несмотря на всю
свою поэтическую вольность и уже почти полные семнадцать лет (Кис был
несколько старше своих соклассников), он не познал еще даже и поцелуя,
но странно: это было именно то, с чем он не хотел бы так просто распро-
щаться. Впрочем, и губы ее в темноте он тоже почему-то никак не мог най-
ти. Он слышал где-то возле своего уха ее дыхание, но она словно притаи-
лась, и как-то невольно подумал он, что там, во тьме, она опять усмеха-
ется про себя той усмешкой, от которой и теперь жаркий озноб пробирал
его. Кис обеими руками держал уже ее тело - скомканный халат валялся ря-
дом, мешая ему, - однако он не смел еще тронуть ее, чувствуя лишь, что
ладони его на ее бедре взмокли. Кое-как, неловко тычась носом ей в щеку,
он понял, к(к он лежит - она лежала, запрокинув голову и округлив грудь,
- и, совладав с собой, Кис чмокнул ее, но не в губы, а лишь мельком, в
плечо. И тотчас, двинув бедрами, она помогла ему. Влажное
сомкнулось вокруг его члена, он словно подхватил это кольцо и надви-
нул так глубоко, как только мог, едва не вскрикнув от острого, словно
боль, наслаждения, она тоже сразу заметалась под ним, кусая губы, он по-
чувствовал, как лопатки ее ногтей впились ему в спину, потом она раски-
нула руки, тяжело, со стоном дыша - и тогда только, уже взяв ее руками
за грудь и сжимая меж пальцев вставшие ее соск(, Кис осознал, весь сот-
рясшись от этого осознания, что он ввел ей. Он кончил в нее, бурно и не-
ловко.
Но еще прежде, еще только ощутив преддверие этого конца, еще не зная
точно, долго ли продолжать ему, вдруг стал про себя замечать Кис, что
первого, мгновенного чувства плоти больше нет в нем. Наоборот, чем более
он усердствовал (память воображения пробудилась в нем, подсказав то, че-
го знать он не мог), тем, однако, слабее и глуше был результат. Кис буд-
то хотел прорваться куда-то, сам не зная зачем, и Лика мешала ему в
этом, стоя на его пути. Удивительная тоска сдавила его. Это была словно
бы та самая тоска, что и в studio, три четверти часа назад, но только
теперь она была вовсе не там, где, как думал Кис, ей следовало бы быть:
он как-то случайно наткнулся на нее. Фокус внимания всегда, даже вопреки
боли, зависит от убеждений, от того, что ждешь. Но Кис не ждал и не
знал, что можно тосковать собственными ногами, поясницей, бедрами, вооб-
ще телом, исключая разве что грудь, это всеми признанное вместилище ду-
шевных хлопот. Теперь же он удостоверился в своем невежестве. Даже живот
его налился тоской. Кису казалось, что раз так, то ему следует скорее
кончить, что это то, что освободит его от страдания; он заторопился, по-
забыв даже о Лике и уж вовсе не заботясь о том, много ли приходится ей
терпеть: он почему-то был уверен, что ей все нравится, чт( он делает с
нею. Но она вдруг вскрикнула под ним, и тотчас, зажмурив глаза, Кис ощу-
тил первый толчок семени. В ожесточении схватил он Лику за плечи, ему
представилось, что он мстит кому-то, может быть и ей, извергая из себя в
нее горечь, тоску, желание и весь свой, до поры ему неведомый клей похо-
ти, - но он ошибся. Боль потеряла силу, однако быстро растеклась в нем -
везде, даже в плечах и в шее, а заодно с ней растеклась и устоялась мут-
ная тяжкая истома, лишившая Киса последних сил. Он вздохнул, уронил го-
лову Лике на грудь и больше не шевелился. В очередной раз тело смерти
одержало в нем безвременную, как и всегда, победу.
- Уходи оттуда. Кышь, - хрипло и грустно сказала Лика чуть погодя; в
темноте он увидел, как поблескивают ее глаза: она смотрела на него, по-
ка, наморщив болезненно лоб, он ворочался, подчиняясь ей. Ему стало зяб-
ко в пахах и как-то, на особый лад, пронзительно, причем он впервые с
раскаянием подумал, что Лика тоже, должно быть, устала под ним. Но нет:
сама она вовсе усталой не выглядела, наоборот. Быстро сжав колени, легла
она на бок, пояснив Кису с серьезной миной: "Чтоб не разлить", - и снова
глаза ее заблестели во тьме. Потом сразу вспыхнул свет, голая Лика сос-
кочила с дивана, подхватив под мышку халат, и побежала в ванную, поводя
долями зада так, как если б и на ходу старалась удержать то, что было в
ней (ей это не вполне удалось). Но для опустевшего Киса теперь это уже
было все равно; бог знает почему вдруг подумал он, что если бы сейчас,
здесь, так же, как ее, раздеть и особенно уложить с раскинутыми ногами
Машу, то Лика была бы красивей, но именно от этой мысли, почти зримо
представившейся ему, его передернуло внутри, и он зажмурился; впрочем,
после тьмы, свет тоже мешал Кису.
Лежа один, Кис стал зачем-то разглядывать себя. Он лежал, уже начав
зябнуть, в одних носках, с какой-то жалкой серой куриной кожицей на гру-
ди, боком втиснувшись в расщелину между диванной спинкой и сиденьем.
Взгляд его обошел скомканную и разбросанную в беспорядке по полу его
одежду, поднялся к дивану (для этого Кису пришлось скосить вниз глаза,
что он исполнил с добросовестной мукой), замер на сыром пятне, стывшем
посреди пледа, у самого кисова бедра - и тогда вдруг, словно испугавшись
чего-то, Кис сел и тотчас вскочил: странный, прежде неиспытанный им
терпкий запах коснулся его носа. Запах этот был заметен ему едва, как
тлен, но это было то, чего Кис тоже раньше никогда не представлял себе,
раздумывая сам с собой в постели на ночь, как именно мальчики любят де-
вочек... Бегло прислушавшись, Кис схватил с полу трусы и, чуть не упав,
стал натягивать их на трясущиеся ноги: он все не мог поднять одну ногу,
стоя на другой. Кое-как он оделся. Хуже всего досадил ему галстук. Кис
плохо умел вязать узел, впопыхах же раздернул его совсем, и теперь тот
вышел кривым, сколько Кис над ним ни бился; впрочем, было Кису уже не до
этого. Приведя в порядок волосы руками - на столе, у трельяжа лежала
щетка, но он не посмел взять ее, - Кис встал на цыпочки и, послушав еще,
льет ли душ, прокрался в прихожую, мечтая изо всех сил не ударить каблу-
ком об пол. Ему это удалось, хотя он не тверд был в коленях, а вместе с
