слишком волновало и то, что иногда ради этого приходилось сносить патовы
выходки, как, например, и теперь: последнюю неделю он не казал к ней
глаз, где-то околачиваясь. В этом, к слову же, заключалась и та ее оби-
да, за которую Ёла думала отплатить ему, кокетничая с Гаспаровым; теперь
ей это не удалось. Улыбчивый, но непреклонный Пат, как видно, знал толк
в основании женских симпатий.
Однако же Гаспаров, слишком явно отставленный и оказавшийся теперь в
стороне ни при чем, был вопреки логике обижен и надулся про себя. Ему
стало тотчас скучно и особенно гадко от сознания собственной, излишней
во всем происходящем роли, уже успевшей к тому же, назло ему, его ув-
лечь; он иронически осклабился и прищурил глаза, одновременно сузив пе-
ред собою взгляд в расчете не глядеть в сторону кресла, и в уме его сей-
час же представилась вероятность такого именно исхода, но только серьез-
ного, на фоне глубоких чувств и надежд. Говорить ему вовсе расхотелось.
Наоборот Кис как раз ощутил прилив сил. Не находя в танцах толку, но
не упуская из виду и освободившийся диван, он подхватил под локоть Гас-
парова и увлек его за собой, продолжая болтать с легкостью, обыкновенно
означавшей в нем крайнюю степень возбуждения: он давно уже считал мину-
ты, не осмеливаясь часто глядеть на циферблат, и заранее даже дрожал в
глубине рук и колен, ожидая Машу.
- Не подумай, чтобы я был толстовец, - говорил он, усаживая Гаспарова
подле себя и сам садясь к нему вполоборота, с уже приготовленной сигаре-
той в руках, - отнюдь; и потом, конечно, я понимаю, из того, что Светка
тут плела, половина вранье, остальное глупость. Но... и однако: это что
же, действительно твой взгляд, будто Толстой - гм! - не художник?
Гаспаров, нехотя изображавший участие в то время, пока Кис говорил,
при последних словах его усмехнулся и поглядел внимательней. Кис и вооб-
ще-то из всех присутствующих вызывал в нем менее всего беспокойства, а
его навязчивость в вопросе с Толстым показалась Гаспарову забавной.
- Положим что да, - сказал он уже без следа в голосе от своего преж-
него смущения. - Что из этого?
Кис удовлетворенно кивнул.
- Это, разумеется, оспорить нельзя, - живо заявил он, садясь удобнее
и загнув высоко ногу, от чего еще больше поворотился в сторону Гаспаро-
ва. - Но позволь узнать: почему?
- Это уж другой вопрос, - сказал Гаспаров, который не решил еще про
себя, уклониться ли ему или нет от разговора. Досада и проистекающая из
нее лень - следствие любого, даже минутного разочарования - не вполне
еще в нем улеглась, а потому он прежде нахмурился и даже словно бы ос-
тался недоволен собою в том, что все-таки заговорил под конец. - Я,
впрочем, не имел того в виду, чтобы Толстой был плохой писатель, -
объяснил он. - Я, видишь ли, думаю, что он был попросту больше, чем пи-
сатель, а это-то и худо.
- А! так давай спорить, - тотчас оживился Кис. - Тут уже, по крайней
мере, есть предмет и взгляд... И хорошо: пусть он больше чем писатель;
чт( в этом дурного?
- Дурно не это само по себе; плохи следствия, - продолжал Гаспаров,
смиряясь постепенно с необходимостью говорить и уже следуя мимикой ходу
слов. Он принял небрежную позу и изобразил на лице равнодушие ко всему
прочему. - Собственно, это вопрос религии.
- Вот как? а, ну разумеется... Да, гм: ты, надеюсь, не атеист? -
спросил тотчас Кис, которому показалось, что он понял суть взглядов Гас-
парова - он знал проблему религиозности в толстовстве, а при этом сам
простодушно считал себя человеком верующим: вера, на его вкус, была
столь же неотъемлемой чертой comme il faut, как и галстух или светский
треп. Со всем тем, в глубине себя, он себе не лгал. Жизнь он воспринимал
остро и сильно, слишком остро и слишком сильно для того, чтобы мочь
представить себе мир, основанный на незатейливых идеях безбожья из учеб-
ника обществоведения, которые, однако, он отрицал вслух, главным обра-
зом, из одного только пиитического чистоплюйства.
- Дело не в этом, - говорил Гаспаров между тем. - Дело тут в самой
России, в русских. А Толстой, к сожалению, русский, к тому же еще реа-
лист... Вот видишь ли, - продолжал он, рассматривая, как Кис зажигает
сигарету, - мне вообще трудно понять, отчего это такая фантастическая
страна, как наша, пусть и в золотой век, могла родить реалистов: c'est
ridicule*; сильно подозреваю, что тут с классификацией не все ладно. Ну
откуда бы им было взяться? ведь мы же - я имею в виду русских - никакой
действительности н( дух не переносим, а уж подавно своей, постылой. Ну-
жен абсолют: общее и высшее, и чем скорей, тем лучше, лучше без подроб-
ностей... Так вот: а Толстой, эти его том( пыльные и пухлые - это же од-
на сплошная подробность: как кто сел, как посмотрел, как сказал, как по-
думал, всюду - к(к, не чт(! И ни одной ошибки. Вот я, например, этого
просто не вижу. И сколько раз смотрел - не вижу, нет. И не помню. Впро-
чем, я по себе сужу... - Гаспаров саркастически хмыкнул.
- Что ж, вот, казалось бы, художественный дар, - заметил Кис осторож-
но. - Но ты говоришь - религия; причем тут она?
Гаспаров, высказывая сейчас мысли, самому ему давно известные, а по-
тому и зная наперед, что за чем следует в них, остался доволен вопросом
Киса.
- Религия при том, - подхватил он тотчас, - что он ей-то все в жертву
и принес, оттого он русский... Останься он просто гениальным писателем,
каких десяток в мире, докажи, что и русские бывают реалистами, художни-
ками, да и только, с гордым девизом в том смысле, что "искусство не нуж-
но ни за чем" - все было бы на месте. Нет, ведь ему этого мало! Он вмес-
то того весь мир на тот свет отплясал - все ради Бога. Вроде жонглера
Богоматери, помнишь, у Франса...
Кис, который Франса не читал, как и вообще французов, оттого, между
прочим, что на языке не мог, а переводами брезговал, тут, однако же, на-
шел нужным кивнуть, но все-таки поморщился из-за дыма из сигареты, плыв-
шего ему в глаза. В этот миг кончилась музыка; разгоряченная танцем Све-
та подскочила к дивану и, с размаху плюхнувшись между Кисом и Гаспаро-
вым, раскинула голые руки, обхватив обоих за шею и хохоча. В studio под-
нялась суета, все задвигались, тоже взбодренные танцем, но не находя,
чт( предпринять, покуда Тристан менял пленку, попросту пока галдели и
смеялись.
- Кисонька, сигаретку! - простонала между смехом Света. - Или нет:
дай затянусь... - Она взяла губами фильтр, так что Кис ощутил на миг на
ладони ее дыхание, потом пустила дым и, поочередно оглядев Гаспарова и
Киса, произнесла нараспев:
Блажен и свят в веках философ,
Задавший множество вопросов.
Но вот вопрос: блажен иль нет,
Тот, кто нашел на них ответ?
- Это что за дичь! - восхищенно заорал Кис, менее всего ожидавший
стихов от Светы; ему к тому же понравилось, как именно она дышала ему
между пальцами. - Светка, эй: я тебя поцелую!
- Да-а? - Света притворно задрала бровь. - Фи, я тебя не люблю. - Она
опять посмотрела на Гаспарова. - А вы что скажете, сударь? По вкусу ли
вам мои стихи?
- Они правда твои?
- Это важно?
- Нет.
- То-то же. Хм, о чем вы тут хоть трепались-то?
- О вопросах, конечно, - затараторил Кис, желая вернуть к себе внима-
ние Светы. - О безответных, хе-хе-с... Serge как раз остановился... где
ты, бишь, остановился?
- Я остановился на том, что после Толстого писать уже нечего, - про-
говорил Гаспаров, вновь нахмуриваясь, так как от близости Светы, от ее
голых рук и особенно от горячей смеси дух(в и пота, витавшей кругом нее,
у него опять сделалось томно в груди и поплыла голова.
- Та-ак - да? - протянул Кис несколько растерянно и тоже собрал
складки на лбу. - Я, наверное, что-то упустил. Хоть убей не пойму, из
чего ты это вывел. Мы вроде бы дошли до религии...
- До чортиков вы дошли, - заявила Света. - Ладно, не печальтесь. -
Она вдруг повернулась к Кису, быстро и сильно, без кривляний поцеловала
его в губы и вскочила. - Вы зануды, - отнеслась она еще напоследок к
ним. - Эй, Тристи! Давай, врубай.
Тристан и в самом деле в этот момент надавил кнопку.
Странно, но на этот раз ни слов(, ни даже самый поцелуй Светы никако-
го особенного действия на Киса не произвели, вернее, произвели самое
глупое. Он принял небрежную позу, призванную обличить в нем бывалого
сердцееда (и даже внутренне так себя на миг и почувствовал), затянулся,
покачивая ногой в такт новой музыке, уже успевшей собрать круг танцую-
щих, и, наконец, выпустив ноздрями дым, изрек:
- Искусство для того и нужно, что человек знает, чт( ему делать с те-
лом. А с душой - нет.
Гаспаров, не ждавший от Киса особых откровений, удивленно посмотрел
на него.
- Это, пожалуй, верно, - заметил он еще больше нахмурившись, и так
как был уже увлечен разговором (особенно, конечно, развитием своей мыс-
ли), то решил довести дело по возможности до конца. В общем, все просто,
- продолжал он, упирая на слова. - Реальность удалась ему более, чем ко-
му-нибудь, и я не думаю, чтобы Толстой был просто т(к землепашец. Если
угодно, это вообще его знак и символ: он потому, кстати, и чудеса отри-
цал, что всегда за землю держался. И уж, конечно, тут все понимал по-хо-
зяйски. Так вот я и спрашиваю: осталось еще что-нибудь в действительном
мире, чего бы он не описал? Есть в обществе нормальных людей чувства или
мысли, которые он уже не нашел бы? А если нет, то вот тебе и смерть реа-
лизма. Исчерпанность жизни, двадцатый век. Политика, порнография да пси-
хоз - все, что остаётся; три "П", так сказать... Ну и, конечно, лирика
на все лады, даже в прозе... Итог печальный. - Гаспаров замолчал, ожидая
возражений.
Кис, который согласен с Гаспаровым не был, но хотел как-нибудь сразу
опровергнуть его, без долгих дискуссий, вначале замер и напрягся, честно
стараясь найти, что же, собственно, не нравилось ему во взглядах Гаспа-
рова, и, к своему изумлению, тотчас нашел и провозгласил, любуясь собой
и для пущего эффекта не изменив даже тот небрежный тон, каким говорил
перед этим:
- Да видишь ли, Гаспаров, - сказал Кис благожелательно, - когда б ве-
ликие не превосходили в чем-нибудь друг друга, их неинтересно было бы
читать; Грина, например, и после Толстого читать интересно. Ergo... - Он
улыбнулся и развел рукой с сигаретой. К его удовольствию, Гаспаров был и
впрямь сражен.
- Позволь, позволь, - заговорил он было. - Конечно, если так поста-
вить вопрос...
Однако Кис перебил его.
- Россия, о Гаспаров... - произнес он, откидываясь картинно на спинку
дивана: он хотел закрепить схваченные позиции и уже открыл рот... Зеле-
новатый свет, упав из прихожей, внезапно очертил иначе предметы и фигуры
в studio, так что Гаспаров, сидевший лицом к двери, невольно поднял
взгляд мимо Киса. Следуя ему, а также общему легкому замешательству,
наступившему вдруг в гостиной, Кис, вздрогнув, обернулся. И увидел Машу.
Быть может, правы те философы, в чьих системах время уподоблено ли-
нии, а мысль - вертикали к ней. По крайней мере Кису казалось позже, что
он понял все, лишь только глаза его встретились с глазами Маши, и после
того уже ни одной иллюзии не смог бы он утерять, ибо в нем их не оста-
лось ни единой. Но, вполне вероятно, что это только ему казалось, на де-
ле же, отвернувшись от Гаспарова и тотчас его забыв, словно бы потеряв
его из виду, он нашел себя уже посреди studio, и зачем-то включен был
верхний свет, музыка заглохла, вокруг говорили невнятно, но громко мно-
гие голоса, а он сам, остановясь и ссутулившись перед Патом, что-то слу-
шал и отвечал, избегая видеть то, что увидел, обернувшись к дверям, ког-
да ему понадобилось все же несколько долгих, словно гудение колокола,
секунд, чтобы рассмотреть Машу и в полутьме, за спиной ее, военного мо-
лодого человека с простодушным лицом и черными, как у нее, глазами, од-
