ных от рабства, желая рабов превратить в полурабов - арендаторов его зе-
мель... Скоро он стал поговаривать, что Гатчину вообще подарит Руссо:
- Деньгами он, плакса, не берет, так, может, на природу нашу
польстится? А мне ведь не жалко... Пущай сидит на бережку с удочкой да
от комаров шляпой отмахивается.
Екатерина терпеть не могла Руссо, но сама водила пером фаворита, соб-
лазняя Гатчиной, "где воздух здоровый, вода чудесная, пригорки, окружаю-
щие озера, образуют уголки, приятные для прогулок, располагающие к меч-
тательности". Кажется, императрица вознамерилась сделать из Руссо поме-
щика, русского крепостника, чтобы затем подчинить его своей самодержав-
ной воле. А вскоре из Лейпцига возвратился младший брат Орловых - граф
Владимир, образованный человек, у которого кулаки для трактирных драк
уже не чесались. Екатерина долго беседовала с ним о нравах студенческих,
спрашивала, каково обучают в Лейпциге.
- Бестолково! Нигде я не слышал столь казуистических глупостей. Но
средь педантов немало и людей высокомыслящих...
На столе императрицы лежали списки пажей, в науках успевающих. Она
собиралась отправить их в Лейпциг. А на место гетмана Разумовского пре-
зидентом Академии сделала Владимира Орлова.
- Ране думали, что весь шум и треск в науке от буйства Ломоносова
происходит. Ныне же Ломоносова не стало, и все притихло, как в могиле, а
в тишине всегда воровать легче.
Орлов выразил недоумение.
- Не удивляйтесь, - продолжала Екатерина. - Если недавно из моей лич-
ной упряжки продали скакуна за десять рублей (хотя я за него уплатила
четыреста), то науку обокрасть легче, нежели конюшню. Я по описи акаде-
мической не раз книги нужные спрашивала - нету, говорят. Куда делись?
Стащили даже проект канала, соединяющего Москву с Петербургом. Карты по-
ходов к Америке, сделанные Берингом и Чириковым, найти какой год не мо-
гут. А я такого мнения, что лорды британские давно их скупили тайно, те-
перь Англия по нашим же картам в наши моря с пушками полезет. Как види-
те, граф, я призываю вас занять пост в карауле при арсенале мысли рос-
сийской...
Голенищев-Кутузов-Средний застал императрицу перед зеркалами, она яв-
но красовалась, набросив на плечи пушистые меха с удивительным под-
шерстком, отливающим серебром.
- Что за зверь такой? - подивился моряк.
- Никто не знает! Вчера из Сибири прислали с курьером, чтобы я лично
указала стоимость. А тамошние оценщики цены этим мехам не ведают...
Поздравь меня: Россия новые земли обрела, мореходы наши Алеутские остро-
ва обживают - вот откуда меха эти. Теперь, чаю, скоро и Америку освоим.
- Нелегко добираться туда, матушка.
Екатерина была женщиной практичной:
- Легко... Офицер флотский, до Камчатки доехав, получит от меня чин
следующий. И еще один чин, когда Америки достигнет. Коли обратно живой
возвратится, я его опять в чине повышу. Скажи, какой офицер от такого
карьера откажется? А ты сам знаешь: я не мелочна! Это у "Ирода" прусско-
го полвека до седых волос тужатся и все в фендриках, как мальчишки, бе-
гают.
Она спросила: что с лесом из Мамадыша и Казани?
- По первопутку обозы тронутся, - обещал Голенищев.
Прошке Курносову он велел кафтан справить.
- И волосы обкорнай покороче, паричок заведи недлинный, чтобы буклями
парижскими за русские елки-палки не цепляться.
Впервые в жизни Прошка получил прогонные деньги, на станциях ямских
являл подорожную - как барин! Кони бежали легко...
4. НЕПОРОЧНЫЙ ЛЕС
Ах, Казань, Казань! Золотая твоя голова...
Разом грянули колокола соборные, с минаретов завыли муэдзины татарс-
кие - пора и день начинать. Вот уж не думал Прошка, что загостился в до-
ме лейтенанта Мамаева, который Казанским адмиралтейством ведал. Курносов
мамадышский лес в Петербург уже отправил, теперь корабельную древесину
надо из Казани забрать. Хотя Мамаев был здесь вроде дяди Хрисанфа в Со-
ломбале, но в Казани все иное - дворянское. Казачок платье чистил, умы-
ваться давал, у стола Прошке лакей прислуживал. В обширной горнице стен-
ки украшали темные, как иконы, парсуны давние - с них взирали на юное
поколение предки мамаевские. Висел и список пергаментный: на нем изобра-
жен был павший замертво рыцарь, из живота которого вырастал дуб с ветвя-
ми, а в золотых яблоках были имена потомков его начертаны. Хозяин нас-
тырно в комель дуба указывал:
- Вишь, вишь! От самого Мамая происходим.
- Так Мамая-то мы на поле Куликовом чесали.
- И что с того? Мы и московским царям служили. А ныне я в ранге-то
лейтенантском - попробуй-ка, дослужись...
Ели дворяне сытно, рыбу да медвежатину, на столе икра гурьевская, на
десерт - желе лимонное с вином "розен-бэ". Соловьи заливались в соседних
комнатах, а кот был на диво умен. Мамаев хвастал, что казанские коты са-
мые разумные на Руси, по указу Елизаветы котов для нее только из Казани
ко двору поставляли.
Данила Петрович Мамаев встал и повелел:
- Умри, Базиль!
Кот мигом соскочил с лавки, брякнулся о пол, члены свои вытянул,
хвост трубкой на сторону откинул и глаза блудливые в притворстве зажму-
рил.
- О-о, не делай всех нас несчастными! - возопил тут Мамаев, руки за-
ламывая, и кот живо воспрял, за что и был вознагражден осетринкою.
- Да, ума у него палата, - согласился Прошка. - Но вот у нас в Солом-
бале коты эти самые прямо чудеса вытворяют. Своими глазами видел, как
один рыжий верхом на собачке Двину форсировал, дела котовские в городе
сделал, всем кошкам знакомым визиты учинил, откланялся и обратно на со-
бачке домой приплыл...
Хорошо жилось в Казани! Но особенно радовало Прошку сияние глаз де-
вичьих, которые уже не раз замирали на нем. Анюточка Мамаева была пят-
надцати лет - уже невеста, и, когда Прошка похвалил сияние ее глаз, де-
вушка сказала, что глаза у нее не папины:
- А от мамочки, коя из породы дворян Рославлевых.
- А я имею честь из поморов Курносовых быть!
- Вы, сударь, фамилию свою вполне ликом оправдываете.
- Что делать? Курносые тоже сердце имеют...
Прошка и намеки всякие пробовал уже делать:
- Вы кого-нибудь любите ли, сударыня?
- Маменьку.
- А еще кого?
- Папеньку.
За такую осмотрительность Прошка ее похвалил:
- Но я вас, сударыня, об иной любви спрашиваю.
- Ах, сколь вы привязчивы, сударь! Да у меня ведь родня-то изо-
бильная: и тетушки, и дядюшки - мне есть кого любить.
- А вот, скажем, если бы муж у вас появился...
- И не стыдно вам такое мне говорить!
- Любили бы вы его, сударыня?
- Ежели родители прикажут - конечно же.
- Очень мне трудно, сударыня, беседу с вами вести...
На этом Прошка разговор о любви пока закончил.
Адмиралтейство же на реке Казанке стояло, место звалось Бежболда
(по-татарски "семь топоров" означает). Матросы казанские из татар были
набраны, на Волге они воевали с разбойниками, да и сами от разбойников
мало чем отличались. Прохор Акимович начал браковать деревья, выговари-
вая со знанием дела, благо дело тиммерманское с детства ему привычное:
- Сучок крапивный - к бесу, откатывай! Табак с рожком - негоден. Ух,
свиль-то какой, будто сама ведьма скручивала... Косослоя много у вас.
Метик, отлуп - сколько ж браку вы запасли! На што лес-то губили? Нет у
вас в Казани порядку...
Все штабеля раскидал, отобрав лесины только добрые: их сразу клеймили
с комля тавром адмиралтейским. И не знал парень, что, бракуя деревья,
наживает врага себе лютого.
- Вот ведь как бывает! - упрекал его Мамаев. - Ты с человеком со всей
душой, последнее готов ему отдать, лучшего куска не жаль, а он... Зачем
же ты, сынок, обижать меня хочешь?
Прошка и не думал обижать отродье Мамаево.
- Данила Петрович, - отвечал он, - гнили-то разной и на питерских
верфях хватает. На что мне лишнюю из Казани таскать? Я ведь не для себя
- для флота нашего стараюсь.
- Вижу я, какой ты старательный! Нет того, чтобы уважить хозяина, ко-
торый приютил, обогрел, поит да кормит...
Ложась спать, Прошка обнаружил под подушкой кисет с десятью рублями.
Едва утра дождался - вернул хозяину:
- Уж не потерял ли кто? Возьмите.
- Я ведь от добра, - сказал Мамаев. - Ты человек незнатный, едва из
лаптя вылез, щей валенком нахлебался, так зачем мзду мою отвергаешь с
таким видом, будто я враг тебе?
Тиммерман понял, чего домогается душа Мамаева: ему бы только тавро на
лесе проставить! Но совесть свою парень не запятнал:
- Денег от вас не возьму. Есть у меня деньги, нет у меня денег - я
лучше не стану. Детишки по лавкам еще не плачут, жена конфет не требует,
с чего бы я волноваться стал?
- Эх, дурак ты дурак! - окрысился Мамаев...
На беду парня, Анюта дозволила ему поцеловать себя. И так им целова-
ние понравилось, что, не раздумывая, оба в ноги отцу повалились, прося
благословения. Мамаев сказал:
- Это кстати! Сейчас благословлю вас...
Взял лейтенант дочку за косу, намотал ее на руку и поволок в чулан,
где и запер. А жениха шпагой на двор выгнал.
- Эй, служивые! - крикнул. - Давайте бою ему...
Матросы казанские набежали в столь изрядном количестве, в каком Прош-
ка их даже на верфи не видывал. Стали они метелить сироту поморскую с
такой небывалой поспешностью, что не успевал отмахиваться. А лейтенант,
хозяин очень гостеприимный, вокруг бегал, девизы злодейские возглашая:
- Бей холопа! Жарь семя навозное... Мы-то от самого Мамая корень ве-
дем, а он откель взялся такой? Бей...
Избили и разбежались. Мамаев в доме закрылся.
Прошка поднял с земли камень, шарах - по окнам.
- Эй ты... адмирал из лужи! - крикнул он. - Меня уж так били, как те-
бе, дураку, и не снилось. Но помни: еще все локти изгрызешь себе, будешь
в ногах у меня валяться...
Всадил для верности еще два камня по окнам и ушел.
Жаль, конечно, Анютку! Уж больно глаза красивые...
Прошка Курносов доставил на верфи столицы восемь обозов с чудесным
сухим корабельным лесом.
- Без порока! - доложил он в Адмиралтействе.
Лес проверили: тавро было пробито исключительно на добротных лесинах
- ни сучка, ни гнили, ни косослоя. Иван Логпшович прилежание в людях
уважал, даже поцеловал парня:
- Говорил же я тебе: ты хорош - и мы хороши будем...
При докладе императрице Голенищев-Кутузов-Средний рассказал о рвении,
проявленном тиммерманом П. А. Курносовым, на это Екатерина отвечала, что
добрые поступки надобно поощрять:
- В таких делах, кои интереса казенного касаются, полушками отдари-
ваться нельзя. Мелочность в наградах - порок вредный.
Она отпустила из "кабинетных" сумм 100 рублей для тиммермана - с пуб-
ликацией! Имя Прохора Курносова появилось в официальных прибавлениях
"С.-Петербургских ведомостей", а Иван Логгинович велел парню собираться
в Англию:
- Ты, миленький, на джины с пуншами не набрасывайся там, а мы тебя
ждать будем. Да высмотри секреты корпусного строения, чтобы корабли наши
королевским не уступали...
Перед отплытием, скучая без знакомцев, Прошка навестил дом Рубановс-
ких, куда однажды относил книгу аббата Госта.
Двери ему отворила красавица Настя.
- Никак уже в господа вышли? - оглядела она парня.
- Да все топором... в люди вымахиваюсь.
- Хорош жених, - засмеялась она.
- Не в вашу честь, сударыня.
- Или я плоха? - обиделась красавица.
Прошка обид прежних не забывал:
- А помните, как в прошлый-то раз, когда вам сказали, что я плотник,
как вы... Ну-ка вспомните, что вы ответили?
- А что я ответила?
- Вы тогда сказали: "Фу!"
- Фу, - повторила девка и ушла на кухню...
В горнице сидели пажи - Ушаков с Радищевым.
- Э, опять плотник, - узнали они его.
Капрала Федора Ушакова в гостях не было: на пинке "Нарген", уже в чи-
нах мичманских, уплыл он далеко - до Архангсльска. Прошка поведал пажам,
что на флоте большие перемены: приучают народ бывать подолгу в практи-
