вступался, вестимо, за своего шефа Потемкина:
- Нельзя графу Задунайскому обе армии поручать. Пущай Суворов, ге-
ройством славен, Кинбурн не сдаст, а светлейшему Очаков брать. По всем
расчетам, штурма Очаковская обойдется нашей российской милости потеряни-
ем десяти тыщ человек.
Безбородко. На десяти тыщах можно губернию перепахать. Да и светлей-
ший, к пролитию крови жалостливый, на такие великие потери никогда не
решится. Очаков измором взять можно...
Екатерина утешала Потемкина, что спазмам его не стоит придавать зна-
чения - это обычные "ветры", которые и ее одолевают. "Усердие Александра
Васильевича Суворова, которое так живо описываешь, меня обрадовало...
империя останется империей и без Кинбурна, то ли еще мы брали, то ли еще
теряли!" Но она требовала ни в коем случае не покидать Крыма, ибо...
"куда ж тогда девать флот Севастопольский? Я надеюсь, что сие от тебя
писано в первом нервном движении, когда ты мыслил, что весь флот про-
пал... через то туркам и татарам открылась паки дорога к сердцу империи.
Но есть либ Очаков был в наших руках, тобы и Кинбурн был приведен в бе-
зопасность. Я невозможного не требую, - заканчивала Екатерина. - Пищу
что думаю. Прочти терпеливо: от моего письма ничто не попортится, не
сломается, лишь перо мое тупится, да и то не беда".
Все дела были оставлены - ждали известий из Кинбурна!
Французы, бывшие советниками при Эски-Гасане, мыслили тактически вер-
но: нет смысла штурмовать Севастополь, если взятие Кинбурна поневоле
заставит русских удалиться из Крыма, а Черноморский флот будет вынужден
при этом искать спасения на мелководье Азовского моря, где его можно за-
печатать, как тараканов в бутылке... Двое суток Кинбурнская коса была
под обстрелом Очакова и эскадры, на рассвете Суворов повелел:
- Батареям нашим зря ядер не кидать...
Корабли капудан-паши высаживали десанты.
- Не мешайте им! Пусть всем табором вылезут...
Морская пехота противника стала прокапывать косу ложементами от само-
го лимана до моря. В действиях турок чуялась опытная воля европейских
советников и хорошая палка в руках офицеров султана, ибо турка словами
копать траншеи не заставишь. Среди османов работали и "неверные" запо-
рожцы, татары с ногаями, раскольники-нскрасовцы, жаждавшие в этом бою
мародерской поживы. Копали основательно - в пятнадцать линий. Суворов
решил:
- Пусть кротам помогают! Скорее вымотаются...
Корабли Гасана, высадив около шести тысяч войска, убрались к Очакову
- за новыми десантами. Прикинув на глаз обстановку, Суворов указал гар-
низону крепости выйти в поле битвы для баталии.
- Не рано ли? - возражали офицеры. - Резервы не подоспеют.
- Резервы сейчас и не нужны...
Первая атака захлебнулась в крови, бомбы и ядра турецкой эскадры пе-
ремешивали людей с землей. Потеряв пушки, русские бежали обратно в кре-
пость. Лошадь под Суворовым пала, его самого ранило в бок картечью, вто-
рой лошади ядром оторвало морду, он лег на землю - перед бегущими:
- Лучше растопчите меня, но... стойте! Еще один шаг назад - и смерть
ваша. Десять шагов вперед - позволяю!
Воодушевясь, русские взяли турецкие ложементы.
"Я начал уставать, два варвара на своих лошадях - прямо на меня...
мушкатер Новиков возле меня теряет свою голову, я ему вскричал; он про-
порол турчину штыком, его товарища застрелил, бросился один на 30 чело-
век... наши поправились". Но полтысячи пушек эскадры Гасана выкашивали
русские флаги, просверливая косу насквозь. Суворов ощутил слабость руки
- от удара пулей! Казачий есаул Кутейников шарфом перекрутил раненую ру-
ку аншефа. "Я омыл на месте руку в Черном море... Спасибо! Мне лучше..."
Подоспел Самойлович с аптекарем, наложил крепкие повязки на раны. Но
турки, ободрясь паузой боя, в рукопашной - на саблях! - вернули себе
утерянные позиции. Все надо было начинать сначала: с первого шага, с на-
чального геройства...
К вечеру коса Кинбурна представляла жуткое зрелище: трупы лежали гру-
дами, еще теплые и дряблые, среди мертвецов иногда поднимались живые, их
ту же добивали выстрелами, уже не разбираясь, кто там ожил - свой или
чужой. Необходимо было решение такое, какое принимается единожды в жиз-
ни: вдохновенно!
Суворов окликнул есаула Кутейникова:
- Бери кавалерию, скачи через море - в обход!
Неслыханное дело: эскадроны, как сказочные дружины витязей, шли по
волнам, взрывая воду лимана конскими грудами, отрезая туркам пути отс-
тупления. А галера "Десна", ведомая доблестным Ломбардом, разгоняла ту-
рецкие шебски с подкреплениями, и турки, боясь абордажа, отошли от косы
в сторону крепости.
- А нам - в третий раз! - указал Суворов к атаке.
Под Суворовым храпела новая лошадь, тоже раненная. Время от времени
он прилегал к ее холке, - обмороки от потери крови навещали аншефа по-
часту. Воспрянув, он снова все видел, все предугадывал, руководя битвою.
Но вот последние лучи солнца скользнули по волнам лимана, на Кинбу рис-
кую косу опустилась тьма...
- А куда делись турки? - спросил Суворов.
Ему показали густые заросли камышей, растущих в самом конце Кин-
бурнской косы: там и укрылись остатки десанта.
- Сколько ж их там?
- С полтыщи будет. К ночи от холода заколсют...
Турки, боясь показаться из камышей, сидели в холодной воде по самые
уши. Они ждали, что Эски-Гасан, отважный "крокодил" султана, пришлет за
ними свои корабли и спасет их. Но капуданпаша вывел эскадру в море,
крейсируя между Очаковом и Гаджибеем. Сидящие в камышах слушали, как
ритмично стучит в темноте сигнальная пушка Очакова: каждый выстрел ее
означал, что Гуссейн-паша повесил еще одного "счастливца", сумевшего с
Кинбурна перебраться в Очаков... Суворов в этот момент точно определил
обстановку:
- Вот именно сейчас Войновичу бы и выйти с эскадрой!
Но Войнович Севастополя не покинул, а Мордвинов выслал в море лишь
плавучую батарею Веревкина. Одинокая, она попала в окружение турецкого
флота. На помощь ей поспешила галера рыцаря Ломбарда; он и Веревкин, два
лейтенанта, сами встали к орудиям. Эски-Гасан прижал горящие корабли к
отмели напротив Гаджибея, откуда набежали татары и стали вязать изранен-
ные команды... Потемкин не простил этого Мордвинову.
- Где ты был во время боя? - спросил он его.
- Ожидал донесений о его результатах.
- На берегу торчать и дурак умеет, - отвечал Потемкин, - а мне нужны
адмиралы в море...
Суворову он писал: "Ты подтвердил справедливость тех заключений, ко-
торые Россия всегда имела о твоих военных дарованиях..." Уже холодало.
Турецкий флот, явно посрамленный, ушел на зимовку-в Варну. Потемкин ве-
лел Попову приступать к заселению Буга в том его месте, где была деревня
Ольвия, свозить туда лес и рабочих, а Курносову наказал закладывать фре-
гаты.
- Заодно и Херсону станет легче, - сказал он сюрвайеру. - А турок не
бойся: на Буге стоит Голснищев-Кутузов и ему, чай, одного глаза хватит,
чтобы за неприятелем уследить...
Раненых было очень много. Потемкин-Таврический дворцы свои (Нико-
польский и Бсриславский) передал доктору Самойловичу для размещения в
них госпиталей. Екатерина переслала Суворову знаки ордена Андрея Первоз-
нанного, и Потемкин сказал:
- Александр Василич, рад за тебя! Но, горячий характер твой зная,
прошу нижайше - не вздумай без моего ведома на стены очаковские караб-
каться. Себя погубишь, а делу не поможешь. Давай побережем людей...
По случаю победы при Кинбурне столица служила благодарственные молеб-
ны, всюду поминалось имя Суворова... Безбородко в один из таких дней по-
манил к себе Сегюра:
- Граф! Мы не хотели бы враждовать с Францией, но все-таки вы сообщи-
те в Версаль, что когда Кинбурнскую косу разгружали от трупов, средь
множества разных мертвецов обнаружили и офицеров вашего славного коро-
левства. Впредь мы таких "героев", если живьем попадутся, будем в Сибирь
высылать...
Оповещенный об этом Версаль потребовал от графа ШуазсляГуфье отозвать
французов из турецкой армии. Кинбурнская виктория и бесславное возвраще-
ние флота Эски-Гасана погрузили столицу Блистательной Порты в тяжкое
уныние. Шуазель-Гуфье добился у визиря свидания с Булгаковым в Эди-Куле:
- Султанша Эсмэ обеспокоена вашим здоровьем, она меня спрашивает: как
вы отнесетесь к побегу из замка?
- Отсюда никто еще не убегал.
- В таком случае приоритет будет за вами...
В беседе с визирем посол рассуждал логично: Турции не победить Рос-
сии, войну лучше кончать сразу, нежели продлевать ее в бесполезных кро-
вопролитиях. Первым шагом к перемирию может послужить освобождение русс-
кого посла. Хотя бы под видом его побега! Выслушав Шуазеля-Гуфье, визирь
Юсуф-Коджа молча кивнул. Для этого кивка у него были основательные при-
чины. Абдул-Гамид, 27-й султан Турции, до такой степени истощил себя в
гареме, что едва передвигал ноги, начиная уже заговариваться. Престол
падишаха, если Абдулы не станет, перейдет к 28-му султану - Селиму, а
Селим обожает свою сестру Эсмэ, - так не лучше ли кивнуть головой, тем
более что подобные кивки в протоколах дипломатических бесед никак не от-
мечаются.
Шуазель-Гуфье снова навестил Булгакова в тюрьме:
- Я все устроил! Стража не закроет дверей вашей темницы, она будет
крепко спать, когда вы решитесь выйти на свободу. Фрегат моего по-
сольства доставит вас прямо в Ливорно... Все это сделано мною с явного
согласия визиря султана.
- Нет! - отвечал Булгаков. - Бежать по своей воле я бы и согласился,
но свободы по соглашению с врагами отечества моего не принимаю. Или
пусть я здесь помру, или стану свободен благодаря успехам русского ору-
жия.
- Сожалею об этом, - отозвался Шуазель-Гуфье. - Тогда вам предстоит
очень долгое ожидание. Насколько мне известно от моих инженеров, Очаков
неприступен, а без взятия Очакова ваша армия не продвинется далее - для
взятия Измаила, стены которого намного прочнее и выше стен очаковских.
- Какие новости из Вены? - поинтересовался Булгаков.
- Для вас плохие: Австрия еще не объявила войну Турции, Иосиф нахо-
дится в разладе с канцлером Кауницем.
- Прошу вас, передайте мою записку интернунцию...
Из тюрьмы Эди-Куля он умудрился возобновить свои связи с агентурой,
которая обслуживала его посольство: в ставку Потемкина тайно потекли
секретные сведения о турецких делах. Давно жаждущий припасть губами к
Кастальским водам, Яков Иванович только здесь, в тюрьме, обрел время для
литературных занятий. Турки ему не мешали: пишет? - ну и пускай пишет.
Булгаков работал над "Всемирным путешествователем" аббата Дела порта,
каждый месяц переводя на русский язык по одному тому. Это сочинение
охотно печатал в своей московской типографии Николаи Иванович Новиков.
Когда двери тюрьмы откроются перед Булгаковым, он вынесет из камеры
Эди-Куля 27 томов. Но это еще не все! Узнав о тяжелой болезни Дениса
Фонвизина, дипломат, сам страждущий в заключении, посылал Фонвизину, в
Петербург веселые, остроумные письма: смех лечит...
Да, крепок был человечище! Очень крепок.
7. НА ФЛАНГАХ ИСТОРИИ
Зимою шведский король Густав III навестил Данию, желая отговорить ее
от давних союзов с Россией; датчане на это не согласились. Но казна Шве-
ции много лет пополнялась субсидиями из Англии, Франции, Пруссии, нако-
нец, даже Турция, у которой пиастры давно плакали, обещала подзанять
деньжат у соседей, чтобы укрепить короля в его вражде к России... Как ни
прикидывал Густав, а лучшего момента для нападения на Россию еще не воз-
никало: русская армия занята войной с турками! Петербург оставался без
защиты, и Густав сказал Армфельду:
- Пора уже свалить этого скачущего Петра, которого безумный паралитик
Фальконе установил на берегу Невы...
Андрей Разумовский был заранее извещен, что эскадра Грейга весною
