- Если цесарцы возьмут Хотин прежде нас, это будет позором для армии
Румянцева, который засел у себя в Вишенках, и от него - ни гугу! - гово-
рил светлейший князю Репнину.
- Румянцев состарился, - отвечал Николай Васильевич.
- Состарился-уйди! А вы моложе его, учтите...
Это был намек. Фельдмаршальские жезлы, посверкивая алмазами, призрач-
но колебались над ставкою Потемкина, и князь Репнин невольно задумался -
кто обретет жезл раньше: он или... Суворов? Екатеринославская армия го-
товилась к походу.
Здоровье Абдул-Гамида ухудшалось, а султанша Эсмэ переслала цветы и
фрукты Булгакову, после чего дальновидный Юсуф-Коджа объявил Булгакова
"мусафиром" (гостем) Оттоманской империи. Правда, гостей в тюрьмах не
держат, но даже послабление режима для узника говорило о многом... Одна-
ко мощный флот Эски-Гасана снова явился в Черное море, а на Балтике ад-
мирал Грейг вывел на рейд свою Средиземноморскую эскадру. Все напряглось
в ожидании: что будет?
8. ЖИВОЙ НАРОДНЫЙ ПОТОК
Там, где Ингул вливается в Буг, еще не родился город Николаев (Nike i
laos), а на верфи уже трудились. Народ, чуткий ко всему новому, добро-
вольно стекался в эти места, и ничто не отпугивало людей-ни близость
войны, ни скудость заработка, ни хаос неустроенной жизни. Потемкин на-
вестил верфи еще ранней весной, Прохор Акимович показал ему, что сдела-
но:
- Заложено сразу четыре фрегата. На каждый бухнули по четыре тыщи ду-
бовых бревен. Почитай, целая роща. А ежели эскадру строить? Тогда целые
леса под корень валить надо...
Потемкин распорядился: вывозить из Самары дубовые саженцы - для дела,
сажать итальянские тополя-для красы.
- Пора закладывать корабли стопушечные, - сказал он. - Мастерам пла-
тить пять рублев в месяц, а подмастерьям - по три. Если скажут, что на
харч не хватает, отвечать так: разводите свое хозяйство и живите с ого-
родов да садов. Земля жирная, истраченная, даст много.
Капитан над портом жаловался, что дров нету.
- Дрова - лес! Спалить все можно. Учитесь греться углем каменным. Он
и для печек, и для приготовления пищи годен. Завести потребно сад апте-
карский. Бани на манир турецких. Вот здесь, - указал светлейший тростью,
- должно фонтан пустить. Из него корабли станут брать воду пресную для
плаваний. Нужна фабрика для соления мяса матросам. Сейте горох, чечеви-
цу. А чтобы на меня клевет лишних не было, - заключил Потемкин, - я сво-
их крепостных из Белоруссии переселю к вам на житье...
Случайно возникший, город случайно и заселялся. Но уже торговали лав-
ки, винные погребки и трактиры, греки открывали кофейни. В землю были
вкопаны высокие мачты с рангоутом и такелажем, как на кораблях. Солдат
переучивали в матросов, чтобы по вантам лазали, по реям разбегались. В
устье Ингульца заводили литейное производство, дабы переливать негодные
пушки, в грохочущих и чадных кузницах ковали цепи и якоря.
- Чует мое сердце, - сказал светлейший, забираясь в каретку, - здесь
большому и нужному городу быть. Помрачит он славу херсонскую, да и кли-
матом лучше...
И отъехал, явно довольный. По весне Курносов готовил к спуску со ста-
пелей первый фрегат, который ощетинился с бортов 44 пушками. Назвали его
"Святым Николаем". Солдаты, став матросами, получили водку и кричали
"ура!". Курносов распечатал бутылку с вином, пил в одиночестве. Возле
ног корабельного мастера терлась собака, он гладил ее по мягкой шерсти:
- Жаль, что не пьешь ты, Черныш, а то бы помянули хозяйку, вспомнили
бы и деточек... Не понять тебе, псина моя, как быстро жизнь пролетает. А
что я видел в этой жизни? Да ничего хорошего. Одни доски да мозоли. Мо-
жет, так и надо. Черныш, чтобы до смерти человеку надрываться?
Камертаб уже не навещала его. Да и была ли Камертаб? Пес умными гла-
зами проследил, как его добрый хозяин распечатал вторую бутылку. Потом
он положил голову на лапы и тяжело, почти с надрывом, как человек,
вздохнул...
Екатеринославская армия Потемкина мановением руки его стронулась с
винтер-квартир; карету светлейшего князя Таврического подкидывало на
ухабах, под колесами шипела грязь, перемешанная с конским навозом.
- Все загадили! - сказал он графине Браницкой, обнимая ее пышные пле-
чи. - Дай, прелесть, духами твоими надышаться...
Впереди армии двигались ревущие гурты скота, обреченного на заклание,
встречались арбы с сухарями, которые от движения повозок перетирались в
труху. Выбрав место посуше, гулящие маркитантки раскидывали палатки,
продавали шампанское - офицерам, иголки и нитки-солдатам. Для Потемкина
и его свиты вечерами ставили великолепные шатры из нескольких комнат, в
спальне курились ароматные смолы, композитор Сарти дирижировал итальянс-
ким квартетом... Потемкин признался князю Репнину:
- Привыкли мы лаять фельдмаршала Миниха, жестоко судим его походы
крымские. А надо признать за истину, что старик лучше нас управлялся и
при графе Минихе армия русская такого бардака не ведала, какой у меня
наблюдается...
Дорога была забита фурами с больными и умершими. Армия отвалила в
сторону, пошла через степь древней татарской "сакмою". Обозы в центре,
слева конница, справа пехота. Очевидец описывал движением грандиозного
потока, вобравшего в себя коров и принцев, пушки и князей, колымаги и
музыкантов: "Взор на таковой вид не иначе как величественностью поража-
ется; со всех сторон раздаются звуки труб и духовых инструментов; бара-
банный бой наводит некий род ужаса, а шум литавров кровь воспаляет..."
10 июня Екатсринославская армия вышла к переправе через Буг, где инже-
нерный генерал Герман нашел самое неудобное место для форсирования ре-
ки... В оправдание себе он сказал:
- Я не виноват! Здесь и Миних переправу имел.
На это светлейший отвечал дураку:
- Сволочь ты паршивая! Благодари Бога своего лютеранского, что я не
граф Миних, который на этом самом месте такого же умника, как ты, инже-
нера своего, на оглоблях повесил...
Форсировали Буг в лучшем месте, которое отыскали казаки. За перепра-
вой на армию излились страшные ливни с грозами, черноземы раскисли в ка-
шу, лошади утопали в грязи. Офицеры теснились возле палаток графа Бра-
ницкого и принца де Линя, где под музыку оркестров всех кормили бесплат-
но. Первые верблюды с поклажей, двигавшиеся к Очакову, перепугали конни-
цу, которая с "сакмы" шарахнулась в степи. За дождями последовала нес-
носная жарища, многие пали от солнечных ударов. В походной ставке Потем-
кина секретарствовал Попов, день и ночь работала секретная канцелярия по
расшифровке агентурных сведений...
Потемкин оставил армию на попечение князя Репнина, армия после его
отбытия разбилась на части, каждый полк шагал сам по себе, артиллерия
отстала, теряя в пути лошадей и волов, впряженных в пушки. Из Кременчуга
и Херсона навстречу воинству выезжали трактиры. Во избежание смертных
случаев от зноя, князь Репнин поступил по-миниховски: армию поднимали в
три часа ночи и она двигалась по холодку. Это было разумно, и солдаты
оживились. Инфантерия на марше била в полковые барабаны, кавалерия зали-
валась валторнами. В полдень князь Репнин объявил "растаг" - отдых, и
солдаты с бранью падали на землю:
- Растаг, так его растак! А кады ж Очаков-то?..
28 июня армия увидела море, вражеский флот в лимане, стены Очакова и
вдали желтую полоску Кинбурна. За десять верст до лимана ночевали в по-
кинутой татарами деревне Адживоли; армия вычерпала до дна все колодцы,
потом солдаты жаловались на бурчание в животах:
- Уж не отрава ли? До кустов набегаешься...
Море не освежило людей. Зной и пылища, комары и поносы отягощали бы-
тие, и без того тяжкое. По лиману скользили остроносые лодки запорожцев,
стрелявшие из мортирок.
Светлейший встретил де Рибаса вопросом:
- Я тебе поручал Березань взять, так взял ли?
- Нет, ваша светлость. Тому причин множество...
- Первая-ты сам! - И Потемкин влепил ему пощечину.
Он подошел под самые стены Очакова, разглядывая крепость. Вокруг ци-
тадели раскинулись сады, Потемкин рвал с дерева недозрелые вишни, пле-
вался косточками. Турки в белых и красных тюрбанах смотрели с фасов Оча-
кова на чужака, но стрелять в него не стали. Кто-то сверху окликнул
светлейшего по-русски:
- Эй, кривой! Тебе чего тут надобно?..
Вернувшись в шатер, Потемкин указал: артиллерии - бомбами поджигать
форштадты, саперам - уничтожать сады. За ужином он признался Репнину,
что его заботит скорое вооружение Швеции. Если возникнет война на два
фронта, возможно ли при этом удержать Тавриду? Екатерина прислала ему
письмо, в когором повторяла, чтобы о сдаче Крыма даже не заикались:
"Когда кто сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтобы за хвост дер-
жаться?.." Армия и флот собраны под Очаковом. Но осада крепости - еще не
взятие ее, и Потемкин твердо стоял на своем:
- Кровь солдата русского дороже всего на свете, и посему брать Очаков
будем не штурмом, а измором...
В дыму пожаров сгорали форштадты, гибли сады. Между Очаковом и Кин-
бурном в лимане блуждала окаянная эскадра Гасана, а Потемкин не находил
уже слов, какими мог бы выгнать в море из Севастополя корабли Войновича.
В шлюпке он переплыл лиман; на Кинбурнс ужасающе смердило.
- Не удивляйтесь, - объяснил Суворов, - мы стоим на могилах, в коих
закопаны павшие в прошлом годе. Песочек жиденький, и покойнички под ва-
шей светлостью разлагаются.
На оконечности косы Суворов устроил блокфорт: водрузил батареи, возле
них приспособил печи для раскаливания ядер.
- Лучше сего места, батюшка мой, для отражения чужой дерзости не сыс-
кать. Батареи и замаскировал... При хорошем ветре запашок неприятный от-
носит, и дышать даже вольготно.
Суворов сказал, что Войнович держит корабли, как скупердяй деньги в
банке, и подмоги от него не видать:
- Дай Бог, чтобы принц Нассау-Зиген не подгадил...
Нассау-Зиген уже получил чин контр-адмирала. "Потемкин, - хвастал он,
- на все мои вопросы о штурме Очакова начинает креститься, а я решил бе-
зо всяких молебнов выйти в лиман и показать битву крестоносцев с невер-
ными..."
Эски-Гасан напал на его флотилию первым, и пять часов подряд длилась
кромешная "свалка" кораблей, пока турки не отошли под защиту крепости.
Наспех залатав пробоины и заменив разбитые весла новыми, русская флоти-
лия ночью снова пошла в сражение. Капудан-паша выставил против нее глав-
ные свои корабли, обшитые медными листами. Один турецкий "султан" взор-
вало, остальные бросились под стены Очакова, спасаясь. Гасан остался на
горящем флагмане, вокруг него кружились русские галеры. Отважный "кроко-
дил", убоясь пленения, нырнул за борт... Два поражения от русских кораб-
лей, кое-как сколоченных, вызвали у него кровотечение из носа. Он решил
покинуть лиман и уйти в море, где тяжело раскачивало на рейдах могучие
линейные "султаны". Старинный закон войны гласил: отступающему строить
"золотой мост", то есть не мешать его ретираде, чтобы противник не взбе-
сился. Но Суворов огнем блокфорта с косы Кинбурна "золотой мост" разру-
шил! Ночь была темна, пушки простреливали мрак огненными трассами, с бе-
рега было видно, как ядра, докрасна раскаленные, впиваются в медь и де-
рево, вызывая в отсеках пожары. Турецкая эскадра сбилась в кучу, всюду
поражаемая. Нассау-Зиген, снова спешащий к бою, передал Суворову, что
ядра блокфорта задевают и его корабли. Турецкие суда, ища спасения, выб-
расывались на отмели, крики и стоны слышались из огня и дыма... В эту
ночь турки потеряли 6000 человек. Многие, доплыв до Кинбурна, сдались в
плен, но еще больше их потонуло. Раздутые трупы носило по волнам лимана.
Солдаты отталкивали их от берега баграми и тут же ведрами черпали воду
для своих нужд (иной воды кроме солоноватой воды лимана, не было)...
Екатеринославская армия обложила цитадель с суши, когда сражение в
