что, вспотевши, вчера уехала... Явись снова, прелесть моя воздушная: бе-
лое платье покроет корпус, ты опояшь себя поясом лиловым, грудь чтобы
открытая, а волосы без пудры, распущенные, сорочка у грудей схватится
большим яхонтом. Буду целовать ручки и ножки, а ты забудешь сама себя -
я для тебя, красавицы, всем миром стану..."
...Черноморский флот ожидала страшная трагедия!
Ушаков спал в каюте "Святого Павла" и проснулся рывком, когда в трю-
мах что-то жалобно всхлипнуло и стало слышно, как потащило по грунту
якорь... Эскадра Войновича отстаивалась возле Калиакрии; ветер быстро
усиливался; темнело.
- Будить команду и плотников, - велел Ушаков.
Мимо "Святого Павла" пронесло ураганом "Марию-Магдалину", которой ко-
мандовал наемный англичанин Вениамин Тиздель, на фрегате "Крым" с трес-
ком лопнули паруса, обрушило мачту. В грохоте волн четко стучали пушки -
корабли взывали о помощи.
- Эй, на руле! - кричал Ушаков. - Против ветра... куда угодно, но
держи курс от Туретчины далее!
Эскадру разбрасывало бурей по всем 32 румбам, и корабли, вздымая на
обломках рангоута сигналы бедствия, пропадали в гневном кипении моря.
Старший плотник доложил Ушакову, что обшивка треснула, в трюмах явилась
вода.
- Сам чую, - отвечал Ушаков и ударами ботфорта повыбрасывал за борт
ошалевших от ужаса крыс, искавших спасения на палубе. - Всех людей на
откачку! Коли насосы забьет, будем ведрами... Даже своими шапками чер-
пать! Не подыхать же нам...
...Василий Степанович Попов разбудил Потемкина:
- Ваша светлость, Войнович до вас, проснитесь!
Потемкин посмотрел, как сладко досыпает красавица в его постели, и
расцеловал ее в прелестные уста. Взял с вазы грушу и жадно надкусил.
Прошел в кабинет, где стоял Войнович - стоял на коленях"
- Не виноват... Нет, нет! - запричитал он жалко.
- Ты почему здесь? А где эскадра?
- Нс знаю. Нет се, как нет и флота Черноморского.
- Где же он? - закричал Потемкин.
Войнович держал бумагу с рапортом. Не вставая с колен, он взял бумагу
в зубы и подполз с нею к ногам светлейшего. Потемкин вырвал бумагу из
его рта, вчитался: "Оный шторм длился пятеро суток, после которого ста-
рались с запасными стеньгами и реями спасать суда..." Войнович говорил:
- Это не флот - одни гробы! "Крым" безвестно пропал, а "Марию-Магда-
лину" затащило прямо в Босфор и выкинуло у Сераля султанского... Вениа-
мин Тиздель сдал шпагу туркам!
Потемкин вцепился пальцами в горло Войновича:
- Задушу! Погубил... весь флот! Где флот?
Лицо адмирала посинело, мертвея в удушье.
- Не я, - хрипел он. - Не я... так Богу угодно.
Потемкин разжал пальцы. Попов стоял наготове. Войнович, шатаясь, про-
шел к столу, выпил водки и осмелел.
- Если б корабли были справно деланы... Туркам флот строят англичане
с французами, а на Руси-мужичье окаянное... с топорами.
- Молчи. Ушаков вернулся ли?
- Я видел, как его "Павла" потащило от Калиакрин в морс открытое, а
фок-мачта уже была сбита...
- Нс повезло, - заметил Попов. - Это беда.
- Не беда, а... конец войны, - ответил Потемкин.
Когда Войнович удалился, светлейший не мог сам идти. Попов поддержи-
вал его. Потемкин громко плакал:
- За што мне, хосподи? Все... конец... умереть бы!
Попов усадил его за стол, вставил в пальцы перо:
- Пишите, ваша светлость. Государыне...
Рыдая и разбрызгивая чернила по бумаге с золотым обрезом, Потемкин с
трудом складывал раскоряки-слова: "Я стал несчастлив, - сообщал он Ека-
терине. - Флот Севастопольский разбит... корабли и фрегаты пропали. Бог
бьет, а не турки!"
В паническом состоянии он просил отставки, писал о завершении жизни
позором, главнокомандование желал сдать Румян цеву-Задунайскому.
Попов оторвал его от стола, рыдающего, сразу постаревшего, ни к чему
более не годного. Он довел его до спальни, где сладко досыпала златокуд-
рая молодая красавица.
- Брысь, курва! - спихнул ее на пол Потемкин.
Его свалила боль в печени. Попов велел принести таз, светлейшего му-
чительно рвало. Потом он откинулся на подушку и замолчал, тупо глядя в
расписанный узорами потолок. От вина и еды упорно отказывался.
- А как же дела? - спрашивал его Попов.
- Сам, - кратко отвечал светлейший...
За окнами доцветала, в багрянце и ароматах, благодатная осень. В го-
лове Потемкина родилась ненормальная мысль: гибель фрегата "Крым" он
стал совмещать с гибелью Тавриды. И некстати было появление сюрвайера
Прохора Курносова.
- Я же тебя в люди вывел, а ты... - Он осыпал мастера бранью за пло-
хое качество кораблей. - Гнилье... все разломало!
- Нет, не гнилье, - отвечал Курносов. - Надо плавать уметь, тогда бы
и не закинуло Тизделя под окошки дома султанского. Вот Ушаков! Его "Па-
вел" от самой Болгарии аж до Сухуми протащило. А им сам черт не брат: по
звездам определились, воду откачали, фальшивый рангоут поставили и приш-
ли обратно в Севастополь... сейчас ремонтируются.
Ушаков жив! Но легче Потемкину не стало.
- Крым сдать, - вдруг решил он абсурдно.
- Крым сдать - все сдать, - резко возразил Попов. - Тогда нам лучше
совсем не жить, а сразу взять да повеситься...
Все рушилось в судьбе фаворита удачи, лицо его размякло, как у старой
потасканной бабы, в одиноком глазу затаилась боль и печаль. К его посте-
ли подсел Суворов:
- Эски-Гасан опять рыщет в лимане...
Екатерина слала письмо за письмом, требуя подробного отчета в
действиях, настаивала на том, чтобы флагманский корабль не называть
"Слава Екатерины", а то Войнович загонит его в нору Босфора, как Тиздсль
загнал "Марию-Магдалину", и тогда Европа надорвется от хохота... Потем-
кин согласился: Славу Екатерины" впредь именовать "Преображением"!
Мальтийские кавалеры, давно солидарные с Россией, прислали на Черное
море своих бесстрашных рыцарей в черных плащах с белыми крестами, и они
стали мичманами русского флота. Потемкин всегда ценил их большие знания
мореходов, обретенные в многовековой борьбе с алжирскими пиратами. С
греками забот тоже не было - балаклавские рыбаки стали военными моряка-
ми. Зато хлопотно было с запорожцами: одни оставались на службе султана
(их называли "неверными"), другие вернулись в русское подданство (назы-
ваясь "верными"). Суворов ожидал нападения турок сразу на Херсон, но ла-
зутчики его, верные запорожцы, сохранили связи в гарнизоне Очакова, со-
общили, что капудан-паша Гасан прежде готовит нападение на Кинбурн.
Потемкин, еще не выбравшись из меланхолии, полностью доверился опыту
Суворова; светлейший подарил генерал-аншефу богатый шлафрок со своего
плеча, а пирог с трюфелями резал пополам, говоря адъютантам: "Отвезите в
Кинбурн Суворову... не все мне!" В переписке с императрицей, именуя на-
чальников по фамилиям, он выделял Суворова писанием его имени с отчест-
вом (что стала делать и Екатерина, ему подражая). В сентябре доктор Са-
мойлович принес в палатку Суворова длинное турецкое ружье и выпалил из
него в землю - образовалась глубокая ямка.
- Додумались! - сказал он. - Турки забивают в дуло сразу две пули,
одна другую в полете толкает, а раны от сего бывают глубокие и очень
опасны... Советую вам, аншеф, беречься!
Далеко в море плыл громадный "Мелеки-Бахри" ("Владыка морей") - флаг-
манский корабль капудан-пашн. На оконечности Кинбурнской косы возвели
укрепление, вдоль косы Суворов расположил редуты и батареи. Мордвинов,
как всегда, медлил, волынил, тянул. Наконец, разруганный Потемкиным, он
выпустил в лиман перестроенные после днепровского плавания галеры. "Дес-
на" была переделана из плавучего ресторана в бомбардирское судно, им ко-
мандовал мальтийский шевалье Джулиано Ломбард - мичман.
В лимане взорвался на своих погребах линейный корабль турок, море
выбрасывало на косу обезображенные трупы.
- Их сразу закапывать, - распорядился Самойлович...
Турецкая эскадра осыпала косу ядрами и гранатами. Гасан решился выса-
дить десант. "Десна" вырвалась на пересечку его кораблям, Ломбард атако-
вал их с такой свирепостью, что обратил турок в бегство. Суворов, стоя
на косе, наблюдал за боем. Два часа, даже больше, маленький бомбардир
схватывался с эскадрон противника и вышел из боя победителем. Суворов
немедля рапортовал Потемкину, что шевалье достоин скорого возвышения. О
том же писал Потемкин и Мордвинову. Однако тот был иного мнения: "Хотя
Ломбард поступил с величайшей храбростью, но без моего на то повеления,
я за долг почитаю его арестовать и отдать под суд..." Он объявил Ломбар-
ду:
- Вы арестованы! Потрудитесь сдать шпагу...
Суворов был возмущен, а светлейший впал в ярость и присвоил Ломбарду
чин лейтенанта. Мордвинова он предупредил, что, если и далее так дела
пойдут, он попросит его не соваться в оперативные планы, занимаясь лишь
хозяйством на верфях...
Слушая, как разрываются на косе турецкие гранаты, Суворов отписывал
Потемкину о бездействии флота: "Коли бы ссвастопольцы меньше хитрили,
все бы здесь Стамбульское пропало..." Но и Войнович, под стать Мордвино-
ву, геройством не отличался. Страх перед морем, ломающим корабли, внед-
рился в его сердце, обуяв душу холодом, и Потемкин никак не мог сдвинуть
эскадру с якорей. Войнович ссылался на то, что ремонт кораблей только
начинается, корабли скверные, а леса не хватает...
- Какой-то заколдованный круг, - сказал Попов.
- А я их сейчас расколдую, - ответил Потемкин.
Он указал Ушакову лично возглавить боевую подготовку моряков эскадры,
учить их стрелять на качке, ставить и убирать паруса в шторме, быть лов-
кими и неустрашимыми, и Федор Федорович дал понять светлейшему, что те-
перь, получив особые права, он станет вдвойне ненавистен Войновичу и
Мордвинову.
- Бери пример с меня, - ободрил его Потемкин. - У меня кулаков не
хватает, чтобы от недругов отбиваться. Ты на меня уповай, а я на тебя
уповать стану...
Ему легко рассуждать, имея за собой самодержавную защиту. А каково
Ушакову - в ранге бригадира флота - вставать поперек дороги двум адмира-
лам? В эти дни стало известно, что султанша Эсмэ переслала в Эди-Куль
для Булгакова большое блюдо с фруктами, что (по турецким обычаям) озна-
чало доброе расположение... Попов сказал Потемкину:
- У этой Эсмэ мать была грузинкою. Ей ли, султанше, не знать, сколь
истерзана Грузия и един ей заступник Россия!
6. КРЕПКИЕ ЛЮДИ
Паника светлейшего после гибели флота передалась в столицу. Безбород-
ко заметил, что рукав императрицы распорот от самого локтя. Она объясни-
ла:
- Роджерсон срочно кровь отворил: мне стало вдруг так плохо, что не-
когда было даже платье расшнуровать...
Она велела рекрутировать одного парня с 500 душ, но Безбородко ска-
зал, что этого мало: надо брать по три человека с тысячи. Украинская ар-
мия Румянцева потребует в год полтора миллиона рублей, Екатсринославская
армия Потемкина вкупе с флотом Черноморским возьмут из казны три миллио-
на. И надо срочно готовить на Балтике эскадру для отправки в Архипелаг,
чтобы ударить по туркам из глубин Средиземноморья:
- Граф Алексей Орлов-Чесменский от командования отказался, и лучше
доверить эскадру опытному адмиралу Грсйгу...
Снова был созван Совет. Екатерина вслух зачитала письма Потемкина, в
которых он просил отставки. Безбородко сказал:
- Может, и лучше светлейшему дела оставить, паче того, граф Задунайс-
кий обижен от нас малостью власти воинской, а будучи характером крут, он
всю Бусурманию расшибет.
Екатерина. Честь моя и княжая требуют, чтобы князь Таврический в но-
нешний год от армии не удалялся, не сделав какого-либо славного дела...
хоть бы Очаков взяли!
Совет. Мы знаем, что светлейший погорячился, выпустив флот на море в
такое время, к плаванию неспособное...
Валентин Платонович Мусин-Пушкин, вице-президент Военной коллегии,