склоняется на все лады... Выходит, что вопрос о "потемкинских деревнях"
не покрыт плесенью забвения, он продолжает оставаться для нас актуальным
- как вопрос сугубо политический! Но не будем пороть горячку: Несторы и
Пимены, излагая события, сохраняли философское спокойствие - не это ли
главный признак человеческой мудрости?
Нет, не Потемкин, а сама Екатерина была мастерица по части всяческих
мистификаций, но в данном случае надо бы рассуждать об "екатерининских
городах". Известно, что все нелады внутри государства императрица очень
ловко маскировала успехами военными или достижениями внешней политики, -
это ей удавалось в большей степени, нежели в повседневном управлении ко-
лоссальной державой с ее бедствиями, неурожаями, всеобщим недовольством
народа... Политические цели преследовал и Потемкин, устроивший "путь на
пользу" императрицы. Если бы ее поездка в Тавриду была лишь туристичес-
ким любопытством знатной дамы, никогда бы в Европе не сложилось об этом
путешествии столько вздорных слухов и сплетен.
Откуда они, эти слухи, взялись? Где их начало?
Где первоисточник "потемкинских деревень"?
Дело вот в чем: берега Черного моря, обширные степи и жирные чернозе-
мы притягивали к себе множество обездоленных людей из Европы - чехов,
сербов, венгров, кроатов, итальянцев и прочих; стоило Потемкину забить
первый гвоздь в Херсоне, как сразу же наметилась активная эмиграция в
сторону Причерноморья, что, естественно, вызвало тревогу при дворах мо-
нархов Европы. Для пресечения эмиграции требовалось представить Новую
Россию и самого Потемкина в самом безобразном виде...
Тогда же в Германии появились первые книги, в которых русские посе-
ленцы изображались "обезьянами" или "животными", с инстинктами примитив-
ными, как у дождевого червя. Новая Россия умышленно рисовалась выжженной
пустыней, где даже трава не растет, жители Херсона преподносились под
видом каторжников. Сам же Потемкин изображался громилой с дубиною в ру-
ках, занятым поглощением водки и картами... Конечно, прочитав такое, еще
подумаешь - стоит ли покидать волшебные Татры или уютную Прагу ради но-
вой жизни на диких пустырях русского раздолья! В довершение всего некто
Вебер выпустил в Вене книгу, где описал свое пребывание в Херсоне, не
забыв упомянуть, что однажды наблюдал, как русские, собравшись в кружок,
поедали одного случайного прохожего. Все это выглядело бы стародавним
анекдотом, если бы подобные книги о "потемкинских деревнях" не издава-
лись и в наши дни...[37]
Итак, читатель, тенденция к обезображиванию славных дел в Новой Рос-
сии уже наметилась - еще до того, как Екатерина села в карету. Теперь
подумаем: если мнимые труды Потемкина были чистейшим шарлатанством, то
неужели и простые люди, строители новых городов, созидатели новой жизни,
неужели и они были ослеплены шарлатанством светлейшего? Обмануть импе-
ратрицу, пустить пыль в глаза ее свите - это, конечно, возможно при той
неукротимой фантазии, какой от рождения обладал Потемкин. Но... разве
можно обмануть целый народ, который никогда бы не стал заниматься сизи-
фовым трудом, вкатывая на вершину горы гигантский камень, чтобы потом,
разинув рты, глядеть, как он скатывается обратно!
Правильнее будет сказать так: Потемкин разворачивал в Причерноморье
грандиозный макет будущей Новой России, и современники (если они, конеч-
но, не были заклятыми врагами Потемкина, именно так и понимали его
стремления. А враги России даже в самом Черном море желали бы видеть об-
манчивую декорацию. Конечно - кто будет спорить? - во время "шествия"
Екатерины перед иностранцами вскрылось немало язв русской неустроенной
жизни, но... Простите, такие же точно язвы можно было наблюдать и в тог-
дашней Европе! Иноземные послы отмечали бесправие русского народа с та-
ким оголтелым возмущением, как будто в их монархиях народы процветали в
блаженстве свободы и равноправия!
Я допускаю: из фанеры можно вырезать силуэты красивеньких домов с
окошками, можно и фальшивый дымок пустить из фальшивой трубы. Но испол-
нить декорацию народной жизни на протяжении тысяч миль, заставить дви-
гаться по лугам выдуманных коров, запылить горизонт миражами тонкорунных
овец, заставить плодоносить мертвые муляжи садов - это дело немыслимое!
Да, я согласен: для проезда Екатерины дороги пригладили, вешать дранину
и тряпье на плетнях запретили, навозные кучи расчистили, свиней с поро-
сятами попрятали по сараям, народ заранее прифрантился, - но так ведь
поступают всегда в ожидании гостей, тем более - высоких. Да и никто из
свиты (те же послы иноземные) не позволил бы Потемкину дурачить их,
словно глупых детишек. Однако понятие "потемкинские деревни" сделалось
нарицательным, обиходным - как символ показного благополучия.
Откуда же оно взялось, именно это выражение?
Оно возникло в 1797 году, а пустил его в политический оборот Европы
саксонец Георг Гельбиг, страстный ненавистник России; это выражение ок-
рылили злобой те русские помещики, которые лютсйше ненавидели Потемкина,
как главного укрывателя их беглых крепостных; в ослеплении своем они от-
вергали все им свершенное и в этом удачно смыкались с Мордвиновым, кото-
рый, ненавидя Севастополь и флот Черноморский, невольно выражал настрое-
ния класса помещиков-крепостников...
Главное мною сказано - сейчас опускаем "занавес".
Конечно, над гомерическими планами Потемкина можно бы и насмехаться
сколько угодно, если бы его проекты не осуществились. Но в том-то и де-
ло, что будущее русского Крыма и русского Причерноморья оказалось гораз-
до ярче и самобытнее, нежели он рисовал себе в самых радужных снах...
Вспомним недавнее! Летом 1941 года Гитлер бросил танковые колонны на
захват Причерноморья и Донбасса, которые дали бы вермахту железо, молиб-
ден и марганец-для продолжения войны. Враги потешались над "потемкински-
ми деревнями", но в то же время понимали экономическое значение тех
мест, где Потемкин расположил первых поселенцев - устроителей безлюдного
края. Да, именно там, на месте пресловутых "потемкинских деревень",
впоследствии сложился наш гигантский промышленный комплекс, где выковы-
валась тяжелая индустрия, - и это еще раз доказывает, что дела Потемкина
не были капризом наивного фантазера, искателя шумной славы, - нет, дела
светлейшего всегда смыкались с нуждами государства, с великим его буду-
щим. Сейчас мы уже не мыслим жизни страны без того промышленного потен-
циала Причерноморья, что включен в общую систему народного хозяйства...
Здесь я позволю себе еще одну существенную цитату:
"Продираясь сквозь чащу неумеренных похвал и дебри искаженных фактов,
советский историк делает попытку осмыслить наконец события пресловутого
"шествия" (Екатерины). Он рассматривает его как дипломатический акт, за-
вершающий присоединение Крыма, Он стремится отделить подробности, рисую-
щие разврат деспотизма, от подробностей, рисующих великие усилия русско-
го народа..."
Для нас, читатель, должно быть ясно одно: "потемкинские деревни" -
это выдумка заклятых врагов России, дышавших ненавистью не только к нам,
русским, но и ко всему великому миру славянства. С этим вопросом покон-
чено.
Но будем помнить замечательные слова Потемкина:
- Любая сплетня есть просто сплетня, а сплетня, кем-либо повторяемая,
невольно становится отвратительной клеветой...
Потемкин рассчитывал, что война с Турцией может возникнуть через два
года, а Екатерина почему-то испытывала мистический страх перед 1790 го-
дом...
Все эти годы дверь, за которой скрывалась Война, держалась на запоре
слабым крючком. Стоило ударить кулаком посильнее - и Война явится во
всем своем безобразии.
Путь на пользу и стал этим роковым ударом!
ДЕЙСТВИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
За честь России
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитаны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.
О громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
А.С. Пушкин
1. "ПУТЬ НА ПОЛЬЗУ"
Если бы дворянство замкнулось внутри своей касты, оно бы давно выро-
дилось, бра чуясь троюродно, четвероюродно и всяко. Петровская "Табель о
рангах" открыла шлюзы, чтобы в дворянство бурным потоком вливалось все
самое лучшее и талантливое из простого народа. От этого дворянство Рос-
сии постоянно как бы обновлялось притоком свежей крови, неиспорченных
чувств и мыслей-от врачей и писателей, от архитекторов и садовников, от
библиотекарей и педагогов, от певцов и музыкантов, отцы и деды которых
были еще крепостными. Если не понимать этого, а следовать лишь укоренив-
шимся предрассудкам, тогда русское дворянство предстанет перед нами
ужасным лесом, населенным дикими кровожадными Салтычихами, и чудом ста-
нет казаться, как из такого непроходимого бурелома вышли Баженов и Ле-
вицкий, Пушкин и Лермонтов...
Прохор Курносов - по чину и орденам - состоял в личном дворянстве, но
при условии пожизненной службы его личное дворянство становилось уже по-
томственным. Это была хитрая ловушка для простонародья: никакой отец,
даже больной или израненный, не покинет службы, дабы не лишать своих де-
тей дворянских привилегий. В мрачном расположении духа майор и кавалер
отвозил своих близнецов в Петербург. Петр и Павел родились в том памят-
ном году, когда отец сражался при Суджук-Калс, и теперь, глядя на них,
корабельный мастер думал печально: "Увижу ль их, пострелят, в чинах офи-
церских?.." Близ моря рожденные, близнецы и жизни своей без моря не
представляли. Но вошла им нелепая блажь в головы, чтобы батюшка сдал их
в Водолазную школу, недавно лишь в Петербурге открытую...
Ехали в санках. Быстро ехали. Курносов сказал:
- Не дурите, ребятки! Очень забавно в колоколах воздушных на дне моря
сиживать, но водолазы гибнут почасту, смолоду параличом тронутые. Вам же
в Морской корпус идти, и радуйтесь, что не с топора карьер свой начинае-
те... Это уж я, родитель ваш, доски обтесывал да пазы в палубах конопа-
тил!
Не задерживаясь в столице, Курносов привез мальчишек в Кронштадт, в
дом графа Миниха, где после страшного пожара на Васильевском острове
расположился Морской корпус. Прощание он устроил нарочно жесткое. Дал
сто рублей на двоих.
- И пока в чины мичманские не выйдете, - сказал, - я вас знать не
знаю, ведать не ведаю. Головы на плечах круглые, вот и решайте сами,
прямо или косо жизнь строить!
Сдав сыновей в корпус, он сразу отъехал в Смоленск, где и возглавил
строительство галер для "шествия" императрицы в Тавриду. В Смоленске
Прохор Акимович узнал новость: "Царицка не поедете-дурное знамение бы-
ло". Оказывается, в эту зиму Украина наблюдала невиданное сшс здесь по-
лярное сияние, охватившее над Днепром полнеба. Зрелище для киевлян было
ужасным, непонятным, но Курносов сказал, что это кораблей не касается:
надо строить.
- Я под северным сиянием урожден был, и, как видите, знамение сие для
меня оказалось очень добрым... Пусть оно станет добрым знаком и для по-
томства моего дворянского!
Екатерина покидала Петербург 2 января 1787 года.
- Нс будем излишне суеверны, - сказала она, поднимаясь в карету. - А
старым бабкам-шептуньям не верю...
Тронулись! Царский поезд состоял из 180 экипажей и кибиток, на каждой
станции их ожидали 560 свежих лошадей. Мороз был 17 градусов, продукты
замерзали. Принц де Линь жаловался: "Все кареты переполнены персиками и
апельсинами, лакеи опиваются шампанским, а я умираю от голода..." Безбо-
родко, сдучи с царицей, выразил удивление, почему нет Дашковой.
- Она бы и рада мне сопутствовать, да я не захотела...
Внутри кареты - кабинет с обеденным столом на восемь персон, канцеля-
рия, библиотека и отхожее место, чтобы по сугробам не бегать, за елки
прячась. Дороги были заранее укатаны, потому ехали не в санях - в экипа-
