- Снега дождусь. Чтобы на санях ехать.
- Один ли едешь?
- Со мною графиня Скавронская...
Потемкин недолго влачил одиночество. Его племянница Катюша Скавронс-
кая не пожелала состоять при муже, из солнечного Неаполя вернулась в
пасмурный Петербург. Заодно повесила на шею дядюшке и своих дочек. По-
темкин нянчился не с ними, конечно, а с их матерью. Напрасно осыпал он
женщину драгоценностями. Скавронская даже не глядела в их сторону, пос-
тоянно валяясь на турецких диванах, с головы до ног закутанная в шубы из
горностаев, ласкавших ее обнаженное тело.
- У-У-У" коровища! - ругался Потемкин. - Оголилась вся, срамом тря-
сешь тут... ни стыда, ни совести. Приоделась бы, кикимора смоленская, да
в люди бы вышла!
- Скучно, дядюшка. В людях-то.
- Ну, хочешь, в статс-дамы выведу?
- Ай! Одеваться надо. Чесаться. Мыться.
- Да хоть бы и влюбилась ты в кого.
- На што любиться-то? Мне и без того сладенько.
- Со мною-то поедешь ли до Херсона?
- Оставь меня лежать, дядюшка...
Потемкин отъехал. Корабельные мастера в Херсоне жаловались ему на
Мордвинова: заведуя тылом флота, он ставил им палки в колеса. Если порт
не имел краски для кораблей, Мордвинов указывал совсем их не красить,
отчего дерево кораблей загнивало. Управлял же он бумажно-директивами...
Мастера галдели:
- У кого власть, тот и бьет! Перевернешься - бьют, недовернешься -
все едино лупят нас, будто нехристей. От таких дел хоть на живот ложись
да спиной закройся.
- Хватит! - отвечал Потемкин. - Я сам разберусь...
В делах флотских Потемкин соратников себе не отыскал. Марко Войнович,
бес лукавый, служил как служится. Мордвинов был человек прямой, но от
прямоты его сыт не будешь: он выступал против создания Севастополя, его
пугало, что главная операционная база флота укрепилась на самом кончике
Крымского полуострова. Мордвинов, если верить слухам, даже ненавидел
этот быстро растущий город; по его мнению, положение с Черноморским фло-
том можно было выправить в одном случае: назвать сюда советниковангли-
чан, пусть они и командуют... Попов подсказал:
- У него жена англичанка, дочь губернатора в Гибралтаре! Не с ее ли
голоса Мордвинов и распслся эдак-то?
- Да что за чушь! - возмутился Потемкин. - Я с цыганками спал, но ко-
нокрадом не сделался... Дело не в жене, а в муже!
Неверие в планы Потемкина - вот что двигало Мордвиновым, человеком
умным и образованным, но видевшим в Потемкине лишь фантазера, безобраз-
ного расточителя сил народных и денег казенных... Потемкин решил пови-
даться с Мордвиновым.
- Николай Ссменыч, - спросил он его, - ты мне ответь, как на духу: во
сколько обошелся Севастополь казне русской?
- В двадцать тыщ рублей, ваша светлость.
- А я на клюкву трачу в год больше... Понял?
- Понял. И прошу для себя отставки.
- Отставки не дам: служи! - ответил Потемкин...
Его пожелал видеть Шагин-Гирей, выразивший большое неудовольствие,
что казна платит ему лишь по чину генерал-поручика.
- Разве ж это мало? - ухмыльнулся Потемкин.
- Генералу много, а хану мало...
- Больше не получишь, - сказал князь, подумав.
Шагин-Гирей просил отпустить его в Турцию.
- Зачем? - удивился Потемкин.
- Не хочу жить среди вас... гяуров.
Потемкин возразил: "правоверные" великолепно уживаются с "неверными",
если все вопросы религии оставить в покос и не путать дела церковные с
делами служебными.
- Никто в России мусульман не притесняет: не хочешь вина - не пей, не
любишь свинину - не ешь, а мусульманам, поверь, всегда можно жить в доб-
ром согласии с христианами. Хорошо, - вдруг согласился Потемкин, - о
твоей просьбе, чтобы отпустить тебя к султану турецкому, я обещаю напи-
сать императрице: как она решит, так и будет. Но я бы тебя... не отпус-
кал!
В этом году Потемкин стал ПЕРВЫМ командующим Черноморским флотом, с
присвоением кейзер-флага на мачтах того корабля, на палубу которого он
ступит. Отныне весь флот и все его экипажи, Адмиралтейство с гаванями
Черного и Азовского морей, все верфи на Дону и Днепре подчинялись ему, и
только ему (а генерал-адмирала Павла светлейший игнорировал).
Флот всегда был очень далек от придворных интриг, и моряки России
(как тогда, так и потом) давали Потемкину справедливую оценку. "Обладая
даром удачного выбора людей, Потемкин управлял точными, определенными
директивами, не стесняя ничьей инициативы, которую умел ценить и поддер-
живать. Ближайшее знакомство с деятельностью "великолепного князя Таври-
ды" совершенно уничтожает создавшийся по немногим фактам миф о распущен-
ном самодуре, властолюбивом деспоте... Напротив, это был замечательный
государственный деятель, человек в культурном отношении на голову выше
своих современников. Это был человек, влюбленный в свое дело, гуманный и
справедливый начальник, горячо заботившийся о благоденствии своего края,
снискавший всеобщую любовь простым и сердечным отношением к подчинен-
ным..." - так писали морские специалисты о Потемкине незадолго до рево-
люции.
9. ТЯЖЕЛЫЙ БАГАЖ РОССИИ
Польское панство бурлило по-прежнему. Браницкий, женатый на племянни-
це Потемкина, считал свое "староство" выше полномочий русского посла, и,
пьяный, он обвинял короля в dominium ab'olulum (неограниченной власти).
Между тем передовые мыслители Польши призывали упразднить барщину; про-
изводство хлеба в стране постоянно увеличивалось; Огинские прокопали ка-
нал, открывавший водное сообщение Польши с черноморскими портами; Потоц-
кие в Херсоне завели свой торговый флот, вывозя излишки польского хлеба
за границу. Станислав Понятовский, огорченный раздорами шляхты, все бо-
лее уклонялся в частную жизнь с разведенной пани Грабовской, окружал се-
бя художниками и артистами, над своим замком установил первый в Польше
громоотвод, поощрял создание публичных библиотек и обсерваторий. Все
это, сделанное королем, отвечало духу "просвещенного абсолютизма". Одна-
ко нравы польских панов оставались крайне жестокими, мелкое шляхетство
холопствовало перед магнатами, повальное пьянство панов вредило работе
сеймов, разводы в семьях стали считаться доблестью, а жены гордились не
мужьями, а любовниками...
Россия в польском котле своего супа не варила, но Фридрих II иногда
подбрасывал в это кипящее варево щепотку жгучего перца. Пруссия еще не
теряла надежд на обретение Данцига, перед смертью Фридрих решил излить
на Польшу и народ польский всю последнюю желчь своей стариковской злос-
ти... Создав фюрстенбунд, король не раз хвастал, что надел "прусскую
шапку на немецкие головы". Он понимал, что умирает и союз с Англией -
его последняя победа в политике. Циммерман, возможно, и хороший врач, но
даже Гиппократ не взялся бы излечить человека от смерти... В сопровожде-
нии остроносых, поджарых собак, стуча тростью, король прошел в библиоте-
ку. Здесь он застал своего чтеца-дскламатора маркиза Джироламо Луккези-
ни, которого в Пруссии называли "Сe serpent italien" (итальянский змий).
Фридрих опустился в кресло, а собаки улеглись возле его ног. Луккезини
имел только один глаз - второй был потерян им при взрыве реторты, когда
он производил в погребах алхимические опыты, силясь добыть золото.
Король сказал:
- С каких же пор настолько низко пали итальянские маркизы, что стали
продаваться в службу королям германским?
Ответ был получен незамедлительно:
- Очевидно, с тех самых пор, как германские короли настолько поглупе-
ли, что вынуждены их покупать...
Фридрих постучал пальцами по табакерке (это был его "ящик Пандоры")
и, явно довольный дерзостью, заговорил:
- Не тратьте, умник, на меня свои ядовитые слюни, они еще пригодятся
для того, чтобы обрызгать ими Польшу... Вы слышали, что мой Герц стал
неугоден при дворе этой лживой ангальтинки? Я хотел, назло ей, назначить
вас в Петербург на его место, но передумал: ваша обезьянья ловкость бо-
лее необходима в Варшаве. Сейчас Россия окружает себя коммерческими
трактатами. В проекте у нее соглашение с Францией, осенью заключен дого-
вор о торговле с Веною... Чего я от вас хочу?
- Чего? - словно эхо, откликнулся Луккезини.
- С величайшим хладнокровием вы должны привести Польшу на скотобойню,
чтобы предсмертный рев Речи Посполитои был услышан мною даже в могиле.
Вы обязаны внушить шляхтичам мысль, что "москали" - их главные враги, а
Пруссия... Пруссия еще способна спасти достоинство панства посполитого.
Когда столкнете лбами поляков с русскими, мой наследник (меня уже не бу-
дет на свете, маркиз!) должен присоединить к Пруссии все нижнее течение
Вислы... Надеюсь, вы меня поняли, маркиз?
- Я всегда понимал ваше королевское величество, - ответил Луккезини.
- Но... какова мне будет награда?
Фридрих упрятал "ящик Пандоры" в карман ветхого мундира.
- Из чего у вас сделан искусственный глаз?
- Из лучшего саксонского фарфора.
- Выньте его сразу и выбросьте на помойку, - сказал король. - Я вам
обещаю вставить глаз бриллиантовый.
- Но с вензелем короля Фридриха Великого... не так ли? - дребезжаще
рассмеялся Луккезини, змий итальянский.
- Согласен и на это. Помогите мне подняться из кресла. Вы бы знали,
маркиз, как отвратительна старость... Самое в ней печальное, что перед-
ние зубы выпали и я потерял возможность сыграть на флейте что-либо прек-
расное. После себя я оставлю мемуары, в которых повыдергивал волосы с
голов своих недругов... У меня получилась очень большая книга, маркиз!
- Вы правы, король, - ответил Луккезини, - я по себе знаю: чем тяже-
лее фолиант, тем легче раздавить им истину.
- Вы уверены в успехе своей миссии, маркиз?
- Я заставлю Петербург корчиться от боли.
- Благодарю вас. Ну, собачки, пошли гулять в садик. Вашему старому
королю необходим свежий воздух - так учит Циммерман!
Екатерина, сытая после обеда, сидела на диване под картиной кисти
Гроота, на которой был представлен этот же диван, занятый сейчас ею,
только живописец изобразил на нем лежащую английскую левретку Земиру, на
смерть которой любезнейший граф Сегюр сочинил недавно остроумную эпита-
фию в стихах. Могилка Земиры - в парке Царского Села, там же и могила
фаворита императрицы Саши Ланского...
- Так что у нас еще? - спросила Екатерина Безбородко.
- Густав просит сменить в Стокгольме посла нашего.
- Выписывайте грамоты для Андрея Разумовского.
- А что делать с Шагин-Гиресм?
- Пусть пока посидит в Калуге на хлебах наших... Скажи, а сколько ны-
не талеров собрано в казне прусской?
- По слухам, семьдесят миллионов.
- Накопил-таки, скряга старый! А сколько войска?
- Двести тыщ штыков выставят в поле сразу...
В животе императрицы раздалось долгое бурчание.
- С такой армией, - сказала она, - можно перекокать все горшки в Ев-
ропе... Думаю, наследник "Ирода" кубышку-то его быстренько растрясет!
Когда человек до седых волос ожидает власти, он приходит к ней обяза-
тельно идиотом, очень много о себе воображающим... Я боюсь, - призналась
Екатерина, - что этот пентюх вообразит себя великим, как и его дядя!
Кстати, - спросила она, - а где ныне король польский?
- С пани Грабовской гостит в Нссвижс.
- Охота ему на старости лет по болотам мотаться...
Пришло письмо от Потемкина: в эту весну край обезопасен от поветрий и
лихорадок медицинским надзором; недавно между Ялтой и Балаклавой было
землетрясение, погибли многие сады и посевы, а татары разбежались. Ека-
терина сказала:
- Враги светлейшего говорят, что там голая пустыня, а все наши денеж-
ки он на забавы ухнул. Надо ехать, чтобы спасти престиж друга моего...
Составь хороший "брульон" - велела она, - в котором ты от имени моего
зови императора Иосифа, чтобы сопровождал меня до краев таврических.
- Хорошо бы звать и короля польского!
- С ним погоди... Так ли он нужен нам?
- Ваше величество, - ответил Безбородко, - но совместное путешествие
