Константиновна Витт, урожденная Глявонэ (или Челиче?), и Потемкин, явно
ослепленный, представил ее императрице. Екатерина спросила: ради чего
она оказалась в Тавриде?
- Завтра я отплываю в турецкую Бруссу, где надеюсь отыскать свою бед-
ную мать. Настолько бедную, что она была вынуждена продать меня и мою
сестру польскому нунцию Боскампу. Теперь я даже благодарна матери, про-
давшей меня...
Потемкин волочился за красавицей, где-то очень долго пропадал, почему
Екатерина и встретила его с ревностью:
- Неужели и ты, друг мой, не устоял перед этой низкой тварью, на лице
которой выжжено клеймо продажности?
- Мы беседовали о... крепости Хотина, она уверила меня, что случись
война, и Хотин сразу отворит нам ворота.
- Каким же образом?
- Сестра мадам Витт, тоже проданная матерью, была куплена пашою Хоти-
на, и она стала "одалыкой" в его серале.
"Одалыка" - звезда гарема (отсюда же и "одалиски"). Но Екатерина до
седых волос ревновала Потемкина:
- Вольно ж ей врать, а тебе вольно врунью слушать...
На обратном пути в Россию императрица заночевала в слободе Анновке,
тоже принадлежавшей Безбородко.
- Слушай, Андреич, какой уже раз я ночую в твоих поместьях. Всюду,
куда ни заедем, везде у тебя имения. Я ведь помню, каким босяком достал-
ся ты мне, из косточек суповых ты мозги, словно пес бездомный, высасы-
вал. А теперь? Диву даюсь, и когда ты успел таким магнатом содслаться?
- Все вашими щедротами, - отвечал "щирый хохол"...
В свите царицы появился скромный Голснищев-Кутузов, которого Екатери-
на встретила очень приветливо:
- Берегите голову, Михаила Ларионыч, - сказала она ему. - Видит Бог,
ваша голова еще пригодится матушке-России...
7 июня в Полтаве съехались Потемкин и Суворов, Екатерина со свитой и
послами. Здесь перед ними было документально разыграно славное Полтавс-
кое сражение, о котором Сегюр известил Париж: "Оно явилось в живой, оду-
шевленной картине, близкой к действительности". Все было исполнено в
подлинной исторической точности - и огонь инфантерии, и наскок кавале-
рии, в громыхании канонады не были слышны только вопли умирающих, ибо
войска сражались с притворной жестокостью. Но впечатление от битвы было
настолько сильным, что в самые патетические моменты сражения зрители не-
вольно вскрикивали от ужаса. Екатерина поднесла Суворову табакерку со
своим портретом и с бриллиантами:
- А три рубля за квартиру, так и быть, я заплачу.
Суворов пал перед ней на колени:
- Спасительница! Не будь тебя, кто бы мне три рубля дал?..
Над землей еще клубились тучи порохового дыма, когда она, низко кла-
няясь, вручила Потемкину пальмовую ветвь:
- Это тебе, друг мой... за Тавриду! И отныне велю во веки веков звать
тебя князем ПОТЕМКИНЫМ-ТАВРИЧЕСКИМ...
Екатерина тронулась на север, последний раз посетив проездом Москву:
больше она ее никогда не увидит.
Неурожайный год снова подкосил страну.
- Европу мы здорово удивили, - сказала она. - Теперь пришло время нам
самим удивляться...
Королевская дача "Гага" в окрестностях Стокгольма: рыжие камни, по-
росшие белым мхом, шум ручьев, стройные сосны, по ним скачут белки. Мол-
чаливый камердинер провел офицера до дверей секретного кабинета, в кото-
ром его ожидал король.
- Рад видеть вас, Эренстрсм, живым и цветущим. Не стану придираться к
вам за то, что вы оказались в обществе изменника Магнуса Спренгпортена.
Я жду подробного рассказа о виденном...
Рассказ Эренстрсма был насыщен точными подробностями о путешествии от
Петербурга до Тавриды, в нем было много и таких деталей, которые ус-
кользнули от внимания Сегюра, де Линя и прочих иностранцев. В кабинет
вошел узколицый и мрачный брат короля, герцог Зюдерманландский, масон
очень "высоких градусов", командовавший шведским флотом. Он спросил:
- Сколько кораблей в Севастополе вы видели?
- Тридцать. Из них многие - линейные.
- Проклятье! - сказал король. - Когда они успели все это построить?
Наверное, опять лес не высушили?
Герцог Зюдерманландский сказал, что червя еще нет:
- Червь заведется позже, а пока могут плавать...
От Эренстрема потребовали письменно изложить свой рассказ. Ознакомясь
с ним, Густав III сказал:
- Отличный документ, срывающий фальшивый покров миролюбия с моей
sestr'ы. Европа в брожении, и вряд ли Швеция избегнет военной участи.
Осторожность требует от нас принять некоторые меры. У меня в стране сно-
ва неурожай, я выезжаю в Сканию, чтобы молиться заодно с голодающими. Вы
найдете меня в Мальме, где и получите задание, приличествующее вашим
способностям...
Они встретились в Мальме, опять была соблюдена обстановка секретнос-
ти. Густав завел речь о Спренгпортенс:
- К сожалению, таких офицеров, как он, немало в моей армии и на моем
флоте. Вы сейчас нелегально проберетесь в провинции Эстляндии и Лифлян-
дии, потерянные нами со времен Карла Двенадцатого, и там выявите анти-
русскую оппозицию среди тамошнего рыцарства...
Во время беседы дверь скрипнула, в щель просунулась голова очень кра-
сивого молодца, и король даже огорчился:
- Это барон Армфельд, он слишком умен, чтобы не догадаться, о чем мы
тут сговариваемся... Ладно! Мы с бароном давние друзья. Я буду продол-
жать: мой флот в отличном состоянии, армия имеет полный комплект, арсе-
налы и магазины перенасыщены оружием. Никогда еще Швеция не бывала так
прекрасно вооружена... Когда слухи о войне с Россией станут достоверны,
старайтесь из Ревеля достичь Гельсингфорса: вы найдете меня на фрегате
"Амфион"... Политическая обстановка, - продолжал Густав энергично, -
сложилась в пользу Швеции, которую поддержит Англия, Пруссия, и, конечно
же, Турция. Теперь я спокоен. - сказал король, - Полтавы не повторится!
Через несколько дней Безбородко уже докладывал Екатерине об этой бе-
седе. Она просила назвать источник.
- Барон Мориц Армфельд.
- Источник хорош. Можно верить...
Безбородко на цыпочках удалился. Екатерина вздохнула и продолжала
письмо: "Столица моей империи, на мой взгляд, еще не найдена, и, вероят-
но, не мне сыскать ее... Нужно на 60000 войска больше, чем имеем, чтобы
обеспечить Санкт-Петербург от стремительного нападения!" Нападения - с
севера.
4. ЭДИ-КУЛЬ
Юсуф-Коджа спрашивал английского посла Гсксли:
- Правду ли говорят люди, будто твой король изобрел машину. в которую
запихивают живого быка, а потом вынимают из машины готовую колбасу из
мяса и отличные гребенки из костей?
- При мне такой машины в Англии еще не было, - отвечал Гексли. - Но,
возможно, ее изобрели за время моего отсутствия.
- Ты узнай, посол, не слыхать ли в Европе о такой машине, чтобы в нес
затолкать человека в штанах, а с другого бы конца он выскочил без шта-
нов-уже высеченный и рыдающий...
Карьера Юсуфа характерна для империи Османов. Сначала он подавал воду
и раскуривал трубки для капудан-пашсй, затем на кораблях торговал лепеш-
ками для матросов. Разбогатев, пролез в казначеи флота, сделавшись пашою
под кличкой "Коджа" (что означает "длиннобородый"). А теперь он - вели-
кий визирь, в его руках судьбы войны и мира... Конечно, беспардонный ту-
ризм русской кралицы до Тавриды стоит того, чтобы подпалить бочку с по-
рохом. К тому призывали султана его советники - Гексли и пруссак Диц:
- Стоит вам поднять над Сералем "кохан-туй", и Швеция моментально вы-
садит десанты на невской набережной Петербурга.
"Кохан-туй" - это хвост лошадиный. Французский посол Шуазель-Гуфье
предупредил Булгакова: Юсуф-Коджа вытряс уже все души из банкиров, чтобы
сдали свои капиталы в казну султана.
- Это решение угрожает войной, и я сам свидетель тому, как султан жа-
ловался прусскому послу Дицу, что привык посыпать плов солью, пахнущей
малиной, а такая соль осталась в Крыму...
15 июля 1787 года Булгаков проснулся в Буюк-Дюре от лая злющих турец-
ких овчарок, охранявших посольскую дачу.
- Москов сарайдан терджуман гылды!
Булгаков, еще сонный, понял: приехал драгоман из русского посольства.
Драгоман сказал: послу надо быть у Порога Счастья:
- Реис-эфенди желает видеть тебя завтра же...
Рейс сидел на подушках с бумагою в руке:
- Теперь ты будешь слушать, что я скажу. Россия должна отказать себе
в праве покровительства над ханом Грузии...
- Ираклий не ваш хан, а царь Грузии, которая волеизъявлением всена-
родным состоит в протекторате российском.
- Не ври! Ираклий вассал нашего падишаха. Слушай далее. Войска из
ханства Грузинского вы должны вывести...
- Мы вывели их давно, - сказал Булгаков.
- Не прыгай, как блоха, через мои слова. Ты лучше слушай! Сорок соля-
ных озер в Крыму вы отдайте султану. Турция отныне будет осматривать все
русские корабли. Россия не имеет права ввозить в свои пределы с Востока
масло оливковое, кофе из Яффы, пшено сарачинское (рис) и...
- Этим ультиматумом, - опередил его Булгаков, - Высокая Порта разры-
вает все артикулы Кучук-Кайнарджийского мира.
- Ответ дай не позже двадцатого августа.
Булгаков нагнулся над рейсом, сидящим на подушке:
- Ты же умный человек и понимаешь, что за такой срок я не успею отос-
лать пакетбот до Севастополя, курьеры не успеют доехать до Петербурга и
вернуться с ответом...
Не дослушав посла, реис-эфенди свернул бумагу:
- Я лишь исполнил волю моего повелителя.
- Но я заметил в твоих словах волю советников, прусского и английско-
го, которые как серьги висят на ушах визиря...
Возвратясь в посольство, Булгаков сразу начал уничтожать дипломати-
ческую переписку, спалил секретные шифры, деловые бумаги. Ему советовали
закопать в саду драгоценные вещи.
- Вещей я никогда не жалел, - отвечал посол...
К великому визирю Юсуф-Кодже явился курьер султана с повелением:
"ОБЪЯВЛЯЙ ВОЙНУ, БУДЬ ЧТО БУДЕТ". "Будь что будет" - это мусульманский
"кысмет", но в переводе на русский язык. Юсуф отправил курьера к рейсу,
чтобы звал Булгакова в Диван. Встреча в Диване состоялась 5 августа.
- Мы, - заявил Юсуф, - не желаем знать никакой Тавриды, для нас она
останется Крымом татарским. И мы решили: Россия должна вернуть нам Крым,
а все прежние договоры уничтожаются, включая и Кучук-Кайнарджийский...
Если ты не согласен с нами, мы поднимем даже стариков и мальчиков, начи-
ная с семи лет, всех пошлем на войну - и вы погибнете в крови и во пра-
хе.
"Я, - писал Булгаков, - едва не спросил: да кто же останется столицу
беречь?.. Дворы Порты наполнены были янычарами, один из них стоял надо
мною и держал кинжалы, как бы боясь, чтоб я не заколол визиря. При про-
вожании меня чины Порты плакали", и по их слезам Булгаков понял, что не
все в Турции потеряли головы: есть еще турки, желающие мира с Россией...
Янычары, обнажив ятаганы, провели русского посла в Эди-Куль. Он глянул
на крыши дворца Сераля: там ветер развевал длинный и черный "кохан-туй".
- Значит... вой и а, - сказал он себе.
Когда двери тюрьмы замкнулись за ним, Булгаков не знал, сколько лет
проведет здесь, и оставался спокоен. Но вскоре турки - через папского
интсрнунция - переслали ему письмо от Екатерины Любимовны: она сообщила,
что встретила человека, давно ее любящего, и лучше ей быть женою бедного
акушера Шумлянского, нежели оставаться богатой содержанкой дипломата
Булгакова... Вот тогда Яков Иванович не выдержал и заплакал. Поутихнув
от горя, посол оглядел стены темницы и задумался. Он-то, как никто дру-
гой, был отлично извещен, что русский флот слишком быстро вырос, но еще
не окреп и Россия к войне не готова. "Впрочем, как всегда..." Булгаков
решил ожидать побед русского оружия - это единственное, что вернет ему
свободу! Но все может закончиться и проще: ятаганом по затылку, веревкой
на шее или чашкой кофе с бриллиантовой пылью.
Он постучал в двери узилища своего, требуя:
- Бумаги, чернил, перьев! Если я не получу их от вас, я буду жало-