ворных, мастерские Адмиралтейства - в копоти...
Драконы неустанно гремели водой на крыше.
- При теперешних обстоятельствах, - рассудил Остерман, - когда в Швеции
"колпаки" со "шляпами" воюют, опасно Бестужева из Стокгольма убирать. Не луч-
ше ли нам переслать во Францию из Лондона князя Антиоха Кантемира, который
столь знатен?
- Ладно, - согласилась Анна со вздохом. - Пущай мамалыжник в Париж едет.
Да пиши ему, чтобы нижайше в Версале кланялся. И пусть добьется скорейшей
присылки к нам посла из Франции, которому ты, Андрей Иваныч, здесь тоже кла-
няться станешь...
Нет, Остерман никогда не изменит своей любви к Австрии!
Князь Антиох Кантемир, поэт и дипломат, скучнейше проводил дни в Лондоне,
и все виды его строились теперь на походах графа Миниха. Если русская армия
освободит от турок княжество Молдаванское, то хотел он быть царем в Молдавии.
А тогда уж "тигрица" Варька Черкасская с венцом не станет гянуть далее: пой-
дет под корону! Межау тем время шло, и вокруг Антиоха забегали уже детишки -
его дети, на стороне приблудные. И дождался сатирик, о короне мечтающий, что
Миних не только Молдавию у турок не похитил, но и прежде взятое растерял...
Печальны были дела княжеские!
Для начала Остерман повелел Кантемиру вступить в приятельство с послом
французским в Лондоне. И передать ему, что Россия согласна на дружбу с Верса-
лем. Но все это выражать надо так, будто Кантемир своей волей желает дружбы
России с Францией, а Петербург пока об этом помалкивает. Получив приказ ехать
послом в Париж, понял князь Антиох, что его ждет крутая перемена в жизни. И
навсегда распростился со своей "тигрицей" в стихах, где Варьку гордую под
именем Сильвии как следует дегтем измазал:
Сильвия круглую грудь редко покрывает,
Смешком сладким всякому льстит, очком мигает,
Белится, румянится, мушек с двадцать носит.
Сильвия легко дает, кто чего ни попросит...
"Такова и матушка была в ея лета!" - закончил Кантемир свое прощание с не-
вестой и поспешил с отъездом в Париж, где князя порадовало известие от Остер-
мана, что вдовая его свояченица стала женою принца Гессен-Гомбургского, -
родственные связи поэта усилились, как бы готовя судьбу Антиоха к высоким
предначертаниям. Но французам, как видно, не польстило знатное происхождение
поэта: верительных грамот от Кантемира они не принимали...
Наконец посол предстал перед мудрым старцем кардиналом Флери.
- Вы оставили в Англии немало друзей, - сказал он Кантемиру. - Боюсь, что
вам придется забыть о них. Они будут плохими советниками для вас, если вы
искренне желаете сближения Франции с Россией... А что у вас с глазами, друг
мой?
- Больны. Я даже вашу эминенцию вижу, как в тумане. Пребывание в Париже
станет воистину благотворно для меня, ибо здесь проживает знаменитый окулист
Жандрон...
Флери всмотрелся в смуглое лицо посла, изуродованное страшной оспой, даже
губы поэта были в корявинах; из-под пышного парика, локоны которого были кар-
тинно разбросаны по плечам, за кардиналом зорко следили глаза молдаванского
феодала - черные и блестящие, как маслины.
- Да, - произнес Флери со вздохом, - даже по лицу видно, что вы нерусс-
кий... Как жаль! - уязвил он Антиоха намеренно. - Неужели Россия столь бедна
талантами, что даже в Версаль не могла прислать русского?
Французские газеты в это время печатали авторов, которые утверждали, что
настоящее правительство России недолговечно; оно столь ненавистно в народе
русском, что... стоит ли вообще вступать с Петербургом в альянсы политичес-
кие? Кантемир же настаивал на скорейшей отправке французского посла в Россию,
и кардинал Флери донес об этом королю.
- Спешить не следует, - отвечал Людовик. - Пусть русские в полной мере ис-
пытают, что Франция в них мало нуждается. Турки пока побеждают; еще неясно,
как образуются дела шведские... Впрочем, - сказал король, зевнув, - давно
болтается без деда граф Вогренан. Подсуньте-ка его для приманки... И пусть он
тянет со своим отъездом. Между тем мы подыщем для Петербурга достойного пос-
ла, чтобы всем немцам в России стало от него тошно.
Кантемир навестил Вогренана, стал убеждать его как можно скорее отправ-
ляться в Россию, где его ждут.
- Позвольте, - отвечал хитрец, - мне надо-запастись всем нужным для жизни
в Петербурге. Парижские газеты пишут, что в России страшный голод, там люди
поедают трупы... А где я там достану мебель? Кто мне карету починит? У вас
там лес и лес. И волки бегают по улицам городов... Скажите, разве у вас часы
не из елок делают? О боже! За что наказал меня король, посылая в эту ужасную
страну?..
Он хитрил. Поедет в Россию совсем другой человек.
Не человек, а пленительный дьявол в обличье маркиза!
Словно корабль, вернувшийся в гавань, Бенигну Бирон слуги разряжали от тя-
жести одежд пышнейших. Когда на герцогине не стало ни трещавших роб, ни лент,
ни драгоценностей, ни даже парика, превратилась Биронша в иссохшуюся и свар-
ливую бабенку с глазами в красных ячменях... Мужу своему она пожаловалась:
- Напрасно ты Волынского хвалишь - невоспитан. Я ему с кресла тронного две
руки протянула, а он только одну поцеловал...
Затихал дворец Летний, в саду ветер качал деревья, в окна скоблились взъ-
ерошенные черные ветви. Через бироновскую половину дворца проследовала в свои
покои Анна Иоанновна.
- Ты сразу придешь сегодня? - спросила она Бирона.
- Сначала поднимусь наверх, - ответил он царице...
Накинув телогрей, герцог поднялся на башенку дворца, где стоял его телес-
коп. Через линзы Бирон разглядел Юпитер, что предвещало появление в эту ночь
на свет новых епископов, губернаторов и банкиров. В золотом ободе ярко горела
Венера.
А - истина? Бирон замуровал летуна в подвале, велев уморить его голодом.
Из прошлого дошли глухие отголоски, якобы воздухоплаватель не пожелал изобре-
тением своим ли с кем делиться. А герцог сам хотел владеть чудесным способом
летать. Однако, сколько ни старался Бирон, машина в небеса не поднималась. На
помощь герцогу призваны были ученые академики; будто и сам великий Леонард
Эйлер над "самолетом" этим безуспешно мудрствовал. Но уже никто не мог отор-
вать машину от земли, чтоб запустить ее под облака...
Вот тогда-то Бирон и закричал.
- Скорее вниз... в подвале разбивайте кладку! Если он еще дышит, зовите
врача Дювернуа, чтоб жизнь ему вернул.
Ломы с грохотом обрушили кирпичную кладку. Бирон опоздал. Длинная борода,
отросшая в заточении, уткнулась в грудь летуна-подьячего. А по телу уже полз-
ла зеленущая плесень и бегали по лицу юркие мокрицы...
Август III, сын Августа Сильного, курфюрст саксонский и король польский,
позавтракав с шутами, облачился в халат, который и не снимал уже до вечера.
Паштет ему привозили из Страсбурга, шоколад из Вены, угрей из Гамбурга, он
курил табак турецкий. Время от времени из клубов табачного дыма вырывались
слова Августа:
- Брюль, а есть ли у меня деньги?
- Полно, ваше величество!
Канцлер окружал своего повелителя картинами и музыкой, фаворитками и шута-
ми. Целых два часа они выбирали парик для поездки в оперу. Выбрали парик фио-
летовою цвета, дополнительно присыпав его алмазною пудрой...
В опере Августа III напугал дерзкий смех молодого придворного, который не
страшился аплодировать раньше курфюрста.
- Брюль, кто этот наглец? - спросил Август.
- Так может смеяться толькэ граф Мориц Линар, выгнанный из Петербурга за
преступную связь с малолетней принцессой Анной Мекленбургской... Прикажете
удалить паршивца из оперы?
Август III велел звать Линара в свою ложу.
- Я должен вас огорчить, - сказал он ему. - Из Вены уже выехал в Петербург
маркиз де Ботта, чтобы ускорить свадьбу вашей любовницы с племянником авс-
трийского кесаря.
Линар взмахнул шляпой, украшенной аграфом и перьями.
- Ускорить свадьбу с принцессой Анной венская политика способна. Но ника-
кая политика, пусть даже самая мудрая, не способна сделать женщину счастли-
вой... Сделать ее счастливой могу только я!
Августа III потрясла самоуверенность красавца.
- Брюль, - повернулся он к канцлеру, - никогда не посылайте этого мота и
ферлакура в Петербург... даже курьером!
- Курьером я и не поеду - у меня иная судьба.
- Вот как? Но если бы вас снова послали в Петербург, что бы вы там, Линар,
делали?
- Что-нибудь...
- Этого мало!
- Граф Бирон сейчас тоже делает "что-нибудь", и поверьте, у него нет мину-
ты свободного времени.
- На что вы намекаете! Это уже наглость!
- Это... политика, - отвечал Линар. - Разве вам, ваше величество, не хоте-
лось бы, сидя на престоле Саксонии, управлять с моей помощью великой Российс-
кой империей?
- Но это невозможно...
- Но так и будет! - ответил Линар.
ЭПИЛОГ
При дворе состоялся большой выход. Камергеры с золотыми ключами у поясов
руководили порядком движения персон знатных. Выход же состоялся по случаю
прибытия нового посла австрийского, маркиза де Ботта... Мужчины уже прошли
перед ним. По рангам. Белые палочки в руках церемониймейстеров указывали, ко-
му и за кем "брать шаг" (каждый сверчок должен знать свой шесток). Первым,
конечно, "взял шаг" обер-камергер и его высокородная светлость - герцог Кур-
ляндский Эрнст Иоганн Бирон.
Дело теперь за дамами - им "брать шаг" в церемонии.
Анна Леопольдовна стояла неподалеку от Биронши.
Взмах палочки -пор а...
И тут замухрышка Биронша "взяла шаг" раньше принцессы.
- Тетушка! - завопила Анна Леопольдовна. - Ах, как мне это все уже опроти-
вело... До каких еще пор издеваться будут?
Церемониал придворного шествия оказался поломан.
Придворные остановились в недоумении...
- Чем ты недовольна? - спросила Анна племянницу.
- Эта горбунья старая взяла шаг раньше меня. Хотя ей, как статс-даме, ша-
гать за обер-гофмейстериной положено.
Биронша надменно выпрямилась.
- Но я герцогиня Курляндии и Семигалии, - прошипела она.
Анна Леопольдовна в исступлении закричала:
- Вот там и бери шаг перед кем хочешь...
К женщинам подошел Бирон, крайне растерянный:
- Принцесса, к чему вы так обидели мою жену?
В ссору вмешался и принц Антон Брауншвейгекий.
- В самом деле, - сказал он Бирону. - Моя невеста, как принцесса крови
двора здешнего, вполне имеет право на первый шаг перед супругой вашей, проис-
хождение которой не совсем ясно...
Бирон наорал на жениха, как на последнюю шавку:
- Принц, замолчите! Вы здесь самый маленький-
Анна Иоанновна, размахивая руками, вступилась.
- Довольно! - кричала тоже. - Довольно, говорю я вам. Чего не поделили?
Кому шагать за кем? Так мы же, слава богу, не солдаты!
- Нет! - злобно разрыдалась Анна Леопольдовна. - Я знаю точно. Герцог и
герцогиня желают мне зла... Я никуда не пойду.
Потрясенный всем увиденным, взирал на эту сцену непристойную венский по-
сол, маркиз Ботта... Анна Леопольдовна плакала:
- Оставьте в покое меня. Ничего я уже для жизни своей не желаю. - И вдруг
в толпе придворных она заметила Рейнгольда Левенвольде. - Это твой брат, -
сказала она ему, - продал меня в Вене. Сам отравился, словно крыса, а других
страдать заставил...
Горячая рука Волынского обхватила ее ладонь:
- Ваше высочество, о чем вы? Кто вас посмел продать?
- Я уже не маленькая, все понимаю. Густав Левенвольде за деньги цесарские
продал меня в Вене за нелюбимого...
Анна Иоанновна грозным рыком пресекла распри:
- Тихо всем! Церемонию не ломать... (В тишине долго слышались рыдания пле-
мянницы.) Я вот тебе пореву... я тебе...
А после этого скандала - совсем уж некстати! - маркиз Ботта публично выра-
зил желание императора Карла VI ускорить бракосочетание Анны Леопольдовны с
