пеклась на ранах, как слетелось отовсюду поганое воронье. Черные и жирные,
садились вороны на раненых, и первым делом - ударами точными - выклевывали им
глаза. Человек живой, и вылечить его можно, а он уже слепец безглазый!
Ласси круто развернул армию обратно - на Перекоп, которого и достигли.
Петр Петрович говорил с горечью:
- Я уже стар. Виктории радостные еще могу сносить, но сердцу моему тяжко
переживать ретирады недостойные...
Генералы стояли перед ним - перевязаны (некоторым удары сабель татарских
рассекли лбы и лица). Молчали, подавленные. Ласси поднялся, подкинув в руке
тяжкий жезл фельдмаршальский:
- Что ж, господа... Взрывайте этот чертов Перекоп!
В грохоте, оседая бурой пылью, рухнули крепостные валы. В частых взрывах
разнесло на куски ворота Ор-Капу, и старая мудрая сова, видевшая столько
людских страданий, перестала глядеть в желтизну вековых степей. Крепости Пе-
рекопа более не существовало! С тем русские солдаты, идя татарской сакмою, и
стали отходить прочь от Крыма - ближе к своим квартирам. Солдат шатало от ус-
талости...
Российская армия вернется в Крым сыновьями тех, которые сейчас его остави-
ли. Великие виктории иногда рождаются от умения вытерпеть и дождаться своего
часа. Через три десятилетия Российская империя уже созреет в могуществе нас-
только, что сможет удержать Крым за собой на вечные времена! Не унывай, сол-
дат!
Аудиторы походной канцелярии уже паковали в тюки архивы армии, когда фель-
дмаршал вызвал Потапа.
- Я не забыл о тебе, - сказал Ласси. - Армию мою провел ты через Сиваш
славно. О том, что ты есть солдат убеглый, лучше помалкивай. Знаешь, как ныне
жить надо? Нашел - молчи, потерял - тоже молчи... Дал я уже приказ, дабы для
персоны твоей сомнительной новый пас выписали. Прозвища природного не спраши-
ваю, а велел в пасе новое начертать - Полонов ты, благо из полона ушел... Эй,
в канцелярии! Сундук еще не запечатали? Так дайте-ка сюда двадцать рублей -
вот для этого молодца!
Потап бухнулся в ноги фельдмаршалу и зарыдал от счастья.
- Дурак! Чего ревешь? Больше ста пушек чугунных, кои я в Перекопе взял, на
Руси не двадцать рублев стоят... Иди с богом!
- Куда идти мне, господин ласковый?
- А куда хочешь... Иди... .женись... расти детей.
Потап вскинул на плечо тощенькую котомку:
- Век не забуду милости вашей. Первенца, коли родится, назову по вас -
Петром... Будет он Петром Потаповичем Полоновым. а с такими-то деньгами я в
торговлю московскую ударюсь...
И ушел. Но не далеко. Степной шлях уперся в карантин. Вдоль дороги был ров
копан. Денно и нощно костры тут горели.
- Раздевайся, - сказали и одежонку его сожгли.
Трясли котомку. Деньги в котел с уксусом бросили.
- Вернете ли? - ужаснулся Потап.
Тут ему по шее дали и засунули в землянку. Одели в дранину с чужого плеча.
Деньги потом вернули не все, конечно: товар такой, что к рукам целовальников
липнет. Пас тоже вымок в уксусе, вонял, лист гербовый покорбился. Каждый час
входил в землянку солдат с горящим кустом можжевельника и чадил вокруг.
- Нюхай! - орал он Потапу. - Нюхай, черт такой... Вдохни глубже - так,
чтобы дым у тебя ажно из заду выбежал...
На караульне, где черный флаг висел, спросил Потап:
- Никак в разум я не возьму, от чего лечат меня?
- Не твое дело, - отвечали карантинщики. - Скажи спасибо, что не сожгли
тебя вместе с деньгами твоими...
Потап притих. Сидел и робко ждал, когда выпустят.
Выпустили, и он пошагал, радуясь: "Ныне я человек вполне свободный..." На
дневках клал пас под себя, чтобы выровнялся лист гербовый, Всюду воняло уксу-
сом. Он шел домой - на Москву.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
С мрачным видом Миних выслушал доклад о движении чумного поветрия, кото-
рое медленно ползло на Украину от Бессарабии.
- Карантинами зажать язву эту, - распорядился он. - До сел украинских не
допускать ее, ибо хохлы хотя и лениво ездят, но делеко. А дабы войска от чумы
обезопасить, пойдем на татар через Речь Посполитую, и в нарушении границ беру
грех на себя...
С юга нехорошие вести приходили. Очаков был уже осажден турками, но гар-
низон его держался молодецки. Средь трупов павших воинов в Очакове уже заше-
велилась чума. Миних издалека, рукою повелительной, швырял на укрепление Оча-
кова свежие толпы новобранцев. Они уходили туда, как сухие дрова в жаркую
печку - тут же в одночасье сгорали... Перед самым походом в ставку прибыл
лейб-медик царицы Иоганн Бернгард Фишер, и фельдмаршал заявил ему сердито:
- Я здоров, как бык... Но кто мне скажет из ученых мира сего, каковым спо-
собом оградить армию от поветрия чумного?
- Никто ответа не даст вашему сиятельству. Чума - наказанье свыше. Едино,
что посоветую: пусть солдаты от мертвецов ничего, даже нитки, не берут...
Также полезно амулеты носить!
- А где я сыщу столько амулетов для великой армии?
- Медицинская коллегия наша, вкупе с Синодом святейшим, уже озабочена этим
достаточно...
Московская школа врачей опустела в этом году - преподаватели отъехали к
армии. В столице, в Москве, в Воронеже и в Лубнах уже пришли в движение да-
вильни заводские. Тяжелые кувалды прессов рушились вниз со сводов цеховых,
плюща слитки бронзовые. Из-под давилен выскакивали горячие, как блины со ско-
вородки, кругляши амулетов с изображением креста. Больше ста тысяч медалей
амулетных для ношения их на груди поспешно отвезли к армии. Амулеты раздавали
воинам бесплатно (во славу божию) через лекарей, через пастырей войсковых.
Врачи дураками не были и знали, что крестом животворящим от чумы армию не
спасти. Но писали они лукаво, мол, "употребление их для бодрости и надежды,
которую оныя люди к тому иметь будут, в таком поветрии весьма
имеет быть полезно".
В самый канун похода Миних велел:
- Господам офицерам приказываю вечером солдат своих от порток избавить,
чтобы у голых проверить - нет ли у кого бубонов в паху. Подозрительных тащить
на досмотр врачебный...
Нашли одного такого - потащили. Плакал он, убивался. И болтался на шее
несчастного жалкий амулетик с крестом.
- Панталон толой! - велел архиятер Фишер, присев на корточки; осмотрел бу-
бон, похожий на сливу, дождем обмытую, и сказал Миниху, что страшного пока
ничего нет: это болезнь французская, которая и в степях ногайских часто слу-
чается.
Солдат в клятве целовал крест на амулете своем:
- Как пред Христом сущим, говорю - не был я во Франции этой, и гоните меня
туда - не поеду... Мы же воронежские!
Но речь его "была трудная, как у людей, выпивших много вина. К вечеру от
умер. Тело его покрылось темными пятнами. Солдата сожгли вместе с ружьем его
и амулет тоже в костер забросили.
- Ц у м а! - точно определил Кондоиди...
Но война властно диктовала войскам свою волю. Миних вышел из шатра, тут
ему поднесли большой кубок с венгерским вином:
- За викторию славную... Вперед - на Вендоры!
Армия тронулась, звонко бренча амулетами, словно медалями. Казалось, все
давно уже герои и все участники кампании награждены заранее. В степи на армию
навалились снотворные запахи конопляников, и ароматы дичайшие клонили в сон
ветеранов, как в могилу бездонную... Жестко и сухо стучали барабаны. Из гус-
той травы вторили им беспечные кузнечики.
108 000 русских воинов из легиона графа Миниха, взломав чужие рубежи,
двинулись через земли польские на Бендеры...
На Бендеры шли они в году этом! Австрийская армия застряла у стен Белгра-
да сербского, и там ее громили турки безжалостно. Теперь Миних торопился сам,
подгонял и армию, дабы Австрия не вышла из войны, оставя Россию в полном оди-
ночестве... Срочно нужна победа, а Турция-враг опасный, живучий, стоглавый,
сторукий. В ее мохнатых паучьих лапах сверкают многие тысячи кривых ятаганов.
Она плывет в море Черном кораблями черными, просмоленными...
Миних ни в какие амулеты, конечно, не верил. Еще с юных лет, когда он жил
в Париже, носил на груди кожаный крест с куском камфары, запах которой должен
отгонять все хворобы и несчастья рока. Не болея сам, фельдмаршал не признавал
права болеть и другим. Войска шли через цветущую Подолию, когда с пышной сви-
той явился в лагерь коронный гетман Речи Посполитой граф Щенсны-Потоцкий.
- Известно ли фельдмаршалу, - спросил он, раздуваясь от гнева, - что ар-
мия его идет по землям нейтральной Польши?
- Да, известно. Но сам неприятель, вступивший на земли польские, чтобы на-
пасть на нас, и указал нам этот путь-
Потоцкий в разговоре из седла не вылез. Поникла седая голова Щенсного, об-
висли усы шляхетские на груди, крытой панцирем.
- Горе нам! - возвестил он. - Польша великая стала как проходной двор на
окраине. Кто хочет, тот и шляется чрез нее! Прошу вас ласково, маршал, чтобы
солдаты ваши поляков не обидели.
- Мы уйдем, - обещал Миних, - не тронув ни единой вишни в садах польских,
мы даже оставим вам кое-что... вот увидите!
Слова его оказались пророческими. Не было раньше дезертирства, так теперь
началось. Миних оставил на Подолии немало беглецов, и поляки дружно приняли
их "до своего корыту". Вековечная вражда Москвы с Варшавой никак не задевала
сердец народов братских, соседских. Драгун полка Миниха подымал теперь пашню
польскую, как на родной Рязанщине, пекла ему оладьи черноглазая Зоська. Дело
это житейское - дело любовное. Убежали - значит, здесь больше понравилось.
Армия текла дальше... И в этом году жара была сильная, но небо орошало ар-
мию дождями обильными. Сверху бил пламень солнца, а снизу квасилась земля. Из
черноземных хлябей едва ноги вытаскивая, шагала армия на Бендеры. Тащила она
провианту на целых пять месяцев. Волокли пушки. Бомбы. Ядра. Лазареты и апте-
ки, которые солдаты "обтеками" тогда называли.
Стычки с разъездами татар уже никого не пугали. И никто не заметил, что,
ежели вчера напали пятьсот татар, то сегодня их уже тысяча. А завтра навалят-
ся скопом в пять тысяч. И будут урывать куски от армии, как волки от тела
павшего и разбухшего...
Рано утром Манштейн разбудил фельдмаршала:
- Возьмите трубку. Осмотрите горизонт по кругу.
- А что там? - заворчал Миних спросонья.
- Пространство в полтора лье покрыто татарами.
- Срочно отзовите в компаненг фуражиров и скот.
- Отозвал. Боюсь, что далее пойдем с боями неустанными.
- Бояться не пристало нам. Ступайте...
С боями армия заструилась меж руслами двух речекМолочицей и Белочицей, кои
в Днестр впадали. Казачьи авангарды на Днестре уже побывали в наскоке смелом
и вернулись с докладом:
- Коль до Днестра и дойдем, Днестра не перейти армии. Берега там круты,
все в скалах желтых. А на ином берегу стоит табор вражий - турецкий. Идут к
нему на подмогу таборы сераскира бендерского и паши белгородского... Нам не
пройти!
- Миних везде проходил и здесь пройдет, - получили они ответ от фельдмар-
шала...
Татары не однажды пытались встречную паль по ветру устроить, чтобы лишить
русскую конницу кормов травяных. Но трава от дожорй намокла - не разгоралась,
пожары гасли сами по себе. Армия вышла к Днестру и... ахнула. Не то что пушки
переправить, тут и скотину к водопою не подогнать. На лодках плыли через
Днестр янычары - молодые, крепкие, загорелые, нарядные. Лениво постреливая в
сторону русских, они иногда кричали:
- Эй, поган урус! Вот где Твой Миних... под хвост!
Александр Румянцев навестил фельдмаршала:
- Решаться надо, а медлить негоже... Вели-паша, генерал злющий и опытный,
уже ниже нас форсировался. Раскиньте же ландкарт, ваше сиятельство, и узрите
для себя опасность прямую. Края эти гибельны для армии, - не избрать ли нам
новую дирекцию?
Миних стукнул по карте костяшками пальцев, усыпанных перстнями в бриллиан-
тах. Из горящей трубки его просыпался пепел.
- Нехороший признак, - буркнул фельдмаршал.
