бедой убедительной внушить страх противнику, чтобы впредь ни Турция, ни Авс-
трия, ни Франция не сомневались в справедливости русских требований. Что бы
ни говорила Европа, но России в Крыму быть, на море Черном ей плавать! Пос-
ледним санным путем фельдмаршалы разъехались по своим армиям: Миниху - идти
на Бендеры, Ласси - брать Крым снова...
Весна была скорая, и санный путь развезло. Генеральный штаб-доктор армии
русской ученый грек Павел Захарович Кондоиди, еще до Киева не добрался, как
пришлось ему из санок в коляску пересесть. На окраине Чернигова зашел врач во
двор постоялый, а там солдаты щи с солониной ели, у каждого был закушен в ру-
ке крендель анисовый. А на лавке врастяжку лежал солдат под тряпьем.
- Цто с ним? - спросил Кондоиди. - Уз не цумка ли?
- Да нет, от чумы бог покеда миловал. Пытаный он! Замучали его пала-
чи-прохвосты, вот и валяется где придется...
- Ignavia est jacere, - сказал солдат, поднимаясь с лавки, -
dum possis surgere. Mens agitat molen<12>.
- Я слысу латынь? - поразился Кондоиди.
Солдат поведал о себе доктору
- Зовут меня Емельяном Семеновым, был я секретарем и чтецом при знатной
библиотеке князя Дмитрия Голицына, я пытан по указу царскому за то, что знал
многое из того, чего простолюдству знать нельзя. Ныне же при армии состоять
обязан, где мне бывать до скончания веку в чинах самых высоких - чинах сол-
датских!
Фельдшеров в армии не хватало, любого чуточку грамотного в полковые ци-
рюльники производили. Эти вот цирюльники, бывало, ноги инвалидам пилили, по-
лагаясь на волю божию, даже гвоздем в ранах ковырялись, пули извлекая... Се-
менов с усмешкою битого сатира признался Кондоиди, что, кроме "Салернских
правил", ничего из медицины не знает.
- Ведаю еще, что гений Везалия обвинен был церковью в еретичестве, ибо до-
казывал одинаковое число ребер у мужика и бабы... Но ведь Библия учит, что
Ева из ребра Адамова сотворена бысть. Уж не значит ли сие, что у мужа одним
ребром меньше, нежели у жены евонной?
Кондоиди отворил походную аптеку, где лежали штанглазы порцеленовые с ле-
карствами; велел названия их прочесть, и Емельян прочел их внятно, потом ло-
патку фарфоровую в руки взял.
- Этим шпателем, - сказал, - мази кладут на раны.
- Лозысь! - велел ему Кондоиди и кости прощупал солдату; кости целы оказа-
лись, зато спина еще в струпьях, а ноги имели следы пытки огненной. - Я тебя,
цукина цына, вылецу, - сказал врач. - И в доцентуру цвою возьму...
На выучке у штаб-доктора Емельян не гнушался туфли подать Кондоиди, к обе-
ду стол ему накрывал. Вольноотпущенника такое лакейство ничуть не оскорбляло,
и был Емельян почтителен с врачом и услужлив ему, как раб верный. Служить
ученому - не барину прислуживать!.. Павел Захарович первым делом обучил Семе-
нова, как надо зажимать сосуд кровеносный у человека, когда его оперируют.
Артерии людские были скользкими и юркими от биения пульса, словно горячие
червяки. Семенов держал их в пальцах, наблюдая, как раскрывалось перед ним
внутреннее естество человека. Сосуды перевязывали женским или конским воло-
сом. Шинами служила шкура угрей морских, способная к тому же кровь останавли-
вать. А опытные воины сами на поход пыльцою от сосны или елки запасались -
для присыпания ран свежих. Разрубы сабельные солдаты, как правило, деревенс-
ким медом смазывали...
А из далекой Мессины, где меньше всего думают о России, корабли уже везли
чуму в море Черное; достаточно одной крысе сбежать из трюмов на берег цвету-
щий - и чума уже в Молдавии. А оттуда, сусликом степным переплыв через
Днестр, чума становилась главной гостьей на пиру смертном в компаненте армии
Миниха.
Тогда и войны никакой не надобно - чума всех победит!
Люди покрывались шишками и вздутиями желез на шее, под мышками и в паху.
Мучил их жар нестерпимый и боли сильные, отчего чумные в обморок почасту впа-
дали, а иные даже в безумие приходили. Лица больных искажались до неузнавае-
мости. И лишь немногие, у которых были "шишки спелые" (гноем истекающие),
умудрялись выжить. Всех остальных через три-четыре дня чума в бараний рог
сворачивала, и мертвеца сжигали вместе с барахлом его.
В ограждение от поветрия (так назывались тогда эпидемии) карантины строили
и брандвахты, возле них ставили виселицы. Кто рисковал прошмыгнуть мимо ка-
рантина, того вешали на страх другим смельчакам. Врачи на кордонах свидетель-
ствовали всех проезжающих. Выписывали им форменные аттестаты в здравии, без
которых в Россию никого не пропускали. Карантины эти отдавали на откуп, как и
кабаки, целовальникам, которые крест целовали на той клятве, что станут жить
без обману... Каждый карангинщик получал за постой по одной деньге с лошади,
а с человека драл за одну ночь ночлега по копейке.
Кто мне скажет - где взять во времени том копейку?
Ох, грехи наши тяжкие!..
Герои времен царствования Анны Иоанновны...
Закрой глаза, погружаясь душою в темный век позапрошлый, и они явятся пред
тобой, как живые. До чего же страшно иногда смотреть на них! Шатаясь, они
опять идут через выжженные степи ногайские. Пудовые ружья с запалами кремне-
выми ломят им плечи. Руки мужицкие перевиты узлами вен, что разбухли от непо-
мерной устали. Лица - черны от ожогов солнечных. На ногах - опорки, а кто и
бос шествует. Мундиры давно уже нараспашку, и видны кресты нательные на шнур-
ках, а шнурки от пота истлели и рвутся...
Летом 1738 года плоскодонная флотилия Бредаля снова тронулась к берегам
Крыма, неся на себе десанты казачьи и гфовиант для армии Ласси. Но возде Фе-
дотовой косы корабли русские не пропустил дальше флот турецкий, не давал им
косу эту обогнуть. Тогда матросы и казаки прорыли спешно через косу канал су-
доходный. По каналу этому, в обход флота турецкого, адмирал Бредаль волоком
протащил флотилию под огнем ядерным. Пошли они далее на Геничи без парусов,
лишь под веслами, а мачты даже срубили, чтобы противник не разглядел их под
берегом. С боями дошли до Сиваша, но и сюда в этом году забрался мощный флот
неприятеля. Бредаль, совсем больной, сдал команду своим офицерам; на консили-
уме коллегиальном офицеры порешили - из блокады флоту не выбраться, а посе-
му...
- Уничтожим корабли! Иного выхода нам не стало.
В громадном зареве костром сгорела флотилия Азовская.
Ласси видел тот дикий пожар из сакли геничской.
- А теперь, - сказал он, - хотелось бы мне знать: как без помощи флота моя
армия в Крым попадет? Мои солдатысвятые люди, но святость их еще не Христова,
и по волнам пеши они не бегают.
Слова фельдмаршала заглушала хлопотня птичья; над Сивашом меркло небо от
обилия пернатых - ястребы тут, пустельги, копчики, шулики, скворцы, орлы,
удоды и сороки. К вечеру все птицы уснули, и генералы, окружив Ласси, держали
совет.
- Через Перекоп, - говорили, - лучше нам не соваться. А место, где мы в
прошлом годе мост через Сиваш навели, турки теперь усиленно охраняют. Повто-
рять же опыт прежний - побежденным быть!
К единому согласию не пришли, и Ласси спать лег пораньше. Средь ночи раз-
будили фельдмаршала, ввели к нему перебежчика крымского. Был он статен и рус.
В одежде татарина, кизяком измазанной. Пахло от него кислятиной шерсти овечь-
ей.
- Где взяли его? - спросил Ласси, свечи запаливая.
- С татарского берега сам приплыл...
- Развяжите меня, - попросил перебежчик по-русски.
- Ото!'Ты, молодец, из каких же краев будешь?
Назвался тот Потапом:
- Сам я московский. Хуже рабства ханского ничего нет, оттого правды не
утаю: из солдат я убеглый... На Ветке живал, да выгнан отгудова бригадиром
Радищевым, мыкался по свету, пока в полон не угодил. Уже обасурманен я, в ме-
четь хаживал и аллашке маливался. Но в тоску впал лютую, домой желаю - хоть
казните меня на рэдине. Увидел, как горят костры ваши, и... бежал к вам!
- Как же ты бежал... через море? - спросил Ласси.
- А здесь броды знатные, - отвечал Потап, от пламени свечей щурясь. - Я
ране на проволочных работах был, а потом меня к Сивашу пасти овец послали.
Места эти я изучил. Татары время для перехода через море всегда знают. Я за
ними и проследил. Видно, как вода прочь убегает. Хотел еще в прошлом году
убежать до своих, да татары нас, русских, к другому морю выселили.
- Развяжите его, - велел Ласси. - Ты, парень, своих земляков губить не
станешь. Вот и помоги нам Сиваш перейти. Нам и пушки протащить надо. Не попа-
дет ли вода в уши лошадям нашим?
- Можно и по колено в воде пройти, - сказал на это Потап. - Ветер сию ночь
хорош. Но мешкать нельзя, иначе море обратно кинется, и тогда всю армию с го-
ловой накроет...
Ласси велел тревогу играть, а Потапа предупредил:
- От меня теперь ни на шаг! Проведешь армию - отпущу тебя с миром, погу-
бишь армию - я тебя погублю тоже... Веди!
Поздней ночью на морское дно ступила армия русская<13> - с артиллерией, с
обозами, с верблюдами, с фуражными телегами, с аптеками, с канцелярией. Впе-
реди шагал, рядом с фельдмаршалом, полонник татарский - Потап... 65 000 чело-
век раз окунулись в Сиваш, и, когда вышли на вражеский берег, Ласси обернулся
назад, где Гнилое море с ревом вливалось обратно на свое мерзкое, просоленное
ложе.
- Пересчитать людей и обозы, - наказал Ласси.
Доклад был утешителен: ни одного погибшего, ни одного дезертира, вся армия
целиком, как один человек, уже строилась в фалангу на крымской земле. Лишь
несколько повозок из арьергарда не успели за армией - их тут же гневно погло-
тило море.
- Теперь вперед - на Перекоп!
На этот раз русские выходили на Перекоп не со стороны России, не под хму-
рым совиным взором ворот Ор-Капу, а пряму изнутри Крымского ханства-прямо в
тыл врагу! Крым за эти годы был опустошен беспощадно. Колодцы редкие загажены
падалью. Но армия Ласси могучим броском уже вышла к Перекопу, и турки развер-
нули пушки Ор-Капу назад - внутрь своего ханства.
На предложение сдаться паша прислал такой ответ:
- Гарнизон крепости поставлен здесь не для того, чтобы сдавать Перекоп, а
чтобы охранять его от вашей милости...
Ласси сказал:
- Тогда пусть паша не обижается, если я учну ломать его цитадель ядрами
пушечными, которые жалеть не стану...
Прекрасна сказка о загробном мире мусульман. Ждет всех эдем божественный,
где правоверный будет обласкан толстыми блондинками - гуриями. Но сладострас-
тием в раю награждены лишь те воины, что саблей зарублены или пулей убиты.
Гурии отвернутся от того несчастного, кто угодил под ядро из пушки. Турок -
стойкий солдат, но он бежит, когда его пугнут громом артиллерии...
Перекопский паша сдался под русскими пушками.
- Хорошо, что поспешили сдачей, - сказал ему Ласси при свидании, - иначе
резня была бы ужасна... Теперь я могу не скрывать, что мы сидели у вас в бу-
тылке. Нам бы не осталось иного выхода, как только погибнуть на штурме вашей
крепости...
Жара стояла дикая! Ласси созвал консилиум:
- По плану кампании мы должны идти на Кафу и достичь ее, дабы уничтожить
этот многовечный рынок работорговли. Но флота у нас нет, припасов нет, а Кры-
ма... тоже нет! Крым уже не прокормит нас, разоренный вконец, и солдата наше-
го встретит пустыня-
Генералы советовали: не уйти ли сразу прочь?
- Теперь, когда Перекоп в наших руках, - отвечал Ласси, - для ухода нашего
домой дверь всегда открыта. Но сначала попытаемся постучаться в двери ханства
татарского...
Однако с первых же верст пути в глубь Крыма всем стало ясно, что далеко
они не уйдут. Безводье и бескормица. Жара и сушь. Пекло!.. Гнать армию на ги-
бель - это безрассудно, а Ласси, не в пример Миниху, солдат берег. С большим
трудом армия выдержала натиск татарских полчищ. Сеча была страшная. Казаки
побили тысячи татар, но и своих оставили в степи немало. Еще и кровь не за-
