уступить земли и русским, которые турок побеждают, и австрийцам, которых тур-
ки побеждают.
- Тогда что же от Турции останется? - спрашивали.
- Вы, министры искусные, - отвечал им Волынский, - и сами рассудить спо-
собны, кого прежде всего надобно Турции удовлетворить и кто в этой войне ваш
коварный ненавистник!
- Мы понимаем, - сказал рейс-эффенди, - что Блистательной Порте воевать
страшно не с цесарцами, а с вашей великой российской милостью. Османлисов
кругом в мире обманывают, и только Версаль ведет себя достойно. Король Людо-
вик верит, что, пока Порта висит внизу Европы, словно гиря, до тех пор равно-
весие стран европейских соблюдено будет в сохранности...
Турки во время беседы угощали его кофе и ликерами французскими. Потом
вышли в сады. Гуляли возле пруда, в стоячих водах которого плавали нежные
кувшинки. А на другом берегу пруда бегал Остейн в волнении небывалом. Посол
венский мешка с золотом не пожалел бы, лишь бы узнать - о чем говорит Волынс-
кий с турками? Остейн даже ладонь к уху прикладывал, но немировские лягушки,
радуясь вечерней теплыни, развели ужасную квакотню...
- Видите посла Австрии? - показал Волынский на Остейна. - Он сейчас на
другом берегу и потому неспособен помешать нам. И как хорошо мы говорим с ва-
ми сейчас, когда одни - без Австрии... Давайте же мирить наши страны... без
Вены!
Самовластие Волынского в переговорах, изворотливость его не по душе приш-
лись Ваньке Неплюеву, который в этом усмотрел дерзость. Остерману он доносы
посылал на Волынского - как раз кстати. Немцы придворные учуяли, что Бирон
готовит возвышение для Волынского, и хотели они Волынского заранее утопить.
Между Немировом и Петербургом шла отчаянная кляузная переписка, которой руко-
водил Иогашка Эйхлер. А чтобы письма к Волынскому на почте не вскрывали шпио-
ны Остермана, герцог Бирон позволил Иогашке посылать их "под кувертом его
светлости".
Ради политических выгод отечества своего Волынский с турецким рейс-эффенди
сдружился, тот посулы и подарки от России охотно принимал, а за это сбивал
спесь с посла Австрии.
- Вы, - говорил он Остейну, - всего полгода с нами воюете, побед еще не
одержали над нами, а земель для себя просите на Балканах вдвое больше русс-
ких, которые крови немало пролили. И потому, рассуждая по справедливости,
Блистательная Порта не Вене, а Петербургу угодить должна...
Вот тогда Остейн перетрусил и решил сорвать переговоры о мире. Для этого
ему надо лишь уехать из Немирова, и конгресс сам по себе рассыплется... Он
так и поступил. Тихий городок опустел. Покинули его и русские. Приблудная со-
бачонка долго-долго бежала за каретой Волынского, который два месяца ее под-
кармливал. Когда вдали показалась Винница, собачонка испугалась чужих собак и
повернула обратно - к Немирову...
Мира не было - война продолжалась. Снова нужны солдаты бравые, очень нужны
офицеры грамотные!
Великолепных солдат России было не занимать, а грамотных офицеров страна
уже готовила.
Первый в России кадетский корпус назывался Рыцарской академией... Вставали
кадеты-рыцари в четыре часа утра, а ложились спать в девять часов вечера. В
голове у них все за день перемешается: юриспруденция с фортификацией, алгебра
с танцами, а риторика с геральдикой. Учили не чему-либо, а всему на свете,
ибо готовили не только офицеров, но и чиновников статских. Бедные кадеты жили
при интернате, "дабы оне меньше гуляньем и непристойным обхождением и забава-
ми напрасно время не тратили!". Парни уже под потолок, но жениться им не да-
вали, пока в офицеры не выйдут, под страхом "бытия трех годов" в каторге...
Вот и осень настала - не сухая, дождливая. Анна Иоанновна учинила кадетам
смотр императорский. По правую руку от себя племянницу усадила, Анну Леополь-
довну, слева от нее цесаревна Елизавета Петровна стояла; из-за плеча императ-
рицы ветер сдувал пудру с париков Бирона и Остермана... Между тем кадеты на
лугу мокром "экзерциции разные делали к особливому увеселению ея императорс-
кого величества". Анна Леопольдовна зевала:
- Ой, и скуплю мне... На што мне это?
А цесаревна Елизавета радовалась:
- Робят-то сколько! Молоденьки еще... Одеты как'
Кафтаны на кадетах были сукна темно-зеленого, по бортам обшиты золотым по-
зументом; рота гренадерская - в шапках, со штыками на ружьях, а рота фузилер-
ная шла с фузеями драгунскими; капралы (отличники учебы) алебарды тащили.
Галстуки у кадетов были белые, головы у всех изрядно напудрены и убраны в ко-
сы, которые на затылке перевиты черными ленточками.
- Капралов я до руки своей жалую, - прокричала Анна Иоанновна, довольная
зрелищем. - А рядовых пивом и водкою трактую...
После "трактования" водкой стали кадеты на лошадях вольтижировать, а иные
перед царицей танцевали и музицировали. Елизавета Петровна вдыхала воздух
осенний - глубоко и жаднуще: все ей было занятно и хотелось девке самой пля-
сать с кадетами на мокрой траве, но она царственной тетеньки боялась.
- Когда кончат? - ныла принцесса Анна Леопольдовна. - И опять дождик
идет... домой хочу... снова не выспалась!
Издалека пялились на царицу слуги - крепостные кадетов, а с ними была гро-
мадная орава собак разных мастей. К императрице пэдвели стройного юношу, ко-
торый начал ее стихами ублажать:
Ты нам, Анна, мать - мать всего подданства,
Милостью же к нам - мать всего дворянста...
Корпус наш тебя чрез мя поздравляет
С тем, что новый год ныне наступает...
Да. Близился новый для России год - год 1738-й, и Анна семь лет уже от-
царствовала, а кадеты из детей превратились в юношей.
Для того что ты помощь християнска,
Уж падет тобой Порта Оггоманска,
А коль храбру ту... коли... Анну ту...
Кадет, волнуясь, сбился и замолк пристыженно.
- Ну! - рявкнула Анна. - Чти дале мне, что помнишь.
- Забы-ы-ыл.
- А прозвище-то свое фамильное не забыл еще?
- Сумароков я Александр... по отцу Петров буду.
Анна Иоанновна загнала стихослагателя в строй. Сумароков? Да еще сын Пет-
ра? Вот язва нечистая... Напомнил он ей год 1730-й, гонца из Москвы Петьку
Сумарокова и кондиции те проклятые.
Она повернулась к генералам, хмурая:
- У меня в империи уже два пиита имеются - Якоб Штеллин да Василий Тредиа-
ковскйй, и других плодить пока не надобно. Сумарокова сего трактовать не сле-
дует... не порадовал!
И, грохоча робами, царица направилась к карете. За нею, в самом хвосте
пышной свиты, проследовала и цесаревна Елизавета. Бессовестно красивая, цеса-
ревна с улыбкою всматривалась в лица юношей. Вот Лопухин... Санька Прозоровс-
кий... Мишка Собакин... князь Репнин... Петька Румянцев... Ванечка Мелисси-
но... Адам Олсуфьев... Лешка Мельгунов... И не знала она, что проходит сейчас
мимо людей, которые станут знамениты в ее царствование! Возле Сумарокова це-
саревна задержалась.
- Не робей, Сашенька, - сказала. - Да с чего это вы, поэты, непросто так
пишете? Сочинил бы ты про любовь мне...
Прыгая через лужи, она побежала нагонять царицу, подобрав края пышного
платья, и кадеты видели румяные лодыжки крепких ног девки-цесаревны. Сумаро-
ков вдогонку ей, отвечая будто мыслям своим потаенным, послал уже не парадные
словеса, а - сердечные:
Честности здесь уставы.
Злобе, вражде - конец!
Ищем единой славы -
От чистоты сердец...
Так-то вот человеки
Должны себя заявить:
Мы золотые веки
Тщимся возобновить!
Кадетов загоняли в корпус. Крепостные слуги накидывали плащи на их мунди-
ры. Радовались собаки, забегая впереди всех в холодные дортуары, где на сто-
лах лежали огурцы и хлеб, а поверх были горкой наляпаны хрен и горчица (тоже
казенные). Рыцарская академия кинулась с ревом за столы, вечно голодная, сы-
тости жаждущая! Ели.
От столов господ-юношей летели тощие куски жалких остатков.
То - слугам в руки, то - собакам в пасти! Еди.
Немировский конгресс мира не принес, зато смотр кадетов в Петербурге навел
переполох на врагов России: сильная армия русских теперь обещает быть еще
сильнее от офицеров образованных... Остейн как раз в это время добрался из
Немирова до Вены; император Карл VI был уже немощен и не мог дать ему пощечи-
ну.
За отца его ударила доченька.
- О жалкий человек! - сказала Мария Терезия. - Зачем вас посылали в Петер-
бург? Чтобы устроить скорую свадьбу принца Брауншвейгского с принцессою Мек-
ленбургской. Это не исполнено вами... Зачем вас посылали в Немиров? Чтобы
приобресть земли славянские, а русских принизить. Это тоже не сделано вами...
Император обежал глазами череду придворных:
- Маркиз Ботта! Вы поезжайте в Петербург послом моим.
В объемном чреве Марии Терезии шевельнулся младенец.
- И помните, - добавила она послу, - самая ледяная камера в крепости
Шпильберг всегда готова принять вас, если принц Антон в новом году не станет
мужем принцессы Анны Леопольдовны...
Маркиз Ботта с почтением облобызал пергаментную руку императора, а потом
блаженно приник к руке его дочери, пышной и сдобной, как венская булка утрен-
ней выпечки. Он поспешил отъехать. Австрия была напугана, боясь новых кровоп-
ролитий в Сербии, и просила Францию вмешаться в замирение. Анна Иоанновна пи-
сала цесарю в Вену, что Россия согласна на посредничество Версаля. Но дела
наши, сообщала она Карлу VI, не таковы уж худы, приличный мир следует добы-
вать в будущих битвах, и к этим битвам Россия вполне готова.
Миних и Ласси уже развели громоздкие армии по винтерквартирам. Фельдмарша-
лов вызвали в Петербург, и Ласси спокойно ждал, что его не похвалят... Верно!
Все лавры были предназначены для сумрачного чела Миниха. Жена и дочь его по-
лучили ценные подарки за взятие Очакова, а сына Миниха за счет казны отправи-
ли на воды заграничные (для лечения). Ласси, человек наблюдательный, заметил,
что императрица растеряна.
- Столько денег на эту войнищу улетело, - жаловалась она. - А конца и края
ей еще не видать. Знала бы, что так станется, так и не связывалась бы...
Фельдмаршал мой, - сказала Миниху, - тебе опять кампанию свершать надобно. Да
так ударить по нехристям, чтобы они уже не встали с карачек...
Величаво развернулась к Ласси:
- А тебе, Петра Петрович, надо Крым в карман положить...
Ласси склонился в нижайшем поклоне. Повинуясь, он понимал: что ни клади в
дырявый карман, вое вывалится из него. Бирон твердил, что следующий год будет
неудачным для России, ибо число 1738 делимо на два.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Саранск затих в бездорожье гибельном. В лесах окружных заливаются соловь-
ями разбойнички. Городок - как на ладони, видный глазу от окраины до окраины.
Тускнеют маковки церкви, в которой как раз вчера стреха упала и четырех бого-
молий в лепешку раздавила. При каждом доме ульев немало, и, запутываясь в во-
лосах обывателей, летают меж садами и огородами пчелы старательные. Уж столь-
ко лет прошло, а воеводою здесь сидит по-прежнему Исайка Шафиров (брат дипло-
мата, внук московского органиста).
- Над возвышением своим не тужусь, - говорил он...
Да где ему и тужиться, если каждый год наезжали фискалы, чтобы по 78 копе-
ек с каждой саранской души для казны содрать. А денег таких ни у кого не бы-
ло. А у кого и были, тот, вестимо, отдавать их не хотел. По закону правежно-
му, честь по чести, Исайку фискалы на цепь сажали, словно медведя ученого, и
держали в амбаре на цепи, пока обыватель не откупались. Когда с воеводой беда
случалась такая, саранчане говорили:
- Складывайтесь, люди, кто сколько может, и станем мы воеводу нашего из
