нее днище. Бочку дружно покатили вдоль корабля, и она тягуче извергала на па-
лубу черные потоки горючей смолы.
- Нагоняют нас! Сейчас возьмут на абордаж.
- А мы ветер забрали хорошо - поспеем до берега... Эй! - закричал Дефреме-
ри. - Тащите порох из крюйт-камеры.
Зажав под локтем картуз тяжелый, он сам пробежал по кораблю. Щедро сыпал
поверх смолы искристый порох. Паруса напряглись, выпученные ветром. До земли
было еще с полмили, когда мортирный бот врезался в отмель, с шипением выполз
килем на песок.
Парус бессильно захлопал, ветер щелкал фалинями.
- Всем на берег... с ружьями! Быстро, ребята!
Здесь было мелко и рябило до самого берега. По плечи в воде уходили к зем-
ле матросы и солдаты. Несли на себе больных. Жалостливый мичман Рыкунов нес
кота черного, часто оборачивался назад, крича что-то...
Дефремери глянул еще раз на галеры турецкие, которые обступали бот, все в
рычании фальконетном, все во всплесках тяжелых весел, на которых сидели, ско-
ванные цепями, голые рабы. Он достал огня из печи камбуза, где варился горох
к обеду, прижег фитиль и стал ждать. Кто-то цепко схватил его сзади за плечо.
Это был боцманмат Руднев.
- Ты почему не ушел? За борт... прыгай, дурень!
- Я не дурней тебя, - отвечал Руднев. - Смерть приять в одиночку худо. Ты
не брани меня: вдвоем нам станет легше...
С берега видели, как над кораблем вздыбило белое облако - это Дефремери
бросил огонь в кучи пороха. Мортирный бот, окруженный галерами врага, стало
разрывать в пламени. Со свистом, обнажая черные мачты, мигом сгорели паруса.
Флаг русский догорал, подобно факелу. Огонь добрался до крюйт-камер, а там
взорвались разом запасы картузов и бомб мортирных. Корабль выпрыгнул из моря
и рухнул вниз грудою дымящихся обломков.
- Дефремери-и!.. - закричал Рыкунов.
Мичман кинулся в море. За ним - еще двое матросов.
Где вплавь, где ногами дно нащупывая, спешили они, чтобы тела погибших от
турок вызволить. Остальные уходили дальше - в самую жарынь степей, опасаясь
погони с кораблей турецких. Мичман Михаил Рыкунов записан в документах "без-
вестно пропавшим". В числе пленных его тоже никогда не значилось...
"Потомству - в пример!" - писали на старых памятникам.
Бредаль, черство отчеканил в рапорте ко двору царскому, что, мол, капитан
III ранга Петрушка Дефремери поступил согласно данной ему инструкции. Анна
Иоанновна перекрестилась при чтении - и все... Больше ни звука. Ни шороха. Ни
восклицания. Никто не пропел над павшими героями "вечную память".
Российская империя этого подвига не заметила.
1737 год-да будет он памятен! В этом году родилась святая формула российс-
кого флота:
ПОГИБАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ.
Дефремери ждала печальная судьба - он был забыт. А имена тех, кто повторил
этот подвиг, уже золотом гравировали на досках мраморных, их имена понесли
корабли на бортах своих.
Дефремери - как облако: проплыл над морем и растаял в безвестности. Исто-
рики прошлого писали о нем: "И погибе память его с шумом..."
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Издревле протянулся великий шлях, связавший кровно две большие страны, два
великих народа - Киев с Москвою!
Тревожно и любопытно проезжать между селами, от города к городу. Часто
встречались команды воинские, спешащие на юг - к славе. Катились назад арбы
тяжкие с больными и увечными воинами. Толпами и в одиночку топали бурсаки,
кто на Киев - искать учености, а кто прочь от Киева - в бегах от наук мудре-
ных... Таборами, словно цыгане, тянулись от Глухова до Нежина греки торговые.
Проезживал и ясновельможный пан в карете парижской, озирая мир хохлацкий че-
рез стекла брюссельские. Серый от пыли, кружкой у пояса бренча, шагал монах
по делам божеским - бодрый и загорелый, воруя по пути все, что плохо лежало.
Шли через степи, солнцем палимы, кобзари с бандурами...
Много виноградной лозы на хуторах мужицких. Дыни-то зреют какие - будто
поросята греются между грядок. Цветет тутовник в "резидентах" украинской
шляхты - под сочными звездами. Много могил встречает путник на пути древнем.
Есть и такие, которые время уже прибило дождями, а ветер давно обрушил крес-
ты. Но иные еще высятся курганами в лебеде и ромашках, великие битвы умолкли
тут, пролетают теперь над павшими тучи и молнии новых времен.
Влекут волы обозы с солью бахмутской, с ярь-медянкою севской; тащат лоша-
ди, в хомуты налегая, обозы московские - с порохом, с ядрами, с бомбами.
Русский путник, по шляху следуя, примечает душевно, что народ украинский нра-
ва веселого, склонен к песнопению и домостроительству; хозяин жене во всем
повинуется, на бабу свою - даже пьян! - руки никогда не подымет... Жизнь на
Украине вольготнее и душистее, нежели на Руси, и Артемий Волынский, в Немиров
едучи шляхом длинным, эту вольготность ощущал. Но мысли его перебивались по-
мыслами о делах военных, делах каверзных - политических-
Пушки к осени докуривали остатки былой ярости - слово теперь за дипломата-
ми. Дым сералей бахчисарайских расщекотал ноздри и Бирону; обязанный России
за корону курляндскую, герцог отныне зависел от ее политики, и теперь интере-
сы русские стали ему намного ближе. Перед отъездом Волынского в Немиров он
позвал его к себе.
- Конгресс в Немирове, - сказал Бирон, - немирным и будет. Остерман шлет
от себя брюзгу Ваньку Неплюева да еще барона Шафирова, брехуна старого. А я,
Волынский, на тебя, как на своего человека, полагаться стану... И - возвели-
чу, верь мне!
Волынский с Шафировым был готов ладить: человек умный, толковый, породнясь
с русской знатью, он и держался едино нужд российских. А вот Неплюев, хотя и
русак природный, но способен подстилкой ложиться под каждого, что его старше
чином. Явный остермановский оборотень, лжив и низкопоклонен, без капли гор-
дости великорусской!
Австрия терпела от турок стыдные поражения. А отчего? Да нарвались на сла-
вян, которые грудью на Балканах встали, дорогу на Софию австрийцам закрыв.
Сами в рабстве турецком, турок ненавидя, славяне не желали и рабства германс-
кого.
На въезде в Немиров коляску Волынского встретил Остейн, посол цесарский в
Петербурге.
- О, вот и вы! - воскликнул приветливо. - Пока грызня с турками не нача-
лась, обещайте нам, что русская армия поможет Австрии, которая всю тяжесть
войны с османами на себе тащит...
Волынский из коляски не вылез и так ответил:
- Ежели Вена способна сорок тысяч придворной челяди содержать, то, надо
полагать, и без русских солдат обойдется... Забрейте лбы лакеям венским - вот
и армия наберется!
Грызня началась. Но не с турками - с союзниками.
Возле древнего городища Мирова, что притихло за Вигашцей, запылился горо-
дишко Немиров; здесь шумело жупанное панство, суетно на улицах от торговцев
закона Моисеева; лавок же в Немирове гораздо больше, чем жителей, но, кажет-
ся. в лавках тех больше воздухом торговали... А вокруг города рыщут конные
татары, боязно было спать от кровавых гайдамацких всполохов.
В трех шатрах, раскинутых на окраине, разместилась русская дипломатия. Не-
миров был хорош - в прудах, в левадах. белели под луной его мазанки; вечерами
шли с водопоя гуси. как солдаты, в каре гогочущие. Прослышав о приезде Во-
лынского, понаехали со Львовщины паны высокожондовые - Собесские, Потоцкие,
Ланскоронские да Мнишехи. Артемий Петрович густо хмелел от вудок гданских да
от старок крако вянских. Королевич польский Яков Собесский (друг славного
поэта Сирано де Бержерака) мочил усы в медах прадедовски?.. "пшикал" ядом в
сторону Московии, зато Версаль он похвали вал... Подарил королевич Волынскому
голландское перо 1"з стали, вделанное в ручку, и Петрович рад был подарку:
- И не мечтал о таком! У нас и царица гусиным пишет. .
Подсел к ним ласковый патер-иезуит Рихтер, преподнес Волынскому пухлое ге-
неалогическое сочинение.
- Пан москальски добродию, - стал вгонять Волынского в тщеславное искуше-
ние, - род Волынских есть род княжеский, как доказано в книге моей. Гордитесь
же: Волынские намного древнее Романовых, вы имеете больше прав всею Русью
владычить...
От непомерного винопития с поляками он даже заболел. Немировский эскулап
решил: "Эти москали все стерпят!" - и пустил ему кровь пятнадцать раз подряд,
отчего Артемий Петрович чуть было на тот свет не отправился.
- Скажи мне, дохтур, - пугался он, в шатрах отлеживаясь, - мессинская чума
не добралась ли уже до Немирова?..
Россия на конгрессе требовала от турок всю Кубань, весь Крым, все земли
Причерноморья до гирл Дунайских, а Молдавию и Валахию желательно было видеть
княжествами свободными, с русским народом дружащими: Волынский при этом нас-
таивал:
- И верните Тамань нам, яко древнейшее княжество Тьмутараканское, в коем
угасла жизнь русская, но должна вновь возродиться!
Остейн протесты учинял - коварные:
- Как же вы прав самостоятельности для Валахии просите, если мой император
Валахию под свою корону уже забирает? Кроме валахов, Габсбурги историей приз-
ваны иметь отеческое попечение еще над молдаванами, сербами, хорватами, бос-
няками.
- Чтобы нудить о том захватничестве, - отвечал ему старый Шафиров, - надо
сначала виктории свои предъявить. А коли вас турки лупят, так вы тихонько се-
бя за столом ведите...
С умом в глазах наблюдали послы турецкие, как ссорятся соперники над деле-
жом пирога османского. Рейс-эффенди помалкивал: пусть эта свара пуще умножа-
ется, а за Турцию всегда постоит Франция! Однако притязания венские лили воду
на мельницы турецкие, и русская дипломатия требования свои умерила:
- Мы твердо желаем от Турции получить то, что уже потеряно ею: Азов, Оча-
ков, Кинбурн! От татар же основательно требуем, дабы они укрепления Перекопа
срыли, пусть там ровное место будет. И того мы требуем не ради прибылей зе-
мельных, а едино лишь ради спокойствия государства Российского!
По ночам в дом, где жил рейс-эффенди, стал шляться хитрый Остейн, убеждал
турок, чтобы ни в чем не уступали русским, а лучше бы уступили венцам. Наве-
щал он и русских дипломатов:
- Узнал от турок, что Крыма они вам никогда не отдадут, а ежели станете
упорствовать, то нам войны и не закончить...
- Спесь венская всему миру известна! - отвечал Волынский запальчиво. -
Ежели завтрева мы от турок Софию болгарскую попросим, то вы небось Киев для
себя захотите... А еще, - заключил Волынский, - нужна России свобода плавания
кораблей по всему морю Черному, вплоть до Босфора византийского.
- О ваших непристойных дерзостях я Остерману доложу!
Я знаю, куда вы метите... С моря Черного вы, русские, желаете
червяком через Босфор вылезть в море Средиземное, а тому не
бывать!
- Бывать тому, - усмехнулся Волынский. - Не я, так дети мои, а не дети,
так внуки мои в океаны еще выплывут...
Турки, рознь в соперниках учуяв, говорили теперь так:
- Вы уж сначала между собой не раздеритесь, а потом и к нам приезжайте,
чтобы о мире рассуждать...
Конгресс разваливался. Однажды на прогулке Остейн стал резко угрожать Во-
лынскому карами в будущем:
- А вы забыли, что принц Брауншвейгский, племянник императора нашего, ста-
нет вскорости отцом императора российского, и он, родственный дому Габсбур-
гов, отомстит вам за вашу неприязнь к Вене... Советую от упрямства отказать-
ся!
Волынский чуть кулаком его не треснул! Но испугался двух собак злобной
эпирской породы, которые сопровождали посла венского. Артемий Петрович решил
хитрее быть и навестил послов турецких. Встретили они его дружелюбно, говоря
так: "Мы бы сыскали средство удовольствовать Россию, но римский цесарь нам
несносен; пристал он со стороны без причины для одного своего лакомства и хо-
чет от нас корыстоваться..." Волынскому турки честно признались, что готовы с
Россией мириться, согласны отдать ей завоеванное, но султан никак не может
