Перекоп; иногда солдаты видели, как в морской дали, тяжко и неотступно, выг-
ребают из блеска синевы галеры. Следуя морем близ берегов, ноздря в ноздрю с
армией Ласси, проходила Донская флотилия вице-адмирала Петра Бредаля.
Перед кораблями расстилалось древнее Сурожское море, а в море том нагули-
вали жирок громадные осетры, резвились в Азовье вкусные севрюги. А порою га-
лерные весла было не провернуть в воде от густоты косяков леща, судака да
частой тюльки. Иногда корабли теряли армию, но лагерь ее моряки легко обнару-
живали ночью - по зареву костров, освещавшему ширь небесную. Ласси дождался
флотилию в устье реки Кальмиус<3> Выше по течению этой реки находилась мест-
ность печальная, где во времена ветхие случилась несчастная для Руси битва с
татарами на Калке...
Здесь армия Ласси застряла, не в силах переправить через Кальмиус пушки
тяжелые. Бредаль вызвал Петра Дефремери:
- Бери сорок плашкоутов - мост для армии сооруди.
Дефремери, веселый и загорелый, как дьявол из преисподни, составил на ре-
ке корабли бортами, словно понтоны, и армия прошла через настилы плашкоутов -
с лошадьми, с обозами, с артиллерией. Бредаль потом созвал морских офицеров:
- Господа флот, до Берды<4> мы еще дотянем. А затем карты можно выбрасы-
вать. Потянемся, как слепые, вдоль берега...
За Бердою моряки видели с кораблей тучи ногайских всадников, которые с
берега осыпали гребцов стрелами. Берег по траверзу поплыл куда-то вбок. Армия
из виду совсем пропала. По ночам уже не светили ее дружественные костры, все-
ляющие бодрость.
- Огибаем косу длинную, - насторожились моряки.
Адмирал Бредаль, полуголый, с ножом у пояса, словно пират, шатался по па-
лубе с православными святцами в руках.
- Сей день, - из святцев он вычитал, - на Руси святого Виссариона помина-
ют, а посему греха нет, ежели назовем косу Виссарионовской...
Со стоном и хрипом вырывалось дыхание из груди гребцов. Соль морская
разъедала ладони. Трудное это дело - грести, денно и нощно ворочая пудовые
весла в ртути тяжелых вод морских. Только успеешь ткнуться носом в днище,
чтобы вздремнуть, как тебя уже сверху ногой пихают: "Вставай, Ванька, по тебе
весло плачет..."
Опять уперлись в косу, долго-долго огибали ее с юга.
Бредаль заглянул в святцы:
- Сей день на Руси святого Федота празднуют. А посему назвать косу Федо-
товской и на картах то начертать...
За этой косою догорал костерок. Плашкоут мичмана Рыкунова врезался в бе-
рег, матросы с ружьями кричать стали:
- Эй, у огня! Свои люди иль чужие?
Встал от костра казак с ложкой в руке:
- Православные будем... Нас нарошно от армии оставили, чтобы сообщить ва-
шему флотскому благородию: гребите и далее вдоль бережка, а Ласси с войсками
уже в Геничах<5> стоит.
- А что это за Геничи такие?
Казак попробовал каши из котла, долго чесался.
- Кажись, не город, - ответил.
- Село, может? - спрашивали с корабля.
- Того не знаю. Не бывал шло там.
- А где же они, твои Геничи?
- Там... - И казак махнул рукой в ночку темную.
Рыкунов доложил об этом Бредалю, и тот хватил чарку перцовой. Вояка отча-
янный, лихой навигатор, он не растерялся.
- Весла... на воду! - скомандовал.
Вздрогнуло море от единого удара тысяч лопастей, и тронулись в незнаемое
прамы и дубель-шлюпы, боты мортирные и кончебасы, а за ними пошла мелочь про-
чая, на которых гребли люди, иные море впервые видевшие. Вскоре эскадра вышла
вдоль берега на Геничи. Оказалось, что это улус татарский - грязный, зловон-
ный, блошливый. По бортам кораблей кисли топкие, нехорошие берега, в командах
было примечено, что вся рыба куда-то исчезла.
- Может, вошли в реку ядовитую? - сомневались люди.
- Залив или пролив тайный, - утверждали другие.
Дефремери, чтобы споры пресечь, шагнул к борту, зачерпнул горсть воды и
глотнул ее одним махом.
- Это море, - сказал. - Но гнилое море. И вода здесь противная. Дайте рому
глотку ополоснуть от мерзости этой...
Бредаль долго колдовал над худыми картами:
- Не знаю, что и писать ради навигации точной. Куда вошли? Но разумею, что
соленых рек не бывает... Пишу: море!
Так они забрались в Гнилое море (по-татарски - Сиваш).
Ласси созвал совещание офицеров - армейских и флотских.
Говорили:
- Как войти в Крым и как из Крыма выйти?
- Вопрос плохо скроен и пошит негоже, - отвечал Ласси. - Надо спрашивать,
как войти в Крым, а уж как выбираться из него, об этом посудим, когда в Крыму
побываем.
- Перекоп закрыт! - утверждал Бредаль. - С года прошлого татары умней ста-
ли, и воротца эти захлопнули намертво. Ежели через Перекоп ворвемся в Крым,
то обратно не выскочим...
Галеры проплывали в ночи, трепеща стрекозьими крылами весел. Крупные звез-
ды рассыпало над саклями геничскими. Крым был уже близок - как локоть, кото-
рый зришь, но вряд ли укусишь.
Ласси показал рукою вдаль:
- Видите? От самого Крыма в Гнилое море вытянут длинный язык косы Арабатс-
кой, которая заводит прямо в логово хана крымского. Вот ежели армия перепрыг-
нет с берега матерого на косу Арабатскую, тоща мы сразу в Крым вскочим. И
окажемся в Тавриде с той стороны, с которой не ждут нас татары, сидящие в Пе-
рекопе...
Послышался вой; из трескотни цикад, из гущи ночных трав вырвались, словно
демоны, четыре тысячи всадников.
- Чух... чух-чух... чох-чох! - кричали они.
Это прибыла калмыцкая конница от хана Дондуки-омбу. Возглавлял ее свире-
пый, как барс, тысячник Голдан-Норма. Барабаны забили поход. Тяжко взрывая
воду веслами, проследовали мортирные боты под командой Дефремери; солдаты вя-
зали в ряд пустые бочки, стелили их по морю, и этот "мост" перекинулся через
Сиваш. Искрились белые пески, пропитанные солью и ракушками. Армия перешла по
бочкам через пролив, не замочив ног, и солдат русский ногой босою ступил на
зыбкий песок Арабатской косы...
Не верилось! Разве можно поверить в такое?
Без единого выстрела, не пролив капли крови, армия Ласси уже стояла на
крымской земле.
- Всем по чарке, - велел фельдмаршал. - И более чарок не будет. Воду бе-
речь. Ни колодцев, ни родников здесь нету. Пошли!
Мост из бочек остался у Геничей неразрушен (на случай внезапной ретирады).
И начался поход. Беспримерный в истории войн!
Шли русские по косе Арабата - как по лезвию острого ножа, воткнутого прямо
в сердце ханства проклятого, ненасытного.
- Солдаты! - говорили офицеры. - Отныне любой из вас - генерал. Маневр
свой обдумывай. Действуй спокойно. Сильный слабого ободряй. Молодые ближе к
ветеранам держитесь... Помощи не жди, ее не будет. Россия за тридевять земель
осталась!
Миних своим солдатам думать не разрешал:
- Здесь думаю один я! Да и зачем им думать, если я уже все продумал? "Сол-
датский катехизис" века прошлого учит: "Армия оленей, руководимая львом,
сильнее армии львов, руководимой оленем". Это верно! Оленям только и оста-
лось, что во всем льву повиноваться -мне!
Старинный шлях уводил армию на Бендеры - совсем в другую сторону от Очако-
ва. Когда турки уверились, что русские идут на Бендеры, Миних круто развернул
армию на юг - прямо на Очаков, только сейчас обнаружив перед противником свои
истинные планы. Солдаты зашагали целиной, спаленной заживо. Для воодушевления
слабых без устали рокотали барабаны, грохотом своим они покрывали колесные
визги. Гобоисты дудели в полковые гобои.
Армия шла в трех каре, и птица с высоты поднебесной видела, как ползли че-
рез степь три громадных щетинистых жука... Вместе с русскими воинами шагали
сейчас на Очаков хорваты и сербы, венгры и греки, македонцы и валахи, молда-
ване и болгары; в седлах качались усатые сонные запорожцы. Любой народ, что
страдал от турок в притеснении, имел своих сынов в русской армии.
Каре уплывали, как корабли, в душный угар степей.
Утопая в мучнистой пыли, почасту падали люди.
- Воды... хоть капельку, - просили упавшие.
Ревел скот. Непоеный. Второй день. И третий.
Скотина умирала на земле - рядом с людьми.
И люди умирали на земле - подле скотины...
- Усилить шаг! - рычал Миних из окошка кареты.
Фельдмаршала нагнал усталый Манштейн:
- Очакова не видать, а люди умирают как мухи.
Миних высунулся из окошка кареты - красномордый.
- Это не новость, - отвечал он. - Русские умирают молча. А вот я помню
французов... Так они визжали перед смертью. Передайте от меня казакам, чтобы
поймали хоть одного татарина...
Поймали! С расспросу пленного выяснилось, что обмануть хитрого врага
фальшивым заходом на Бендерский шлях все же не удалось. Очаков сильно укреп-
лен, а гарнизон его усилен отборными войсками из босняков и арнаутов. Армия
напряглась в марш-рывке, торопясь выйти к Очакову. Померкло солнце, и впереди
возникла туча багрового дыма: турки подожгли степь. Сухие травы сгорали со
свистом. Пыль, перемешанная с пеплом горьким, забила горло. Люди дышали рас-
каленным прахом и... шли! шли! шли!
Травинки не осталось после пали. Доска - не степь.
Фуражиры возвращались пустые.
Где-то послышалась стрельба. Миних заволновался:
- Всему есть конец, и кажется, мы выходим к цели...
Высоко в небе взметнуло язык рыжего пламени.
- Неужто снова паль пущают? Сгорим, братцы...
Миних из кареты перебрался в седло - поскакал.
Вернулся обратно растрепанный, почти счастливый:
- Это не пожар в степи - турки жгут свои форштадты...
"Наша армия, с темнотою ко городу пришед, обсту-
пила город кругом и, как пришли, в ружье становились
несмотря на салютацию с города из пушек, и тако до
свету в ружье пребывали..."
Они пришли! А за рвом глубоким, с нерушимых фасов бастионов, смеялись над
ними турки. Они бы смеялись еще больше, узнай только про Анну Даниловну...
Рано утром из разведки вернулась кавалерия, успев за ночь обскакать побережье
по дуге лимана.
- Мы пропали - ни одного корабля в лимане! Князь Трубецкой опять обманул
армию. Не только хлеба, но даже осадной артиллерии к Очакову не прислал.
Манштейн добавил с лестью, пропитанной тонким ядом:
- Это могло бы устрашить кого угодно, только не вас, мой экселенц. (Миних
начал сопеть.) Конечно, - продолжал Манштейн, - ваше сиятельство имеет случай
блеснуть своим гением и... Не взять ли вам этот Очаков голыми руками?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Число пушек в этой империи
громадно!
Х.-Г. Манштейн
- Глас свыше - это глас пушек! - сказал фон Бисмарк.
Из окон башни рижского замка виднелась полноводная Двина, заставленная ко-
раблями. Прошел торговец с коромыслом, на котором висели для продажи связки
свечей сальных, словно гроздья бананов. Русская девка-франтиха торговала из
корзин лубяных лимонами. Заезжий архангелогородец тащил на базар несуразный
куль мороженой трески. Говорливые бабы несли в сырых тряпках скатки сочного
творога. Поражало в Риге обилие евреев на улицах; местные шейлоки как будто
ничего не делали, но всегда при деле находились... А за рекою видел Бисмарк -
поля, луга, леса, укрывавшие Митаву; крутились крылья мельниц и высились там
шпицы пасторатов, похожие на мызы баронские.
- Латы мне! - приказал фон Бисмарк.
Слуга стянул на лопатках губернатора тесемки латные. Из груды перчаток
Бисмарк выбрал боевые - уснащенные стальными лепестками. Шпагу он отбросил -
взял палаш. Войска построены. Пушки заряжены. Более ждать нельзя! Бисмарк за-
кинул латы плащом и, звеня коваными ботфортами, пошагал вниз по лестнице.
Ударом ноги он распахнул двери замковой башни, вышел на набережную, сел в ка-
рету.
- Дирекция - на Митаву! - приказал офицерам.
