отчаянный и любовник всех женщин, которые только имели счастье попасться ему
на дороге.
Сегодня он проснулся в постели чьей-то жены.
- Надо ехать! - вскочил принц, быстро одеваясь.
- Куда вы, друг мой?
- Сначала в Дрезден.
- Зачем? Или Парижа мало для безумств ваших?
- Короны - не пуговицы, на земле не валяются.
- Ах, боже! Хоть поцелуйте меня на прощание...
- Некогда!
Загнав сорок восемь лошадей, принц был уже в Дрездене, где его совсем не
ждал брат - король и курфюрст. А саксонский канцлер Брюль пугался каждый раз
при виде Морица.
- Ваше величество, - шепнул канцлер Августу III, - приглядывайте за своим
братцем: как бы он не перепутал гардеробы и не надел на себя вашей короны
вместо той, которую всю жизнь ищет!
Мориц Саксонский, волнуясь, свернул в трубку две золотые тарелки. В штопор
закрутил бронзовый канделябр. Взял кочергу от камина и кушаком обвязал ее
вокруг камер-лакея. Поглощая сорок шестой бокал вина, он сказал брату:
- У меня осталось теперь только три выхода. Первый - покончить жизнь само-
убийством. Второй - добыть корону Курляндии. А третий - изобрести корабль,
который бы плавал в Америку без помощи весел и парусов...
Мориц взял колоду карт, и она треснула в его пальцах, разорванная пополам,
чего не мог сделать никто из силачей. Опоясанный кочергой камер-лакей валялся
в его ногах, умоляя принца распоясать его, но Мориц размышлял, не замечая ла-
кея.
Август III отвечал брату:
- Избавь наш Дрезден от твоих похорон и не мучай себя механикой. Относи-
тельно же короны... ты не воображай, что будешь угоден на Митаве, ибо давле-
ние русской политики мы ощущаем здесь постоянно. Однако могу тебя утешить: ты
ничем не хуже Бирена, а я ратифицирую диплом на того герцога, которого избе-
рут в курляндском ландтаге открытым голосованием...
- Значит, все-таки избрание? Отлично. Я сажусь за сочинение писем на Мига-
ву, где меня еще не забыли и забудут, не скоро... Ого, сколько бочек с вином
было там выпито!
- Пиши. Но сначала распоясай моего лакея...
За столом Морица застало известие из Данцига о смерти герцога Фердинанда
Кётлера. В Дрездене давно поджидали русского посла, барона Кейзерлинга, но -
по слухам - он остановился в Митаве, чтобы способствовать избранию графа Би-
рена.
- Борьба обостряется! - воскликнул Мориц.
И перо еще быстрее забегало по бумаге. Это перо Морица, как и вся жизнь
его, было бравурна, пламенно, талантливо. Принц был в душе демократ. Вот ка-
кие перлы выскакивали из-под пера его: "Небольшая кучка богатеев, жадных до
наслаждений тунеядцев, благоденствует за счет массы бедняков, которые способ-
ны существовать лишь постольку, поскольку обеспечивают бездельникам-богачам
все новые наслаждения. Совокупность угнетателей и угнетенных образует именно
то, что принято называть обществом".
Мориц Саксонский был чрезвычайно опасен для Бирена, ибо он мыслил, он ки-
пел, он бунтовал! Недаром же этого человека безумно любила славная женщина
Андриенна Лекуврер...
А кто любил Бирена?
"Дин-дон, дин-дон... царь Иван Василич!"
Бирен с воплями вломился в комнаты императрицы.
- Анхен! Мы пропали, - зарыдал он. - Это ужасно... Ты прочти, что пишет
твой бывший поклонник... Мне с ним не совладать!
Бирен протянул к ней "афишки", разосланные по городам и весям Курляндии
агентами принца Морица Саксонсского.
"...вы уже предвидели настоящее бедственное поло-
жение и, надеюсь, произвели на этот случай выбор
в мою польз у... Вы поверите в готовность мою уме-
реть, сражаясь за вас, если надо будет сражаться!"
Бирен уже не вставал с колен, плачущий:
- Я ухожу! Мне с этим головорезом не справиться. Ты же сама знаешь, Анхен,
какой это человек... Ты сама рассказывала, что в молодости он тебя изнасило-
вал, несчастную, после чего ты и полюбила его... Откуда я знаю? - закричал
Бирен, вскакивая. - Может быть, ты его и сейчас еще любишь?.. Анхен, Анхен, -
горевал Бирен, - я пропал... О боже! Неужели каббалистика мрачных чисел меня
обманула?
- Не дури, - вдруг жестко произнесла императрица. - Наш Кейзерлинг уже в
Митаве. Я послала гонца вдогонку ему, чтобы барон там и сидел, а в Дрезден
пока не ехал. Сейчас все зависит от того, кого изберет курляндский ландтаг.
Вот ты на избрание божие, друг милый, и уповай...
Она стала писать указ, в коем предписывала властям словить принца Морица,
яко разбойника, ежели он близ рубежей обнаружится. "Сей указ, - заключала Ан-
на Иоанновна, - содержать секретно и никому, кто бы ни был, о том не объяв-
лять, и для того перевод его на немецкий язык тут приложен, дабы лучше вразу-
меть смогли..."
Громогласный бас императрицы оглушил скороходов:
- Гей, гей, гей! Готовить курьера до Рига поспешного...
Спокойствием своим она внушала Бирену надежду; вернувшись к себе на Мойку,
граф наказал Брискорну:
- И ты, мой паж, тоже скачи в Ригу - прямо к генералу Бисмарку. Не вздумай
лошадей жалеть! Лети, как ветер... А шурин мой, бравый Бисмарк, уже знает,
что ему делать дальше. Ты понял? Так скачи... Поверь, озолочу!
Лучшие лошади в Европе, лошади из конюшен Бирена, всхрапнули возле подъез-
да. Брискорн запрыгнул в глубь возка и - поскакал. Но поскакал совсем не в
Ригу; он прибыл на мызу Вюрцау, что стоит на Аа-реке, где проживал могущест-
венный ланд-гофмейстер Курляндии, барон Эрнст Отго Христофор фон дёр Ховен -
злейший враг всех Биренов!
- Лучше быть рабами России, - сказал Брискорну фон дёр Ховен. - Переживать
непогоду следует не под маленьким, а под большим деревом...
Ланд-гофмейстер натянул перчатку, пошитую из шкуры змеиной. Желто-черные
штандарты реяли над унылыми лесами. Малиновый плащ с подбоем из горностая
стелился за Ховеном по лазурным паркетам замка Вюрцау. Старый барон напоминал
пса, у которого вздыбилась шерсть на загривке...
Без выборов не обойтись, как и без пушек - тоже!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бранные мышцы солдат уже напряглись для битв. Пора бы и двигаться армии на
Черноморье, но Миних от похода скорого что-то отлынивал, осторожничая.
- Травы-то еще нет, - говорил он. - Травы дождемся...
На этот раз решено было по рекам к морю спускаться, а князю Трубецкому ве-
дено от Миниха - кораблями же - хлеб и осадную артиллерию под Очаков доста-
вить. Вообще фельдмаршал не признавал за флотом боевого значения и корабли с
телегами часто путал.
- Разница между телегой и кораблем невелика, - утверждал фельдмаршал. -
Телега по земле едет, а корабль по воде плывет. Но все одинаково грузы должны
перевозить...
В русскую ставку прибыло немало офицеров из стран европейский. Иные втуне
надеялись пронаблюдать, как об стены Очакова будет Россия лоб себе разбивать.
Особенно много соглядатаев прислала Вена, и цесарцы на руках носили принца
Антона Брауншвейгского; племянник императора Карла VI, он был для них - как
бог, что Миниху явно не нравилось:
- Здесь бог един - великий Миних!..
Из русских генералов состояли при армии - Аракчеев, Тараканов, Леонтьев,
князь Репнин, Бахметьев, прибыл из Оренбуржья и Румянцев. Миних его невзлю-
бил; Румянцев же меж тем водил солдат в лесок, где они веники тысячами вяза-
ли.
- Если собрались париться, - язвил Миних, - то баню я вам обещаю... Толь-
ко кровавую баню!
- Нет, фельдмаршал. Коли татары степь подожгут, нам пожара не загасить. А
вениками завсегда огонь степной и тушат...
Из числа своих приближенных Миних более всего побаивался талантливого шот-
ландца Джемса Кейта, соперника в нем подозревая. Кейт справедливо требовал от
фельдмаршала точности:
- А разве князю Трубецкому можно провиант доверить?
- Не съест же он его, - увиливал Миних.
- А пушки сумеет он доставить к Очакову?
- Уверен. Князь обещал' мне спустить прямо к Очакову плашкоуты с хлебом и
пушками.
- А где план Очакова, который мы должны брать?
- Нет плана! - огрызался Миних. - И так возьмем. Знаю лишь одно, что кон-
фигурация цитадели Очаковской шестиугольная.
- Как же, - настаивал Кейт, - без плана на штурм идти?
- Бог! - отвечал Миних. - С нами бог... Ясно?
С верфей брянских спустили по Десне к Киеву множество кораблей. Плоские,
как блины, они были способны перевалить пороги днепровские, годны и на мелко-
водьях лиманов черноморских. Пехоту сажали на корабли, вручали солдатам весла
многопудовые. Офицеры флота тут же наспех учили солдат, как ловчее воду вес-
лом загребать, как по вечерам мозоли на ягодицах залечивать. И наполнился
Днепр чудесным видением флота, который в свои паруса ловил ветер попутный. А
на передней галере, подставив солнышку громадное пузо, величаво плыл к славе
сам Миних.
- Вот и травка показалась, - говорил, млея, а рядом с ним возлежала на
коврах смешливая Анна Даниловна, которой родить впору...
Тянулись Днепром вдоль рубежей с Речью Посполитой, за Кременчугом откры-
лись перед армией безлюдные места Сечи Запорожской - скоро уже и Переволоч-
ная, где после Полтавы безутешно рыдал королевус шведский. Миних выбил трубку
о борт корабля, тишком признался пастору Мартенсу:
- Ума не приложу, как до Очакова добираться станем...
Сгрузились на берег. Бойко заторговали греки-маркитанты, чуя поживу. От
скрипа многих тысяч телег болели уши. Гнали скотину гуртами - на прожор вели-
кой армии. Возле кобыл-маток, тыкаясь носами под животы их, бежали бархатные
жеребятки. Лохматые и грязные верблюды, гримасничая, с недо- вольством тянули
пушки. Золотистые быки, весне радуясь, игриво бодали пугливых коров. Среди
массы животных, колесниц и орудий солдаты проносили рогатки, похожие на тара-
ны. В довершение всего раздался дикий женский вопль... Вблизи порогов днеп-
ровских, посреди шума военного компанента, княгиня Анна Даниловна породила
здоровую крикливую девчонку, которую нарекли в честь царицы - Анною.
- Разве же это армия? - брезгливо говорили австрийцы и наблюдатели стран
прочих. - Это ведь табор дикий. Орда какая-то...
Казалось, сам черт ногу сломает в этой неразберихе. Но вот Миних в ярком
халате вышел из шатра, взмахнул жезлом:
- Пошли! Дирекция - на Бендеры!
Войска тронулись, и сразу обнаружилось, что порядок всетаки существовал.
Орда превратилась в армию, покорную дисциплине, и даже любая корова, обречен-
ная в пути на съедение, казалось, заняла надлежащее ей место. Поднялась тут
пыль, пыль, пыль... Ох, и пылища! Потянулись обозы, обозы, обозы... Они были
столь тягостно велики, что арьергард армии подходил к лагерю на рассвете,
когда авангард уже поднимался в путь. Даже сержанты гвардии имели для нужд
своих до 16 возов с барахлом. А багаж генерала Карла Бирена тащили сразу 30
быков и лошадей, 7 ослов и 15 верблюдов...
Стоило армаде русской застрять на минутку, как после нее земля оставаясь
будто выбритой, - несчастный скот успевал сожрать под собой каждую травинку.
На походе, при появлении Миниха, деташемент лейб-гвардии до земли склонял
свои знамена. Вдали от столицы фельдмаршал уже принимал царские почести, на
которые церемониальных прав не имел! Считая знания свои всеобъемлющими, Миних
по вечерам в шатре своем учил Анну Даниловну, как ей следует давать грудь
младенцу.
- Да не учи ты меня, Христофор Антоныч, - обижалась дама. - Это уже шес-
той у меня... Как-никак и без твоих инструкций выкормлю!
Ласси поднял свою армию на поход раньше Миниха; она струилась на Крым сте-
пями приазовскими; здесь меньше было пышностей, но зато больше внимания к лю-
дям, отчего войска и шагали напористо.
Далеко протянулась вдоль берега моря сакма, пробитая татарами и ногайцами.
Дико тут все, одичало. Выходя из Азова, фельдмаршал Ласси встретил разрушен-
ный Троицкий острог на Таган-Роге и заложил тут крепостцу с пушками<2>.
Гигантской тысяченожкой, ощетинясь багинетами ружей, двигалась армия на
