-- Что же делать? -- затравленно огляделся Вьярд.
-- Открыть двери -- и вперед! -- Жестокая усмешка искривила губы Дори.
-- Чтобы тебя превратили в подушечку для игл, только вместо игл будут
ихние стрелы? -- взвизгнул Вьярд.
-- Погодите, погодите! -- поднял руку Глоин.-- Дверь им сломать вряд ли
удастся -- она не из тех, что можно пробить или сорвать с петель,
Давайте спокойно отступим через восточную дверь -- ту, что под окном.
-- И куда же дальше? -- проворчал Бран, косясь на содрогающуюся под
размеренными ударами дверь.
-- Вниз,-- пожал плечами Глоин.-- В конце концов, мы пришли сюда
разбираться не с орками. Лестница идет до Первого Глубинного, оттуда мы
легко проникнем в Замковый Зал и ниже.
-- Никуда мы уже не проникнем,-- вдруг мрачно усмехнулся Торин,
незаметно отошедший к восточной двери.-- Мы окружены, это ловушка...
Не сговариваясь, гномы гурьбой кинулись к противоположной стене. Из-за
восточной двери доносились те же топот и рычание. Сама дверь, как и первая,
запиралась заклинанием, и опасаться того, что враг силой прорвется сюда, не
приходилось; но что же делать дальше?
Липкий холодный страх расползался по сердцу хоббита; положение казалось
безвыходным. Он видел, как отяжелели гномьи лица, как сдвинулись брови...
Разговоры пресеклись; все подавленно молчали.
-- Будем прорываться,-- хрипло проговорил Хорнбори.-- Если только они
не выкурят нас отсюда, точно крыс из норы.
Никто не возразил ему, и тогда Торин сказал, вдруг принявшись
разворачивать свое одеяло:
-- Тогда нам нужно как следует отдохнуть... Двери им не сломать, так
что можно спокойно поспать несколько часов, а там...
-- Погодите! Может, мы сумеем с ними договориться? -- с робкой надеждой
подал голос Вьярд.-- Может, откупимся чем?
-- Разве что тобой,-- сверкнул глазами Дори, и об этом больше не
вспоминали.
Гномы достали одеяла, свободно разлеглись и закурили.
Грохот за дверью не умолкал. Не было слышно ни криков, ни визга -- орки
долбили дверь молча, и от этого становилось еще страшнее. Фолко не находил
себе места и ворочался с боку на бок. Рядом посапывал невозмутимый Малыш,
задремавший так же, как если бы находился в какой-нибудь аннуминасской
корчме. Взгляд хоббита, бесцельно метавшийся по стенам и потолку, вдруг упал
на окно, и в ту же секунду его словно подбросило.
-- Торин, Торин, а что, если так? -- Он ткнул пальцем в направлении
небольшой квадратной отдушины в стене, откуда проникал свет.-- Что там,
внизу?
Торин несколько мгновений молчал, соображая, а потом вскочил и ринулся
к окну, на ходу поднимая остальных.
Спустя минуту все гномы ожесточенно потрошили свои мешки, добывая из их
глубин длинные веревки с железными кошками на концах,-- добраться до окна
было непросто, нужно было проползти несколько саженей по наклонно уходящей
вверх световой шахте. И неизвестно еще, как потом спускаться вниз...
Все это происходило в молчании. Кучка гномов, собранных и необычайно
сосредоточенных, столпилась у восточной стены. Глоин метнул якорь, стальные
крючья зацепились за край оконного проема. Гномы переглянулись, и тогда
вперед выступил Малыш. Ловко, точно всю жизнь только и занимался, что лазал
по канатам, он пополз вверх, упираясь ногами в стены шахты. Вскоре он
добрался до окна и высунулся наружу. Он смотрел долго, бесконечно долго, у
Дори побелели костяшки на судорожно стиснутых кулаках; наконец Малыш
оторвался от созерцания окрестностей и повернулся к нетерпеливо ожидающим
товарищам.
-- Нужно сползти саженей на тридцать -- там есть окно,-- громким
шепотом сообщил Малыш.-- Но скала что твое зеркало...
-- Веревки крепи,-- тоже шепотом распорядился Торин.
Прицелившись, Малыш столкнул вниз два толстых серых комка, потом
перегнулся, вгляделся и радостно хлопнул себя по бокам.
Все это заняло у них немало времени. Сначала ушли Торин и Хорнбори. За
ними остальные -- налегке, в кольчугах и с одними топорами. Оставшиеся в
Летописном Чертоге переправили вслед за ними мешки и затем ушли сами.
Последними покинули Чертог Дори и Фолко. Уже ныряя в черноту нижнего окна,
Фолко пожалел, что, во-первых, во время спуска не смог оторвать взгляда от
скалы, и во-вторых, что не захватил с собой ни единой гномьей летописи.
И вновь темень переходов Шестого Яруса, вновь они торопливо уходят
куда-то во тьму, вновь в свете факелов появляются и исчезают лестницы, арки,
перекрестки, высокие залы с колоннами и без них... Их путь продолжался
несколько часов. Они вновь одолели долгий плавный подъем и очутились, как
шепотом объявил Двалин, вновь на Седьмом Ярусе.
-- Без живого орка я отсюда не уйду,-- упрямо гнул шею Торин в ответ на
увещевания товарищей.
После долгих и осторожных поисков они отыскали вход в Тайную Галерею и
там, за несокрушимой каменной дверью, устроили очередной временный лагерь.
Дав себе еще раз краткий отдых, гномы и Фолко вновь отправились на охоту.
Конечно, если бы не искусство Глоина и Двалина, им бы никогда не
удалось подобраться к оркам незамеченными. Число врагов, казалось, не
превышало тридцати; все они действительно заметно отличались от первых
встреченных ими орков. Они казались крупнее, выше и прямее, с не столь
длинными руками и более правильными лицами, хоть и косоглазыми; вместо
излюбленных орками ятаганов у них были короткие и толстые обоюдоострые мечи.
Зал, где они подстерегали орочий отряд, был тупиковым, из него имелся
лишь один выход -- именно его и перекрыла шеренга закованных в сталь
товарищей Фолко. До их слуха доносились далекие, глухие удары тарана в
несокрушимую дверь Летописного Чертога. Торин бесшумно выхватил из-за пояса
топор -- и гномы молча, единым железным кулаком, ударили по ничего не
подозревающему противнику.
Затаивший дыхание Фолко, на сей раз оставленный позади со своим луком,
ожидал, что его друзья пройдут через толпу врагов, как и в прошлый раз --
легко, стремительно, неудержимо; однако вместо воплей ужаса гномов встретил
лишь яростный рык многих десятков глоток -- и из зала, скупо освещенного
несколькими факелами на стенах, на тангаров двинулись покрытые глухой броней
орки-панцирники; в воздухе свистнули стрелы, справа и слева на атакующих
нацелились кучки мечников; сталь звонко ударила в сталь; пробитый было строй
орков быстро затягивал брешь; врагов становилось все больше, никак не меньше
шести десятков, и дрались они не в пример предыдущим -- отчаянно и умело.
Фолко рванул из колчана первую стрелу.
Окруженные с трех сторон, гномы, однако, не потеряли ни стойкости, ни
самообладания; огрызаясь короткими неотразимыми взблесками топоров, они
медленно стали отходить к выходу из зала; приглядевшись, Фолко увидел, что в
середине строя его товарищи тащат нечто судорожно дергающееся, извивающееся.
Орки напирали, из их глоток рвался неистовый, звериный не то рев, не то
клич; ни одна из сторон не уступала другой, но сраженных на полу почти не
было. Фолко уложил лишь двоих, еще одного ранил; десяток же стрел пропал
даром, скользнув по прочным орочьим доспехам. Между гномами и орками
возникла пустота -- орки медленно надвигались, гномы столь же медленно
отходили, пока вдруг истошно не заверещал тот, кого гномам удалось скрутить.
В тот же миг пустое пространство между наступавшими и отходящими исчезло;
орки кинулись прямо на гномьи топоры, не щадя себя; две подряд стрелы
хоббита угодили двум оркам в уязвимые места -- между нагрудником и шлемом,
однако орки расстроили порядок в отходившей до этого спокойно и мощно кучке
гномов, и отход превратился в бегство. По счастью, гномам удалось оторваться
от преследователей; они нырнули в какой-то узкий коридорчик и скрылись в
непроглядной тьме. Орки, у которых оказался лишь один факел, промчались
мимо, а товарищи Фолко и он сам после всех треволнений этого дня добрались
до надежных дверей Тайной Галереи, где смогли наконец перевести дух.
Гномы тяжело дышали, их доспехи носили глубокие следы вражеских ударов;
Балин был ранен в плечо -- кольчуга его подвела; Брана спасло лишь чудо --
меч орка скользнул по его забралу, оставив на нем глубокую вмятину. Не было
слышно обычного гномьего хвастовства и похвальбы -- все отводили глаза и
угрюмо глядели в пол; не нужно было доказывать, что спаслись они лишь чудом.
Гномам удалось убить лишь пятерых противников; еще четырех сразили
стрелы хоббита. Взоры невольно обратились к лежащему на полу скрюченному
пленнику. По знаку Торина его подтащили ближе к разложенному костру.
Орк оказался крупным, почти на голову выше самого высокого среди гномов
Строна. В рыжем свете пламени кожа его лица и рук казалась почти коричневой;
глаза -- узкие, косые -- были как у большинства его сородичей, однако нос
напоминал скорее человеческий, как и рот с твердыми, хорошо очерченными
губами. Высоким был и его лоб, в отличие от низких и плоских, что имели
большинство горных орков. Его глаза ненавидяще смотрели на гномов; в этом
взгляде не было страха -- лишь ненависть и какая-то глубокая, до удивления
осмысленная обреченность. Торин начал допрос. Он задал обычные вопросы:
откуда орки пришли в Морию, что хотят здесь делать, сколько их, кто
предводители -- однако пленник упорно молчал, равнодушно уставившись в
каменный пол. С глухой угрозой в голосе Торин повторил вопросы -- ответом
ему вновь было ожесточенное молчание.
-- Железо калите,-- хрипло приказал Торин своим, и Дори со Скидульфом
сунули в пламя несколько длинных крючьев.
-- Так что, будешь говорить, или как? -- зловеще произнес Торин,
выразительно глядя на пленника.
Тот заметно вздрогнул, но ничего не сказал. И тут Хорнбори решительно
отстранил Торина и шагнул к пленному. Фолко удивился -- никогда еще
велеречивый и степенный Хорнбори не имел столь величественного и властного
облика. Он поднял правую руку, и золотой ободок Кольца сверкнул подобно
небольшому язычку пламени, вдруг впрыгнувшему в руку гнома. Секунду Хорнбори
глядел в упор на орка, а затем тот медленно и с усилием заговорил. Гномы
изумленно переглянулись. Орк говорил на Всеобщем Языке, но плохо, хоббит
понимал его с трудом.
Отвечая взявшему допрос в свои руки Хорнбори, орк хрипло и растерянно
поведал приумолкшим гномам, что его соплеменники пробились в Морию силой,
когда она уже была покинута ее старыми хозяевами; тут им пришлось
столкнуться с орками другого племени, пролезшими сюда еще при последних
гномах; между племенами началась вражда. С искривившихся губ пленного
срывались неразборчивые проклятья в адрес этих врагов; он ненавидел их едва
ли не больше, чем гномов. На вопрос же Хорнбори, откуда они взялись сами и
откуда -- те орки, что противостоят им, пленник ответил, что его род -- из
тех, что служили когда-то великому магу и чародею, чье имя теперь помнят
лишь старейшины; этого давно умершего, к несчастью, повелителя они называли
Белой Рукой. Фолко сразу встрепенулся.
Орк рассказал еще немало интересного о том, как немногие его сородичи,
уцелевшие в огне последней войны, укрылись в ущельях и долинах Туманных Гор;
как роханцы охотились на них, точно на зверей; как пришли вести о том, что
Белокожие перебили до последнего всех орков, пытавшихся укрыться на Севере;
тогда его сородичи решили попытать счастья в подземельях... Гномы узнали
также, что сюда, в Морию, прорвалось почти семь тысяч орков-бойцов и вдвое
больше их женщин, стариков и детей.
Фолко дернул Хорнбори за рукав и шепнул ему на ухо несколько слов; гном
