кинжал, он несильно, наугад ткнул в гладко отполированный гранит, и губы его
сами собой прошептали:
-- О Элберет! Гильтониэль!
Он не удивился, увидев, как медленно разошелся в стороны камень,
открывая низкий черный проход. На клинке медленно угасало голубое сияние...
-- Фолко! Фолко, где же ты? -- вырос за его спиной Малыш с факелом и
осекся, увидев открывшийся проход.-- А это еще что такое?
Согнувшись в три погибели, он, Фолко и Торин поползли по низкому
тоннелю. Он круто загибался вправо, и -- чудное дело! -- их ладони утопали в
толстом слое пыли, невесть как появившейся здесь, и Фолко услышал, как Торин
вполголоса пробормотал:
-- Сколько же веков тут не ходили? Коридор внезапно кончился, они
оказались в небольшом зале, пол которого покрывал столь же толстый слой
пыли. Факелы осветили грубо отделанные стены, простые каменные лавки, низкий
потолок без всяких украшений, а посредине -- огромную каменную наковальню и
нависший над нею темной громадой исполинский горн. Над ним в потолке
виднелось узкое отверстие вентиляционной шахты.
Торин и Малыш бухнулись на колени.
-- Горн Дьюрина...-- одними губами прошептал Торин.
А потом началось нечто невообразимое. В кузню протиснулись остальные,
зажглись новые факелы, и гномы, сев в круг, вдруг все хором запели тягучую
торжественную песнь на своем странном языке. Фолко не понимал ни слова, но в
слитных гортанных созвучиях ему наяву слышались удары молота. Дивным огнем
горели глаза гномов -- это был их звездный час!
Немало времени, как показалось хоббиту, минуло с того момента, как они
вошли в Зал Дьюрина, однако на самом деле прошли лишь минуты. Потом Грани,
отправленный назад, в Сто Одиннадцатый Зал, поднял тревогу, и хоббит своими
глазами увидел охоту на Огнистых Червей.
Черви, как и предсказывал Глоин, стали выползать из тьмы коридора к
подстреленному Фолко сородичу. Командовал Глоин; железная сеть падала на
огненные изгибы стремительного тела. Червь отчаянно извивался, стальная сеть
раскалялась докрасна, но гномы специальными крючьями, отыскавшимися в Кузне,
волокли обитателя подземелий к Горну...
А потом, когда в наглухо закрытом каменном Горне зловеще шипел,
извивался, плевался огнем добрый десяток Червей, Фолко с интересом
разглядывал оставленные ими следы на камне. Черви умели плавить его и в
случае надобности могли прокладывать ходы прямо в скалах, словно их дождевые
сородичи где-нибудь на хоббитанском газоне. Торин собрал всех гномов в
тесный круг. Началось таинство...
Трудно было хоббиту понять, о чем говорят друзья. С трудом, по обрывкам
фраз, он уразумел, что речь идет о том, чтобы воспользоваться находкой и
выковать себе небывалое мифриловое оружие, соединив в нем силу Кольца и
Памяти Дьюрина. Фолко не очень понял, что это такое. Гномы заговорили о
чем-то давно знакомом, словно начали сбываться их самые заветные, самые
тайные мечты. То быстро, то медленно падали в тишине Кузни Дьюрина слова
древних заклинаний - и ярко лучилось золото Кольца, снятого Хорнбори с
пальца и по очереди переходившего от одного произносящего заклинание гнома к
другому. А потом в горнило, к Червям, сунули слиток мифрила и несколько
железных брусков, найденных за Горном. Не пожалели гномы и каких-то пахучих
снадобий из толстых древних бутылей зеленого стекла, что стояли, покрытые
пылью, на полках вдоль стен.
Ярко, очень ярко вдруг полыхнуло пламя в Горне, и гномы стали в тесный
круг, закрыв спинами происходящее... Дальнейшее слилось для Фолко в долгие
часы, когда без устали звенели молоты, яростно брызгался расплавленный
металл -- ибо в Горне его можно было не только калить, но и плавить.
Откуда-то появились сложные формы, огненной струйкой бежал жидкий металл по
приготовленному для него руслу, а потом вновь его кидали в горнило, и после
не жалели рук молотобойцы. Лишь краткие перерывы делали гномы, чтобы наспех
проглотить кусок хлеба и пропустить стакан пива, и вновь возвращались к
наковальне...
Но не только ковали они. Наступил час, когда Торин с брезгливым
выражением на лице швырнул в жар Горна меч из Могильников, что так долго вел
Умертвие по их следу. Фолко ждал чего-то необычного, но яростный пламень
Червей, так накаливший стены Горна, что к ним нельзя было не то что
притронуться, но даже стоять рядом, молча поглотил изделие неведомого
кузнеца, посвященное мертвому миру, и оно превратилось в сверкающую лужицу.
Однако, стоило хоббиту зажмуриться, как до его слуха донесся жуткий
замогильный вой, исполненный боли и бессильной ярости. Перед мысленным
взором хоббита предстала странная картина: темные холмы, деревья на склонах
-- и колеблемое ветром белесое существо в плаще и шлеме, древнее,
отвратительное, смертоносное. И умирающее. Меч, посвященный Призраку
Могильников, исчез, а вместе с ним исчезло и средоточие древнего Мрака.
Налетевший ветер изорвал серый плащ в мельчайшие, невидимые клочья, шлем
распался ржавой трухой...
В конце концов хоббита сморил сон. Гномы, казалось, совсем забыли о
нем; работа поглотила их целиком. Фолко привык к тяжелым звонким ударам,
перестав замечать их...
Когда он проснулся, в Кузне стояла непривычная тишина; теперь гномы
сосредоточенно тянули из огненной массы длинные и тонкие нити, вили кольца;
с необычайной ловкостью трудились их пальцы -- цепочки кольчужных колец
росли прямо на глазах... Лишним и ненужным почувствовал себя в тот миг Фолко
-- и молча принялся за готовку.
Много часов прошло, пока не утомились самые стойкие. Однако оттащить
гномов от горна оказалось не так-то просто. Несколько часов сна, наспех
проглоченный кусок хлеба и вяленого мяса--и снова за работу...
Потянулись долгие подземные дни. Время замедлило свой ход, Фолко
чувствовал, что бодрствуют они много больше, чем обычно, на поверхности.
Гномы экономили провизию, стараясь растянуть имеющийся запас на подольше.
Фолко же оказался совсем не у дел. Обычно он забивался в самый угол Кузни и
молча смотрел, как взлетают и падают тяжелые молоты. Гномы ковали себе новые
топоры и короткие толстые кинжалы, низкие, закрывающие всю голову шлемы с
подвижными забралами, кольчуги, сплошь покрытые чешуей мифриловых пластин...
Иногда они отправлялись вниз по коридору к Копям за новыми Червями; ловить
этих тварей оказалось трудно и опасно, приходилось долго блуждать по гулким
тоннелям в ожидании заветного отблеска на стенах -- и тогда в ход снова шла
надежная стальная сеть, уже не раз, правда, залатанная. Страхи куда-то
отступили; они напоминали о себе лишь постоянным тупым чувством неясной
тревоги, к которому все привыкли и перестали замечать.
Прошло не меньше семи длинных "подземных дней" с того часа, как под
руками хоббита открылся проход в заветную Кузню. И вот у Фолко неожиданно
словно заложило уши -- такая тишина вдруг настала в Кузне. Работа была
окончена, и гномы гурьбой подошли к растерявшемуся от этой тишины хоббиту.
Торин выступил вперед и молча, почтительно поклонившись, положил на колени
хоббиту небольшой шлем с глухим забралом, кольчугу-бахтерец, кольчужные
оплечья, латные рукавицы, поножи и новые метательные ножи. Фолко задохнулся,
глядя на чудесный подарок; не в силах вымолвить ни слова, он крепко прижал к
груди драгоценные доспехи и дрожащим голосом принялся сбивчиво благодарить
друзей; гномы блаженно жмурились -- чувствовалось, что им приятны похвалы
неискушенного и искреннего хоббита.
А потом Торин набросил на вбитый в стену крюк свою старую кольчугу и
сплеча рубанул по ней своим новым топором. Лезвие высекло искры, а на плече
доспеха появилась узкая прямая дыра; гномы одобрительно зашумели. Тогда
Торин точно так же испробовал на своем новом вооружении старый топор --
оружие отлетело от мифрильного доспеха с такой силой, что вырвалось из руки
гнома и со звоном упало на пол.
После этого они недолго оставались возле Горна Дьюрина. Прихватив с
собой по несколько слитков драгоценного истинного серебра, они зашагали по
коридору Огнистых Червей вниз, к бесконечным лабиринтам Морийских Копей.
Становилось все жарче, мучила жажда, навстречу им из глубины шел поток
горячего воздуха. Фолко обливался потом; воды в Копях не было.
Почти наугад брели они по бесконечным, похожим друг на друга как две
капли воды горным выработкам. Два или три раза они натыкались на Червей,
спешивших убраться с их пути; по-прежнему они не замечали ничего
подозрительного. Все чаще сдвигались к переносице брови Торина; все чаще лез
вперед Хорнбори; все чаще сокрушенно вздыхал Вьярд.
Не принесли желанного отдыха и несколько томительных, душных часов, в
которые они тщетно пытались заснуть. Не так много оставалось факелов; в
обрез было еды и, самое главное, воды. А спускаться становилось все труднее,
дорогу то и дело преграждали завалы; иногда между грудами обрушившейся
породы и сводами оставалось достаточно места, но чаще приходилось искать
обходные пути, и, если бы не знания Глоина и Двалина, они навеки остались бы
в этом страшном своей одинаковостью лабиринте. Однако шло время, а они не
могли отыскать в пустых выработках ничего, что дало бы ключ к разгадке.
Кое-кто из гномов пал духом; отчаяние порой овладевало и хоббитом. Как
ненавистны стали ему эти серые стены и потолки! Как устали глаза в этом
лишенном зелени и жизни мире! Ему часто снилась Хоббитания; сколько было
надежд, когда они с Торином только начинали путь!..
Однако хоббит ошибался, полагая, что вскоре они повернут назад и
последняя трудность на их пути к свету будет заключаться в преодолении засад
орков. Они упорно пробирались через очередной завал, когда шедший впереди
Дори неожиданно споткнулся, взмахнул руками, пытаясь удержаться, и с
коротким приглушенным воплем исчез между камней. Гномы бросились к тому
месту; среди камней чернела неширокая расселина, залитая непроглядной тьмой.
Несколько мгновений гномы с ужасом глядели на поглотившую товарища
каменную пасть; хоббиту казалось, что этот ненасытный рот кривится в злобной
и злорадной усмешке. Однако едва Торин рванул завязки своего мешка, чтобы
достать веревку, как из темноты снизу раздался знакомый голос Дори:
-- Эй, где вы там? Давайте сюда кто-нибудь еще, Глоин, Двалин! В жизни
не видывал таких коридоров...
У гномов вырвался вздох облегчения. Хорнбори склонился над расщелиной:
-- Дори, глубоко здесь?
-- Сажени полторы,-- последовал ответ.-- Как я только шею себе не
свернул!
Торин бросил вниз веревку, намертво привязав ее к одному из острых
обломков скалы, и вместе с Хорнбори, Глоином и Двалином скрылся в трещине.
Несколько минут снизу доносились их приглушенные голоса; Фолко не разбирал
слов, но говорили все с заметным удивлением. Наконец из дыры появилась
голова Торина.
-- Спускайтесь! -- позвал он.-- Не знаю что, но что-то мы, похоже,
нашли.
Осторожно и молча, гномы по одному пропадали в загадочной расщелине.
Ловкий хоббит спустился без труда, хотя мешок за плечами изрядно мешал.
Ощутив под ногами камень, Фолко огляделся.
Они стояли в невысоком коридоре, совершенно округлом, без обязательного
во всех морийских переходах спрямленного пола. Идеально ровные стены тоннеля
не носили следов полировки; кое-где застыли небольшие черные потеки, словно
отвердевший расплав.
-- Это не прорублено,-- нарушил молчание Глоин.-- Это проплавлено, или
я ничего не понимаю в тоннелях!
Обмениваясь короткими репликами, гномы ощупывали необычные стены. В
свете факелов была еще видна щель в потолке и свисающая веревка. Торин
