ленной на светило, дает на круге отсчет градусов и минут. Как
объяснил хаким, зная число градусов возвышения и азимутальное
число относительного исфаханского меридиана, можно определить
местоположение любой звезды на небесной сфере. Для большей наг-
лядности хаким показал некую сферу из меди, которая походила на
земной глобус. На эту сферу были нанесены созвездия. Такой уви-
дел бы аллах вселенную, если бы пожелал взглянуть на нее с высо- [А-017]
ты высот.
Хаким долго объяснял значение некоего медного пояса, называе-
мого эклиптикой. Понять что-либо было совершенно невозможно.
Умственное напряжение могло вызвать сильнейшую головную боль. И
великий муфтий ужаснулся...
-- А что, твои друзья тоже вычисляют этот угол? спросил он
хакима.
Хаким ответил:
-- И этот, и многие другие.
Муфтий взглянул на каждого из них и обратился к самому себе с
таким вопросом: "Неужели делать им больше нечего?" Но вслух, ра-
зумеется, этого не сказал. Он сказал совершенно противоположное:
-- Это удивительно... Это трудно своей трудностью...
Великий муфтий вновь пожелал взглянуть на главную астролябию
-- гордость обсерватории, -- с тем чтобы бросить взгляд на все-
ленную через две щели в алидаде. Ему с готовностью помогли в
этом. И муфтий увидел то, что увидел: малюсенький кусочек сине-
го неба. Это было все равно, что смотреть на небо сквозь
игольное ушко.
-- И что же? -- недоуменно спросил муфтий.
-- Наблюдатель видит звезду или Луну, -- пояснил хаким.
-- Это ночью?
Да, ночью.
-- И так все ночи?
-- Да, много ночей.
Муфтию хотелось узнать: зачем все это? В самом деле, разве
аллах не сотворил гармонию, достойную его величия? В чем смысл [А-017]
наблюдений? Раскрыть тайну его деяний? Это невозможно! Только
аллах знает свои тайны и верно хранит их. Чтобы прославить его [А-017]
деяния? Но это уже сделано в великой Книге. Пророк пророков Му-
хаммед возвеличил аллаха превыше возможного. Что же в состоянии [А-017]
сделать эти люди в этой обсерватории? Они или лгут, или заблуж-
даются. Одно из двух. Нет, зачем нужны эти ночные бдения, это
дорогостоящее здание, эти дорогие приборы и эти рты, которых
обязана кормить казна его величества?
Великий муфтий не спеша обошел круг, потирая руки и говоря:
-- Велик аллах! Велик и милосерден... [А-017]
Он искренне не понимал, к чему все эти премудрости с градуса-
ми и минутами, эклиптикой и горизонтом? Разве не сказано в Кни-
ге: "Ему принадлежит то, что в небесах и что на земле: поистине
аллах богат, преславен!"? Так что же получается? Смотреть на не- [А-017]
бо, чтобы прославлять аллаха! Но этого уже не требуется. Это [А-017]
сделано наилучшим образом пророком из пророков. А может быть, в
опровержение всего этого? Тогда затея эта не только богохульна в
сущности своей, но и тяжко наказуема, подобно воровству или гра-
бежам. Во имя чего построена обсерватория? Это надо знать, а
чтобы знать, надо уяснить . . .
Ходит по кругу в задумчивости великий муфтий, а ученые наблю-
дают за ним. Что скажет он? Благословит или проклянет?
Великий муфтий, заложив руки за спину, подходит к хакиму.
Долго, изучающе глядит на него, и борода его трясется на легком
ветерке.
-- Омар, известна ли тебе Книга? -- Муфтий обращается к хаки-
му строго, как учитель.
-- О да! -- отвечает хаким. -- Я знаю и эту, и много других.
Память у меня свежа, и я читаю наизусть многие книги.
-- Нет, -- останавливает его муфтий, -- я имею в виду Книгу
всех книг, источник всяческой мудрости и всяческого блаженства,
оружие против нечестивых и щит правоверных. Я говорю не о мно-
гих, но только об одной. Да будет это тебе ясно, Омар!
Омар Хайям склоняет голову в знак того, что все уразумел в
точности.
-- В Книге сказано: "Он научил корану, сотворил человека, [К-021]
научил его изъясняться. Солнце и Луна -- по сроку, трава и де-
ревья поклоняются..."
Хаким продолжил речь великого муфтия:
-- "И небо Он воздвиг и установил весы..."
Муфтий был доволен. Он сказал:
-- Истинно сказано. Веришь ли ты Книге, в которой эти слова?
-- О да! -- сказал хаким.
-- Веришь ли? -- переспросил муфтий, словно бы усомнившись в
ответе хакима.
-- Да, да, да!
Муфтий провел ладонями по лицу своему и бороде своей, словно
освобождаясь от некой скверны, словно совершая некое омовение. И
сказал:
-- В таком случае зачем все это?
-- Это? -- Хаким крайне удивился. -- Что -- это?
-- Это, -- сказал муфтий и указал рукою на круг под ногами,
на астролябию над полом и многочисленные приборы под чехлами.
Хаким обменялся взглядами со своими друзьями. Они дали по-
нять ему, что на этот вопрос, столь прямой по сути своей, сле-
дует отвечать ответом, столь же прямым по сути своей. Но хаким
избрал другой путь, он нашел другую тропу, чем ту, которую пред-
лагали друзья его -- немного горячие, менее опытные, менее тер-
тые в делах дворцовых, где надо иметь три глаза -- два спереди,
обычные, и один на затылке.
-- В Книге сказано, -- продолжал муфтий: "О сонм джиннов и
людей! Если можете проникнуть за пределы небес и Земли, то прой-
дите! Не пройдете вы, иные как с властью". Как ты это понимаешь,
Омар?
И хаким ответил так, как ответил: с подчеркнутой любовью к
аллаху и его неисчислимым благодеяниям, к великому творению рук [А-017]
его. Ответил как истый мусульманин. Те, которые пришли с муф-
тием, изумились словам хакима, ибо были они сказаны с достойным
преклонением перед именем аллаха и его пророка Мухаммеда. Они [А-017]
решили про себя: "Вот человек, достойный похвалы!" Однако муф-
тий был выше их и видел дальше их. И он спросил :
-- Так к чему все это? -- И он обвел глазами то, на чем
стоял, то, на что взирал, что было вокруг него в обсерватории.
-- Его тайны безграничны, -- ответил хаким и положил руки на
грудь в знак величайшей покорности воле аллаха. [А-017]
-- Это так, Омар.
-- Если проживешь десять жизней, все равно не проникнешь ни в
одну из них до конца.
-- Это так, Омар.
-- А тайнам его несть числа. И считай их до конца дней своих
-- не сочтешь.
-- Это так, Омар. В Книге сказано: "Он сотворил человека из
звучащей глины, как гончарная..."
А хаким продолжил эту фразу из книги:
-- "..,и сотворил джиннов из чистого огня".
-- "Господь обоих востоков в господь обоих западов", Омар...
Хаким присовокупил:
-- "Он разъединил моря, которые готовы встретиться,.."
Великий муфтий вдруг замешкался... Память неожиданно измени-
ла ему. И это понятно: лет ему было немало. Но ведь Книга одна,
а лет много, и ничто не должно забываться из Книги, которая свя-
щенна. И хаким выручил его, говоря:
-- "Между ними преграда, через которую они не устремятся".
-- Верно, Омар. Так к чему же все это, я спрашиваю?
Хаким подумал немного, поклонился, словно бы кланяясь созда-
телю Книги. И это очень пришлось по душе великому муфтию. Но
ведь и хороший человек, ведь и правоверный может выйти на невер-
ную стезю, и тогда глаза его закрываются плотной завесой, и не
видит он ничего, кроме неверной стези, на которой стоит. Это
так! Великий муфтий может привести тому много примеров, и каж-
дый из них будет уроком для всего сущего, уроком жестоким, но
полезным.
-- Мой учитель, -- начал хаким, -- который есть и пребудет,
великий Ибн Сина, философией своею и знаниями своими усугубил
значение учения нашего и силу его...
-- Ибн Сина? -- спросил муфтий.
-- Да, он.
-- Ибн Сина? -- повторил это имя муфтий. -- Но при чем он? Он
был любимцем шахов и хаканов, его имя на святилищах наших. Он [Х-002]
слишком велик, чтобы произносить имя его на этой плоской кровле.
Он проникал в сердце мусульман, он врачевал во имя аллаха, прос- [А-017]
лавляя имя его.
-- Я отдаю себе отчет в том, что я ничто перед моим учителем,
-- с горечью сказал хаким. -- И мы не стоим мизинца его. Но смею
утверждать, что идем по стопам его и дорога, указанная им, пря-
ма и верна.
И тогда муфтий спросил в упор:
-- Какое же из благодеяний господа нашего вы сочтете ложным?
-- И он оглядел всех, кто стоял вместе с ним на этой кровле.
-- Проникнуть в тайны небесные не что иное, как найти дорогу
к судьбе и душе человека. Разве расположение светил безразлично
его величеству, тебе или простому землепашцу?
А муфтий твердил свое:
-- Какое же из благодеяний господа нашего вы сочтете ложным?
-- Работая здесь и не смыкая глаз по ночам, мы думаем о вели-
чии его и поражены тем, что видим. Разве это не есть одно из
благодеяний его, дарованных нам?
-- Нет, -- отрезал муфтий, -- я не о том. Я спрашиваю: "Ка-
кое же из благодеяний господа нашего вы сочтете ложным?" Тем са-
мым я говорю: для чего суета на этой кровле и ночи, полные бде-
ния, в то время, когда положено спать?
-- А познания? -- спокойно сказал хаким.
-- Какие? Во имя чего и кого?
-- В Книге сказано: "Опираясь на зеленые подушки и прекрас-
ные ковры..." Мы хотим, опираясь на них, то есть на господа на-
шего, найти решение многих тайн земли и неба. Но тайн миллион
миллионов, и чем больше открываешь их, тем больше рождается тайн.
-- Это так, -- согласился муфтий.
-- Мы желаем, наблюдая светила, воздать должное имени его и
замыслам его.
Муфтий улыбнулся, как бы спрашивая: "А так ли это?" Однако
хаким, словно не замечая этого, продолжал:
-- Тысяча наблюдений -- тысяча результатов. Тысяча наблюде-
ний -- тысяча исправлений. Поправка к поправке, и еще раз поп-
равка к поправке, и мы наконец приходим к истине. Возможно, все
еще приближенной к истинной истине. И эти движения, которые есть
наука, будут накоплением знаний, угодных человеку.
-- Человеку? -- прошептал муфтий.
-- Да.
-- Человеку? -- недоверчиво повторил муфтий.
-- Да, -- сказал хаким.
-- А не ему? -- и муфтий указал на небо. Указал глазами, пол-
ными благочестия.
-- И ему тоже.
Муфтию не очень понравился ответ Омара Хайяма: что значит
"тоже"? И можно ли ставить на одну доску человека и небо? Этот
ученый, кажется, готов пойти еще дальше и поднять человека выше
небесных сфер. Особенно в своих стихах... И муфтий спросил, как
бы невзначай:
-- Омар, а как твои стихи?
-- Мои? -- удивился хаким.
-- Ты же поет, -- сказал великий муфтий.
-- О нет! Я не могу претендовать на столь высокое звание.
-- Разве оно выше звания ученого?
-- Несомненно.
Муфтий многозначительно произнес:
-- Мне приходилось читать кое-какие рубаи...
Хаким продолжал, словно не расслышав слов муфтия:
-- Нет, я не поэт. Поэт -- это Фирдоуси. Если человек порою и
грешит стишками, он еще не поэт.
-- А кто же?
-- Так просто... мелкий баловник...
-- А я то думал... -- проговорил муфтий, но не закончил своей
мысли. Он хитровато посмотрел на хакима. И еще раз повторил: --
А я то думал...
И начал спускаться вниз по лестнице.
Хаким предложил гостю отобедать, но тот отказался под благо-
видным предлогом: ждут во дворце...
Хаким и его друзья проводили муфтия и его спутников до ворот.
Здесь муфтий остановился, чтобы напоследок посмотреть на обсер-
ваторию. Покачал головой, но не сказал ни слова. А на прощание
все же припомнил "поэта ".
-- Значит, вовсе не поэт? -- спросил он.
-- Истинный поэт -- Фирдоуси, -- уклончиво ответил хаким.
-- Я рад, что рубаи, которые ходят по рукам, не принадлежат
поэту. -- И муфтий вышел за ворота вместе со своими провожатыми.
Когда ученые остались одни, Исфизари спросил хакима:
-- К добру ли этот визит?
На это хаким ответил:
-- Пока здравствует главный визирь, эта обсерватория будет
стоять как скала.
-- А потом?
Хаким подумал, подумал и сказал:
