может, я и не заслужил этого. -- Гек помолчал немного и так же раздумчиво
добавил: -- Спасибо ему. Дон Паоло -- человек, по-настоящему достойный
всяческого уважения, а те, кто этого не понимает, -- слепцы.
Видя, что Гек больше не имеет что-либо добавить к сказанному, Чичероне
похлопал его по плечу, кивнул ему с полуулыбкой и пошел обратно, смешно
откидывая при ходьбе плоские и несоразмерно большие ступни.
Дважды в день, утром и перед ужином, Гек упражнялся. Даже неделя
перерыва существенно сказывалась на точности и силе движений, а кроме того,
он уже привык поддерживать себя в форме -- физические нагрузки действовали
успокаивающе. Обитатели его камеры с нескрываемым любопытством наблюдали за
ним и уж наверняка не держали язык за зубами. Приходилось приспосабливаться:
Гек выбрал только те упражнения -- приседания, наклоны, отжимания от пола,
-- которые не несут в себе никакой "специфики" (по выражению Патрика).
Теперь, когда появился заказ, Гек осторожно добавил эту "специфику":
отжимался на кулаках и пальцах, приседал, выбрасывая руки резко вперед и в
стороны, делал наклоны, набивая пальцы о каменный пол.
Все было предельно понятно. Этот самый дон Паоло ясно дал понять, что
пока не доверяет Геку, но готов обратить на него свое высочайшее внимание,
когда тот продемонстрирует послушание и сообразительность. Именно поэтому он
и придержал своих у2рок и не дал им наказать "красных". Этих молодцов
приготовили для Гека.
Гек понимал, что выбор невелик. Если вдруг по слабости характера и по
молодости лет ему надоест париться в тюрьме и он захочет скостить срок, а
для этого помочь следствию, вломив даже тех немногих, кого он знал, то это
грозит существенными неприятностями важным людям. Его можно убрать, а можно
и кольцо в нос продеть, зависимым сделать. Дон Паоло предложил Геку выбирать
самому. Смерть или рабство? Рабство, решил Гек. Он заделает этих рогометов и
подымет новый срок во имя дона Паоло: на воле ему сейчас делать нечего, да и
на тюремном кладбище тоже. Гекатор уже решил про себя, как он будет
действовать. Оставалось ждать (но не затягивать) удобного момента и
тренироваться помаленьку.
Ждать долго не пришлось, через неделю случай представился. Гек ни разу
не подходил близко к террористам, наблюдал за ними издали. Это были крепкие
и рослые, по местным понятиям, парни, северяне по виду и говору. Они уже
почувствовали вакуум вокруг себя, скрытое недоброжелательство остальных, но
не переживали по этому поводу, держались вместе и ни перед кем не
заискивали. Они замкнулись друг на друга, говорили все, спорили о чем-то, а
на окружающих смотрели поверх голов.
Геку удалось ни разу не встретиться с ними взглядом; он был уверен, что
ничем не привлек их внимания. Перед прогулкой Гек поскреб пальцами обеих рук
по куску мыла, чтобы оно набилось под ногти, до этого коротко подпиленные,
-- теперь он был готов. Гек не был уверен, что все пройдет без сучка без
задоринки, но все-таки надеялся, что в случае чего вправе ожидать поддержки
от дона Паоло.
Но когда везет -- везет во всем. Гек зашел в туалет, огороженный
ширмами, и, еще расстегивая молнию на брюках, боковым зрением засек, что
"красные" тоже направились к туалету. Гек поторопился закончить, даже
застегнул ширинку, но продолжал стоять над писсуаром. Внезапно он ощутил
слабость во всем теле и понял, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.
"Я боюсь", -- успел подумать он...
...Указательный и средний пальцы левой руки вошли в глазницы, как
сквозь гнилые яблоки. Гек успел выдернуть пальцы и правой ударить второго, и
только тогда мартовский воздух тюремного двора содрогнулся в нечеловеческом
крике. Спешка ли тому была причиной, а может, недостаточность тренировок на
тюремном полу, но удар правой удался наполовину: один глаз на двоих человек
оставался. Уже не помня себя от паники и отвращения, Гек сплеча рубанул его
по переносице и отступил назад, к умывальнику. В голове прояснилось; Гек все
еще не видел и не слышал ничего вокруг, но уже помнил: надо мыть руки!
Вымыл, стараясь делать это тщательно, вытер о трусы, для чего втянул в
себя живот и сунул в штаны мокрые кисти рук, вышел на свет и сделал шаг в
сторону. Никто ничего не понимал: два залитых кровью человека корчились на
каменных плитах, заключенные сбились в кольцо вокруг них; никто не решился
подойти ближе, чтобы не завязнуть в чужих заморочках.
Гек оказался в переднем ряду зрителей, задние, напирая, спрашивали --
что случилось? Гек пожимал плечами и молчал, втихаря выковыривая остатки
мыла из-под ногтей. Он не испытывал ни малейшей жалости к людям, которых он
изуродовал навсегда: ведь если вдуматься -- так они остались в живых
благодаря ему, Геку. Если бы он оплошал, их наверняка убили бы как
посягнувших на святую святых островного мироздания -- престиж всеми
уважаемого Падрино. Да если бы они и подохли, Гека это нимало не трогало: он
не совершил ничего такого, что выходило бы за привычный круг его понятий о
совести, целесообразности, добре и зле. Хорошо жить, чтобы никому не мешать
и чтобы тебе не мешали, -- это все так. Ну а если приходится выбирать между
собственным здоровьем и благополучием других -- так любой дурак не ошибется
в правильном выборе, если он не совсем дурак. Пусть живут как знают, а я
свое дело сделал.
Красота: свидетелей не было! Следствие заглохло в самом начале, так как
не осталось никаких улик происшедшего. Охрана оплошала, упустив на миг этот
злополучный кусочек пространства, а в этот миг все и случилось. Сами
потерпевшие не могли пролить свет на происшедшее: один так и не вышел из
коматозного состояния -- осколки переносицы проникли в мозг, -- другой не
сумел толком вспомнить, сколько было нападающих -- то ли двое, то ли трое.
Их уже удалили с острова, и оставшийся в живых лежал в госпитале, где его
лечили и безуспешно допрашивали. Конечно, может, кто и видел, как все
происходило на самом деле, да что толку! Люди хорошо помнили тот день, когда
дону Паоло публично выказали неуважение те двое. Все восхитились тогда
кротостью, истинно христианской, и благородством, с которым он перенес
хамство этих бандитов. Бог примерно покарал обидчиков, и хотя несомненно,
что орудием кары небесной Всевышний избрал одного из смертных, не
по-христиански да и не по-сицилийски было бы вмешиваться в дела, непонятные
простому человеку. А ведь в самую точку угадал дон Паоло: мало надежды, что
они когда-нибудь прозреют! Так оно и вышло...
Всех почему-то поразила эта фраза, упавшая из уст дона Паоло, и теперь
обитатели тюрьмы с благоговейным ужасом повторяли ее друг другу. Докатились
слухи и до администрации, но дона Паоло даже не побеспокоили вопросом о
нелепом совпадении, напротив -- поспешили предать забвению инцидент с
террористами, которых, слава богу, перевели от них подальше.
Но истинный виновник переполоха остался ни с чем. Его забыли.
Тонюсенькие, едва заметные ниточки контакта с людьми дона Паоло, хотя бы с
тем же Чичероне, порвались. День сменял день, на каждой прогулке Гек ждал, и
ждал напрасно, что дон Паоло или кто-то из его людей подойдет к нему,
выкажет расположение или что-нибудь такое в этом роде и он войдет в круг
людей уважаемых и привилегированных в масштабах всей тюрьмы, а может быть, и
за ее пределами. Да ладно, черт с ними, знать бы точно, что его самого не
убьют -- с них станется! Новый срок не навесили -- и то хлеб. Да что там --
великолепно обошлось. Да, но... Не спорол ли он серьезного косяка по
неведению? Что они его мурыжат, что молчат?
Гек терзался; его не утешало и то, что в его родной камере заметно
укрепилась дисциплина, и без того изрядная: даже курить сокамерники
старались в углу, максимально далеком от того места, где разместился Гек. А
уж когда он засыпал -- затихала вся камера, сам староста бдительно стерег
его покой...
Так уж совпало, что свой восемнадцатый день рождения Гек отметил
торжественно и пышно, хотя и анонимно, да и повод для празднования был
другой.
В тот день во время ужина Чичероне опять подошел к Геку и заговорил с
ним так, словно со времени последней беседы прошло несколько часов, а не
месяцев.
-- Привет! -- с улыбкой воскликнул Чичероне.
Гек кивнул.
-- Что поделываешь сегодня вечером?
-- Думаю сходить на пляж, позагорать...
-- А ты не мог бы отложить это дело до завтра?
-- Мог бы.
-- Ну и чудесно. Дон Паоло просит, если ты можешь, зайти к нему сегодня
вечером, -- у него есть для тебя весточка от твоих родных и близких. Ты как?
-- Что -- как?
-- Ну, зайдешь?
-- Ключи дома забыл. От камеры.
-- Ты скажи -- хочешь пойти? Если да -- скажи да, без выкрутасов.
-- Да, если этого хочет дон Паоло. А ты, если не хочешь выглядеть
дураковатым, по делу говори, а не загадки загадывай.
-- Я уже сказал. Пойдешь? Если да, то за тобой зайдут.
-- Конечно, пойду.
За Геком зашел надзиратель...
Просторная камера, где содержался дон Паоло, была роскошно и вместе с
тем уютно обставлена. В углу даже стоял цветной телевизор.
Посреди комнаты (ее трудно было назвать камерой) раскинулся обширный,
богато уставленный яствами стол. За столом уже сидело шесть человек, не
считая самого дона Паоло, который лично встретил Гека и его сопровождающего
у дверей своих "апартаментов". Он тепло поблагодарил стража порядка, сунул
ему что-то в ладонь и, когда дверь закрылась, повернулся к Геку.
-- Много слышал о тебе, Тони, -- я правильно назвал твое имя? Ты ведь
Тони?
-- Да, дон Паоло, это мое имя. Надеюсь, вы не слышали обо мне ничего
дурного.
Дон неопределенно хекнул.
-- Во всяком случае, хорошего слышал больше, иначе я бы не пригласил
тебя поужинать с нами. Знакомься: это мои друзья, надежные товарищи в беде и
радости...
Он поочередно представил их по именам, усадил за стол Гека, а сам сел
во главе. Гек отметил, что Чичероне здесь нет и что блюда стоят нетронутые.
-- Ну что нахохлился, Тони? Отведай, не стесняйся, на столе все
домашнее и, думаю, достаточно вкусное.
-- Спасибо, дон Паоло, но я вроде как уже поужинал...
Дон Паоло засмеялся:
-- Да уж знаю, каковы здесь ужины! После таких ужинов в камерах не
продышаться от вони! Ешь-ешь, не ломайся. Только вот позвольте мне сказать
небольшой тост, раз уж мы здесь собрались...
Дон произнес небольшую цветистую речь о дружбе, сделал изрядный глоток
из бокала, пододвинул поближе первое блюдо, и ужин начался. Ни проглоченный
ранее тюремный ужин, ни тревога на сердце не помешали Геку отдать должное
обильной и очень вкусной жратве; только вино он прихлебывал очень аккуратно,
запивая острую и жирную пищу, -- за столом он всегда все запивал, даже суп.
И сейчас ему хотелось пить, а попросить воды было неловко. На столе же было
только вино -- черное, красное, белое, желтое и еще черт знает какое. Гектор
выбрал желтое -- менее противное, по его мнению, чем остальные.
-- Кстати, Тони, спасибо тебе за услугу -- хотя и непрошенную, а все же
полезную.
Старый дон стремительно покончил с очередным блюдом и, видимо,
вознамерился сделать небольшой перерыв.
-- Извините меня великодушно, дон Паоло, я не совсем понимаю, что вы
имеете в виду.
-- Не притворяйся, скромник, я о тех двух негодяях, которых ты
отделал... Карате, а? Или что другое, как оно там называется?
-- Клянусь Мадонной, дон Паоло, я тут ни при чем! -- Гек покосился на
сотрапезников. -- Я ничего не видел и не...
-- Ладно, -- построжал дон Паоло, -- хватит! Еще будешь комедию ломать!
