Дядю Джеймса безумно раздражали постоянные огрехи Подкидыша, но он
терпел и был доброжелательнее обычного, поскольку понимал и состояние своего
нового адъютанта, и то, что притирка -- процесс обоюдный. Парень старается,
а опыт -- что опыт? -- опыт придет.
Перед обедом "У Пьера" Дядя Джеймс рассказал Франку о новом деле
меньше, чем собирался поначалу, решив уяснить, что там собираются предложить
итальянцы. Те -- люди серьезные, только чересчур коварные. Дядя Джеймс
объяснил Франку, что сицилийцы хотят обсудить территориальные проблемы,
поскольку дурные войны всем надоели. Франк весьма ревниво воспринял
сообщение Джеймса о контакте с сицилийцами, но спорить не стал и ограничился
предостережением по поводу "поганых даго".
-- Хрен с ними. На колумбийский проект я готов подписаться. У меня в
Майами хорошие парни из кубинцев копытом бьют, новое дело как раз для них.
Пять миллионов я тоже наскребу, только задвинем марсельский груз, и я со
своей доли рассчитаюсь. Так что выясни все до конца и -- вперед. А твой
парнишка завтра прибудет, как я понимаю? У нас все готово.
-- С Мальком накладки, Франк. Вот какое дело: боюсь, что покойный
Червяк сообщил про Швейцарию и нас будут пасти. Никак не могу вспомнить,
сболтнул я ему про Гекатора или нет. В Швейцарию сейчас все одно нельзя.
Через месячишко я пошлю туда человека, когда все успокоится, но если я
проговорился, то Мальку и возвращаться пока не надо, он знает лишнее. Не в
службу, а в дружбу: не мог бы ты подержать его в Европе это время, но так,
чтобы он не отсвечивал. Делом каким-нибудь займи, а?
-- Да можно, в принципе. У нас точку одну расконсервировали под
последнюю партию. Там полный интернационал собрался: итальянские ребята (но
не эти, а с севера), парочка тайцев -- это у нас вроде как обмен
заложниками, а толстый Фэт -- вообще ваш, местный.
-- Вроде вспоминаю его -- неприятный тип.
-- Какой есть. Мужик надежный, это главное. Так давай я его к ним
определю? Будет сидеть безвылазно, внутри?
-- Пожалуй. Только поаккуратнее с ним, он парень норовистый. Надо будет
объяснить ему, что к чему, но чуть попозже, а пока сказать, чтобы ждал и не
дергался и не бузил.
-- У Фэта не забалует. А если начнет выступать? Извини, старик, у нас
ведь не пансион для трудных подростков?
-- По обстоятельствам, -- хладнокровно ответил Дядя Джеймс.
-- Ну, тогда я сегодня же позвоню. А документы на него?
-- В унитаз. Я ведь уже оплатил их?
-- Да перестань, какие между нами счеты. Понадобятся -- новые сделаем.
Читал про Червончика?
-- Идет следствие. Комментариев нет. Китайцы виноваты. Обычная ахинея,
Франк.
-- До тебя не дотянутся?
-- Не-е. Последний месяц он же в "карантине" был из-за китайского
груза, чтобы лягавые вокруг него не нанюхали чего. Я его и в Европу хотел
послать, чтобы отвязались они; кто мог знать, что он сломается?
-- Китайцы виноваты, вот пусть ищут китайцев.
-- А я о чем. И СБП довольной останется -- будет кого депортировать.
-- А как ты думаешь, про тебя он многое напел?
-- Про меня лично?
-- Про дела ваши, про тебя лично.
-- Не думаю. Если бы вскрылось все -- никакая СБП ему на суде не
помогла бы: живо лоб зеленкой бы помазали. Полагаю, он договорился о новых
делах стучать, где на нем ответственности бы не было. А для них тоже разница
не велика, вновь содеянного хватило бы нам на всю катушку. Кухня известная:
меньшими усилиями -- тот же результат. Это девиз любого чиновника.
-- Да и не только чиновника, Джеймс, любой из нас так же думает.
-- Но у них усилия -- бумаги, а результат -- тоже бумаги. Если на
итоговой бумаге написано, что все в порядке, то, значит, так оно и есть. Ты
голоден?
-- Да не мешало бы.
-- Ну так поехали к "Пьеру" твоему любимому. Или передумал?
-- Угощаю, угощаю! Ты помощника сменил, я вижу?
-- Не говори... Только привыкнешь к чему-нибудь -- опять перемены.
Арнольд, не спи, морда! Скажи ребятам, чтобы выходили...
Глава 4
Твой лик -- в тумане.
Твои лучи бессильны
Приблизить утро.
Радость Гека по поводу неприятностей, сокращавших количество его
недругов, оказалась преждевременной: полиция, карабинеры, ажаны, Интерпол --
все они равно не терпели и марсельцев, и их конкурентов. В начале октября
Гекатор получил полтора года и приступил к отсидке в сицилийской тюрьме.
Незадолго до этого его прихватили в Палермо с пакетом...
Разгрузились накануне у побережья Кастелламарского залива, все прошло
гладко, тихо. Гек рассчитывал отдохнуть денек, так как с адресом выходила
какая-то неувязка и требовалось подождать. Проклятый пакет довел-таки до
решетки, хорошо еще, что там была марихуана. Испугался он не сразу: только
когда был составлен протокол, а его отвели в камеру-одиночку "на раздумье",
только тогда он понял, что отныне даже гипотетической возможности поступать
как ему заблагорассудится он лишен...
"На сколько?! Ой, мама, я здесь состарюсь! Сколько здесь дают за это
дело? Ежели как у нас..."
Капитан отыскал его только через сутки. Он появился в сопровождении
адвоката, который бесплатно вызвался защищать интересы Тони Сордже. И
немудрено: его услуги все же оплачивались капитаном и анонимными
доброхотами. Адвокат был проверенным человеком -- в свое время защищал
двоюродного брата Бутеры, владельца бара на рыбном рынке Аквасанта. На
процессе в Катандзаро старшего Бутеру пытались превратить в прожженного
убийцу, но адвокат честно отрабатывал свои деньги...
Все это Гек узнал много позже, а сейчас он чувствовал поддержку тех, по
чьей милости он попался, догадывался, что они испытывают понятные сомнения в
его стойкости, способности держать язык за зубами. Но он сразу дал понять
адвокату, что никакого отношения к незаконным сделкам не имеет и пакет попал
к нему случайно: один американец опаздывал, с его слов, на самолет и
попросил передать пакет с фотографиями человеку с такими-то приметами,
посулил двадцать долларов, будь они неладны!
Адвокат покривился неуклюжей выходке, но корректировать ничего не стал,
только посоветовал линию поведения на суде, которая, по его расчетам,
позволит суду быть снисходительным к первому и единственному огреху
несчастного полуграмотного паренька. Адвокат имел также поручение припугнуть
Тони и таким образом укрепить его в желании молчать, но пренебрег и лишь
пообещал Тони всяческую поддержку в тюрьме и на воле. По мальчишке видно
было, что тот далек от мысли о предательстве, верит в помощь и будет
держаться.
Тем не менее Гек-Тони получил полтора года. Однако он решил молчать и в
случае гораздо более жесткого приговора: и выхода не было, и сицилийские
порядки, не менее жесткие к предателям, чем у него на родине, были ему
известны; в запугивании действительно не было нужды. Он до конца не мог
поверить, что его опять лишат свободы, не выпустят из камеры, а заставят
томиться в неволе за такой пустяк...
Приговор огорчил Гека: еще полтора года в клетке -- это почти полжизни,
когда тебе недавно стукнуло семнадцать, из которых четыре и так уже отдано
"хозяину". Адвокат поймал его недоумевающий взгляд:
-- Это пустяк в нашей ситуации, Тони, к тому же я добьюсь -- и ты
выйдешь раньше, обещаю тебе!
Гек смолчал, он знал цену таким обещаниям. В эти минуты он ничего и
никого не слышал и не видел, слишком больно и пусто было в душе его.
Знаменитая сицилийская тюрьма охотно открыла объятья, обдала вонючим
дыханием и приняла в свое лоно еще одного постояльца из тех многих тысяч,
кого она познала за свою долгую каменную жизнь. Все здесь было не так, все
непривычно: режим, обычаи и даже запахи. Вроде и крытка, а режим куда легче,
чем у них в малолетке. И порядки очень и очень странные: Гек своими глазами
видел, как один заключенный, очевидный пассивный педераст, внаглую общался с
другими, нормальными людьми -- никто не боялся зачушковаться, он даже обедал
вместе со всеми! Наголо тут никого не стригли, "коней" между камерами не
гоняли...
Камера (гигантская, по местным понятиям), в которую определили Гека,
содержала в себе чуть больше десятка мелких правонарушителей, бродяг,
автомобильных воришек и тому подобную шелуху. Гек был предоставлен себе и
тюремному режиму, который больше напоминал курорт в его представлении. Как
он и ожидал, про него забыли: ни весточки, ни передачи -- будь здоров, Тони,
спасибо за знакомство!
Примерно через месяц "курортный сезон" в камере подошел к концу. В
третий раз получил срок за поножовщину некий Фра Доминико, жирный и веселый
сутенер низкого пошиба. Он тотчас назначил себя старостой камеры, опытным
глазом узрев, что конкурентов здесь не предвидится. Фра Доминико хорошо знал
тюремные порядки, на прогулках разговаривал со своими знакомыми, которых
знал по прошлым отсидкам или еще с воли. Он наполнял камеру рассказами о
местных нравах, о своих победах над женщинами, о своих приключениях, при
этом требовал, чтобы его внимательно слушали. Не чувствуя отпора, он
обнаглел окончательно. Он помыкал всеми обитателями камеры с безоглядностью
средневекового феодала, отбирал деньги, вещи, избивал кого-нибудь -- просто
так, чтобы чувствовали и видели, кто здесь хозяин. При нем мгновенно
образовались прихлебатели -- двое подонков, еще более мелких и грязных, чем
он. Гек избегал, как мог, столкновений с ними, отводил взгляд и не
вмешивался ни во что, но однажды пришла и его очередь.
Фра Доминико возлежал на своей кровати и зевал от скуки.
-- Эй, паренек, ну-ка подь сюда! -- поманил он Гека пальцем.
Гек подошел и стал ждать, что тот ему скажет.
-- И вы, все! У этого мальчика славная мордашка, не такая, правда, как
у моих козочек, но здесь вполне сойдет. Назначаю тебя своим пажом, буду
кормить и одевать. Если кто посмеет обидеть, будет иметь дело со мной. От
тебя потребуется самая малость: помочь мне решить кое-какие проблемы личного
свойства. -- Тут Фра загыгыкал: -- Я добрый малый, когда меня не сердят;
если сегодня вечерком мы поладим, ты не пожалеешь. Ты понял, что я тебе
сказал?
-- Понял, -- ответил Гек.
-- Умничка. -- Фра Доминико откинулся на подушку. -- Все свободны. А
ты, Тони, принеси-ка мне водички. Жарко...
Гек плюнул ему в лицо. Как и ожидалось, Доминико вскинулся рывком,
пытаясь осознать, что происходит. Но Гек не дал ему времени на раздумье. Он
собрал ладони в ковшики и с силой ударил Фра Доминико по ушам. Потом за
шиворот, так как тот был лысым, резко сдернул его с лежанки и так же резко
ногой снизу пнул в солнечное сплетение. Уже оглушенный первым ударом, Фра
Доминико подавился еще более дикой, непереносимой болью, будучи не в силах
издать даже мычания. Он мягко завалился лицом вниз и теперь корчился на
полу, тихо-тихо сипя. Воспользовавшись паузой, Гек наградил пинком шакала,
который стоял ближе остальных и дернулся было к другому. Но эти оба
настолько оторопели, что и не помышляли вступиться за поверженного
повелителя. Гек понял, что за тылы можно не беспокоиться, и вернулся к
Доминико. Прошла минута, Доминико понемногу отдышался, со стоном поднялся на
четвереньки, потом разогнулся и попытался встать с колен. Гек шагнул к нему
и в движении, пыром, вогнал конец ботинка туда же, в солнечное сплетение.
Доминико завалился, теперь уже на спину и почти сразу -- на бок. И опять он
корчился на полу, широко разевая беззвучный рот, а зрители молча и со
страхом следили за происходящим.
Доминико оказался на редкость здоровым и выносливым парнем: он вновь
