оказались мы... Нет, нет и нет. Не было и не будет такого, Тони, чтобы
дерьмовый клерк с воспаленным самомнением и лживым языком -- неважно каким:
английским, итальянским -- смел указывать, что и как должен делать человек
чести! Только однажды в истории удалось нечто подобное -- и то наполовину --
некоему Мори. Впрочем, ему подобный подвиг дорого встал, когда Муссолини
снял с него руку. С тех пор, кстати, Рим нечасто сажает к нам своих
чиновников. Напротив -- мы, Сицилия, поставляем в Рим высший служилый люд в
больших количествах. И так высоко они сидят, наши друзья, что...
Последние фразы дон Паоло говорил уже как бы для себя, хотя формально
обращался к Геку, который с любопытством внимал откровениям старого и
мудрого волчары, матерого и уже изрядно усталого.
-- А бумагу марать -- ни ума не надо, ни мужества... Ты у Механика был?
-- Сегодня утром, как договаривались. У него все о`кей, можно забирать.
-- Сегодня и заберешь. Кстати, все забываю спросить: что можешь о нем
сказать, вы ведь уже давно общаетесь?
Гекатор наморщил лоб:
-- Дело знает -- руки у него золотые, поддавальщик и любит поговорить.
Старается дать понять намеками, обиняками, что всецело вам предан. При
работе постоянно бурчит себе под нос. По рукам видно, что имеет дело с
краской или тушью.
-- Обиняками! Намекни ему при случае про оторванные яйца! Пусть почаще
руки моет, и с мылом. Да, я помню, он действительно обязан мне выше крыши,
но это не повод, чтобы звонить об этом на весь свет. На иных весах и голова
не перевесит длинного языка. Он и на фальшивках попался по болтливости
своей.
Механик, узник той же тюрьмы, специализировался на подделке документов.
Необычайно даровитый пятидесятилетний задохлик при минимуме подручных
средств мог творить чудеса с бумагой и прочей канцелярской фактурой. Дон
Паоло добился для него пересмотра дела, тем самым на три четверти скостив
ему срок, и определил его в тюремные мастерские. Он же создал ему льготный
режим и оснастил "по специальности" так, как Механику и в годы процветания
на воле не снилось. Дело пошло, и дон Паоло через подручных (теперь через
Гека) широко пользовался магией Механика.
-- Я скажу ему, дон Паоло, все же он не дурак, поймет.
-- Поаккуратнее, не задевай самолюбия, но -- дай понять.
-- Сегодня же вечером, дон Паоло, когда за бумагами пойду.
-- А ты говоришь -- заговоры! Вся жизнь в пустяки уходит -- на пьяниц
да на газеты. До политики ли тут? Ладно, ступай, а я вздремну... Вечером
приходи на капуччино, жена какой-то особый кофе прислала.
Гек намеренно подставил Механика под неудовольствие дона, ибо в голове
у него созрела долгожданная идея, что делать дальше. Он почти сердечно
приветствовал маленького суетливого человечка, передал "по большому секрету"
благодарность "одной важной особы", взял готовое, оставил новый заказ,
попрощался и ушел. Ничего необычного, если не считать того, что из нового
заказа два комплекта предназначались лично для Гека, о чем дон Паоло не
догадывался. Особо узкое место заключалось в необходимости
фотографироваться, но Гек счел риск неизбежным и рискнул. Заказ был исполнен
в срок и с отличным, как уверял Механик, качеством. Тут же, при Геке,
негативы и заготовки сожгли, но плоский квадратик -- матрицу с печатью --
Гек забрал с собой. Механик уже привык ко всем этим мерам предосторожности и
как профессионал одобрял их в душе. Лишние хлопоты окупятся в случае
провала: поди докажи, что подделки его рук дело, когда никаких следов почти
не остается. Каждую неделю, считай, меняется бумага, краска, штампы и прочие
"вещественные доказательства". Спасибо дону Паоло, он не скупится. Механика
смешили потуги "заказчика" -- змееныша с репутацией душегуба -- казаться
самостоятельным и "основным", старого Джови не проведешь: он-то знает, кто
музыку заказывает...
Геку пришлось основательно поломать голову, чтобы найти безопасное
место для хранения своих опасных сокровищ. Одно время он склонялся передать
пакетик Лайзе, мулатке, но побоялся. В конце концов Гек затырил его в камере
дона Паоло: ее никто не обыскивал, сам же Гек бывал там практически
ежедневно, и он же делал уборку. Дерзко? Да. Но если бы пакетик был найден,
степень дерзости уже не играла бы никакой роли для Гека. И до конца срока
осталось совсем чуть-чуть. Да, только не струсить, только бы не сорваться.
Сменился начальник тюрьмы. Механика пришлось убрать. Дон Паоло
колебался недолго, и колебания заключались не в том, чтобы решить судьбу
говорливого умельца, -- надо было выбрать исполнителя. Тони -- ему нельзя,
парню месяц остался, его ждут, мало ли чего -- береженого бог бережет... Да
не мешало бы и алиби организовать -- он же с ним чаще других контачил... А
Механика жаль, но он шваль и болтун, и мастерство его, как оказалось, не
столь уж надежно: курьер-то засыпался. Может, не только из-за документов,
но...
Гека прошило ужасом, когда он узнал о "самоубийстве" Механика. "Нашли
затырку!" -- первое, что мелькнуло у него в голове. Но когда он понял, что
оснований беспокоиться нет, только природная выдержка не позволила ему
обнять и расцеловать старого дона. (И тем самым нарушить жесточайшую
субординацию почтенного общества, в котором чуть повыше дона стоял бог, а
чуть пониже -- Папа римский.) Он не решился расспрашивать дона о причинах,
побудивших несчастного Механика лезть в петлю, а тот не счел нужным что-либо
пояснять...
Вот и минули полтора бесконечных года. Геку исполнилось девятнадцать --
неделю назад. Еще два дня, и он на свободе. За время отсидки Гек изменился:
оставаясь по-прежнему стройным -- набрал за счет мышечной массы пять
килограммов, вырос почти на четыре сантиметра; бриться теперь приходилось
ежедневно. Он однажды поймал себя на мысли, что и думает все чаще
по-итальянски, точнее, на сицилийском диалекте, как и все вокруг. Полтора
года за его спиной свернулись в маленький бледный комочек, а два дня впереди
казались вечностью. Гек изъял из камеры дона пакет с документами и печатью и
теперь терпеливо слушал наставления. Дон Паоло готовил его к выходу:
обеспечил одеждой, адресом, куда надлежало отправиться Тони, инструкциями --
что говорить и как держаться, рекомендательным письмом, еще кое-чем... Гек
чувствовал благорасположение дона, выходящее за рамки заботы о своем
подчиненном, и даже сам испытывал к нему нечто вроде благодарности.
-- Я выйду в конце сентября, не позже. Ты должен обжиться за это время
и проявить себя толковым и скромным парнем. Никаких сомнительных дел,
никаких ковбойских штучек с пальбой и увечьями. Приказы -- ты понимаешь, о
чем я говорю, -- только от меня лично. Надеюсь, ты будешь меня навещать?
-- Каждое воскресенье, дон Паоло, если позволите!
-- Ну-ну, такой жертвы я от тебя не требую, но когда позову --
постарайся прийти. И еще: времена неспокойные, мало ли кому что в голову
взбредет, будь осторожен, выбирай знакомства. За тобой присмотрят,
естественно, помогут и предостерегут, но что касается твоей личной
безопасности, то у любых твоих друзей могут возникнуть более важные
проблемы, а у тебя -- вряд ли...
"Он меня как на войну собирает".
-- ... Но все же я не думаю, что у тебя возникнут серьезные проблемы,
аккуратность же необходима. Ну а когда я выйду, подумаем дальше. Ты все
усвоил из моих нравоучений?
-- Да, дон Паоло. Я буду вас ждать и не посрамлю вашу рекомендацию,
клянусь честью!
-- Не удержался все-таки...
-- От души говорю, дон Паоло, не осуждайте меня за мои слова! -- В эту
минуту Гек сам был готов поверить в собственную искренность, радость
переполняла его до краев и требовала выхода.
-- Ну, с Богом тогда, Тони. Свобода всем желанна, кроме глистов. И я ее
жду... Счастливо тебе, сынок, и сохрани тебя святая Мария!
Дон Паоло расчувствовался, ему захотелось обнять Тони. Он так и сделал:
обнял и поцеловал в щеку. Сейчас Тони был для него роднее и ближе сыновей --
люди в тюрьме становятся сентиментальнее. Мудрый и многоопытный дон сознавал
это и не противился внезапно нахлынувшему порыву: искренность никогда не
мешает делу. Поначалу он планировал отправить Тони в Муссомели, тихое и
сонное сердце Сицилии, -- пусть поживет там до осени, -- но передумал. Там
все друг друга знают, начнутся генеалогические изыскания, глядишь, и
новоявленные родственники прорежутся, а зачем? В Палермо. Тамошние воротилы
слишком вознеслись, молотят под американских бизнесменов, плюют на
традиции... Крови не избежать. Тото Реине нужна и необходима помощь, он еще
молод и один не выстоит против городских бандитов. Дон Паоло неплохо знает
его и уважает, да еще из Пармы пришло письмо от друга с просьбой и
ручательством -- он привык верить другу. В предвидении грядущего дон Паоло
пригрел Тони; парень -- золото: смышлен, не болтлив, исполнителен и предать
не сможет, да и к вендетте не обяжет, в случае чего. Будет работать в
Палермо, изучит людей и город...
-- Кстати, Тони, все забываю спросить: ты что, совсем не пьешь?
-- Нет, дон Паоло. Батя, покойник, за нас двоих все положенное принял,
не хочу я.
-- А у меня, помнишь, пил в первый вечер?
-- Дон Паоло, там на столе вода только перед вами стояла, а попросить я
стеснялся. У меня такая привычка сложилась, что я всю еду запиваю, даже суп.
Дон рассмеялся:
-- Молодец, что не пьешь, это я так спросил, из пустого интереса. Все.
Долгие проводы -- высокое давление. Иди...
Почти сразу же Гек сменил одну клетку на другую, попросторнее. У ворот
тюрьмы его встретил старый знакомый -- толстый и крепкий усач, предлагавший
тосты на "крестинах" Гека. На роскошном "альфа-ромео" последней модели он
привез его в контору строительной фирмы, представил хозяину (своему
двоюродному брату), где они обсудили все формальности, потом велел шоферу
отвезти Гека к месту будущего проживания (крохотная квартирка в частном
доме, всегда под присмотром), а Гека пригласил на вечер в пригородный
ресторан -- отметить день освобождения. Предупрежденный доном Паоло Гек не
беспокоился о расходах и немедленно согласился. Впрочем, его согласие было
чисто формальным жестом -- столик заказали еще накануне. Ресторан назывался
"Кум Гаэтано".
Гек и синьор Леонардо прибыли минута в минуту к назначенному времени. В
ноздри мягко ударили восхитительные запахи жареной рыбы, свежей зелени и
теплого хлеба. Сладко звенела мандолина, и, внимая ей, из темноты вздыхало
море. Собственно говоря, вода плескалась почти под ногами сидящих за
столиками, и можно было бултыхнуться туда прямо в зале, что и делали иногда
подвыпившие гости -- такой уж это был ресторан. Синьор Леонардо нетерпеливо
дрогнул усами, подхватил Гека за локоть и повлек его в гостеприимные недра.
Шофер остался сидеть, он выключил мотор и теперь шарил верньером настройки
по эфиру в поисках чего-нибудь развлекательного. А их уже ждали. В кабинете
за столом, накрытом на четверых, сидели двое, один из которых был совершенно
незнаком Геку, но зато другим оказался старый синьор Бутера! Он пошел к Геку
с распростертыми объятиями:
-- Ах, Тони, дорогой мой! Тебя ведь и не узнать -- вон ты какой
здоровила вымахал! Ты-то помнишь ли еще старого Бутеру?
-- Вы меня об этом спрашиваете? -- Гек расцеловался со стариком, хотя с
удовольствием задушил бы того его же собственным галстуком.
-- Меня известил человек, которого мы все очень уважаем, что ты
выходишь, и я не мог не приехать!..
