суток поскучаем, а там видно будет. Ты как их расколол, в какой момент?
Патрик покосился на спящего Подкидыша и откашлялся:
-- Бабка. Трактирщик уверял, что его сестра настолько слепошарая, что в
свидетели не годится, а эта -- вязала, да так бойко...
-- Слепые тоже вяжут.
-- Она по журналу трудилась, глянет туда и опять спицами машет. Да и
ребята слишком быстро обернулись, проверяючи. Я ведь по секундам засекал, со
своим временем сравнивал. Слишком быстро для добросовестной проверки. --
Патрик даже резанул указательным пальцем воздух перед собой, словно
подчеркивая это самое "слишком".
-- Да, молодец, что тут скажешь. Но какого хрена ты с окурками
представление устраивал?
-- А пепельницу взять -- она увесистая.
-- Не те окурки, не крути дурака, будто не понимаешь! На улице ты с
какой целью окурки подбирал, за ним? -- Дядя Джеймс качнул затылком в
сторону Подкидыша.
-- Зачем лишние следы, если их можно убрать? Внутри все сгорит, значит,
следопыты снаружи всю мелочь собирать будут. Да и он учиться должен,
понимать, что важна каждая мелочь, что небрежность недопустима, что
лопухов...
-- Ну, погнал, погнал! А гранатомет найдут -- это не следы?
-- Заграничный, вот в чем фокус. Даго в Европе такими пользуются. У
макаронников же и куплен, все удачно сошлось. Отпечатков, надеюсь, Арнольд
не оставил, а то придется... Да спит он крепко. И ослаб от потери крови, и
доза мощная. В городе разбудим.
-- Ой ли? Такие-то они дураки, лягавые! Там китайцы, там, понимаешь,
американцы дагообразные. Шита белыми нитками вся твоя конспирация!
-- Белыми ли, черными, а пока работает. Джеймс, к девятнадцатому
подходим.
-- Вижу. Кстати, окурки да гильзы выкинь из кармашка, да?
Патрик аж перекосился от стыда за себя: действительно, спящий Подкидыш
навалился на Патрика, и тому сначала жалко было его беспокоить, а потом он
забыл, разговаривая с шефом. Ух, как стыдно, ексель-моксель! Он вытряхнул из
левого кармана оба злополучных окурка и две гильзы, вышвырнул их в окно:
пусть ищут и сверяют, кому нужно.
Дядя Джеймс свернул на проселочную дорогу, где их ждал дежурный пост и
полевая рация, настроенная для сигнала во все точки в городе.
Сигнал был дан, а это означало, что какофония субботних улиц Бабилона
уже через считанные минуты пополнится треском автоматных очередей, грохотом
взрывов и унылым плачем полицейских сирен.
-- Пленных не брать, убытки после посчитаем! -- таково было яростное
напутствие Дяди Джеймса Герману, Боцману, Нестору, Мазиле и другим
предводителям боевых групп, сформированных еще на предварительном совещании.
Эту фразу он произнес по рации открытым текстом -- для большей
внушительности, понимая при этом, что ее одну к делу не пришьешь, даже если
эти слова будут перехвачены и записаны властями. Герман также обязан был
поставить в известность банды, контролирующие сопредельные территории, о
возможных инцидентах в их владениях, извиниться и кратко пояснить суть
происшедшего, но ни в коем случае не загодя, а по свершившемуся факту.
Поскольку дежурный пост стал бесполезен, Дядя Джеймс приказал ребятам
двигаться в город, ехать впереди и в пределах прямой видимости, а за
кольцевой -- к Боцману, в его распоряжение. Подкидыша решено было отправить
с ними -- пусть домчат и сдадут с рук на руки доктору Гликману. Это было
рациональнее, чем везти его с собой, когда и так времени в обрез, а забот по
горло.
-- Ну, теперь только держись -- команду я дал, -- сообщил он Патрику,
залезая на водительское сиденье. -- Теперь срочно на хату, пока полиция с
ума не посходила: начнут хватать правого и виноватого.
-- С чего бы им нас хватать -- мы же за кольцом мотор сменим?
-- Все равно: узнают -- задержат. Допросы, вопросы, сличения-обличения,
на фиг надо! Франк чего-то меня ищет срочно, а зачем? Если пенять станет
насчет переговоров -- так теперь все в порядке, и даже врать почти не
придется. Я ему намекнул, где нас ждать, он ту квартиру знает. А может,
ему...
-- Он не должен был знать, я ему не говорил...
-- Я говорил... И я показывал... Замолкни, я знаю, что делаю, и от
Франка тут подлянки не жду.
-- Значит, не только Франк, но еще и бабы какие-то знают, да?
-- Ты что, прокурор? Ишь допрос устроил! И всюду-то ты заговоры ищешь,
всех-то подозреваешь! Да, и бабы были, представь себе. Ты пьянствовал,
понимаешь, некому было меня, сироту, на путь истинный наставить...
-- Не сходится. Из твоих рассказов следует, что ты недели две его не
видел до последних событий, а я... Но ты же сам говорил: обеспечить
абсолютно секретную точку, чтобы никто не знал!
-- Ну, все! Пыль вот уляжется, ты найдешь и обеспечишь. Не отвлекай от
дорожных знаков и сам не отвлекайся, охраняй меня и зырь по сторонам.
-- Несерьезно это, Джеймс. Тебе не двадцать лет, почикают -- тогда
поздно будет над заговорами смеяться.
-- Слушай, Патрик, морда рыжая! Ну почему я должен твое зудение
терпеть? Хуже нет, когда ты под руку нудить начинаешь. Вру: когда ты на
волынке играешь, вот этого -- нет хуже на свете! Я не обязан перед тобой
отчитываться, я тебе бабки плачу, а не ты мне. Я руковожу всем и отвечаю за
все, а не ты! Раз я говорю, что там все в порядке, значит, так оно и есть.
Ты понял, я спрашиваю?
-- Понял. Понял я! На твое место не претендую и должен молчать. --
Патрик обиженно замер на заднем сиденье и демонстративно повернулся к окну.
Дядя Джеймс почувствовал, что переборщил, что надо бы загладить
несправедливый выговор, но не было сил на это. Лихорадочное возбуждение
мало-помалу прошло, накатила усталость и апатия, хотелось поскорее добраться
до "точки" и расслабиться, забыть, до следующего утра хотя бы, все проблемы
настоящего и будущего. Но нет, Джеймс понимал, что как следует отдохнуть не
удастся до самого вечера: Франк ждет со своими разговорами, да за ситуацией
надо следить, чтобы в случае непредвиденных осложнений пассивный контроль
сменить на активный -- а как иначе? Все же он пересилил себя и со вздохом
извинился:
-- Ну, харэ дуться! Это я промахнулся с квартирой -- вольты и живчики в
голову ударили. Не все тебе одному дурью маяться. -- Он переложил на баранку
левую руку, а правую согнул в локте и протянул назад ладонью кверху.
Патрик помедлил пару секунд и хлопнул по его ладони своею. Но обида в
его душе осталась в виде мутного и трудно объяснимого словами осадка. Утром
и днем он был в полной форме, работа вытеснила из сознания и подавленность,
и воспоминания о ночных кошмарах, но теперь, когда все утряслось
более-менее, тоска и дурные предчувствия с утроенной силой застучали в мозг
и сердце. И Джеймс не по делу завелся -- тоже, видать, нервишки шалят. Да
еще этот поганый похоронный марш достал до самых почек. Что у них, другого
развлечения на радио нет? Или маршал безвременно загнулся...
-- Джеймс, ради бога, выруби ты кладбищенский концерт этот, невмоготу
уже.
-- Ты что, офонарел?! Это же полицейская частота -- сейчас заговорят,
залают, только относи! Авось что полезное услышим... А пока пусть шуршит;
вот уж не думал, что ты такой тонкокожий.
Холодок ошеломительной догадки шевельнул корни рыжих волос, и Патрик
незаметно заткнул пальцами оба уха. Так и есть -- Мендельсон звучал с
прежней силой...
Спинка переднего сиденья больно стукнула его по носу.
-- Патрик, заснул, что ли? Побежали скоренько в подставу, а то
вымокнем. -- Дядя Джеймс уже выскочил из "косатки", сгорбился и затрусил к
темно-вишневому "форду", стоящему в условленном заранее месте на платной
стоянке. Мелкий и противный дождик, недавно вроде бы начавшийся, успел
напрудить целые лужи, и Дядя Джеймс боялся промочить ноги. И как это обычно
бывает -- оступился, и левая нога его провалилась едва не по колено в
выбоину, заполненную дождем. Дальше он уже распрямился и пошел не спеша и не
выбирая дороги, густо усеивая путь грязной и скудной матерщиной.
Патрик догнал его у мотора, сел рядом, на переднее сиденье. Похоронный
марш утих, но Патрик стал вдруг слышать голоса людей, живущих в
многоквартирном доме, что стоял напротив через улицу: они смеялись над ним и
Джеймсом. Он метнул взгляд на шефа, но тот явно ничего не слышал: продолжая
ругаться сквозь зубы, завел мотор и выбрался на проезжую часть.
-- Настрой пока: рисочка вот тут быть должна. Hа короткие
переключись...
"Паршивейше весьма, -- затосковал Патрик. -- Надо будет отпроситься у
Джеймса домой, хотя бы часика на четыре или пять, сконцентрироваться, мозги
очистить".
Такое случалось с ним дважды за всю его жизнь, и оба раза ему удавалось
выпутаться быстро и без посторонней помощи, но сейчас ситуация экстремальная
и помочь некому: пожалуешься -- Джеймс спишет в два счета в лунную губернию,
на старые заслуги не посмотрит. Не сразу, естественно, и не в глаза, но
отдаст соответствующий приказ: ха! -- в затылок, и мозги на пол.
Патрик знал еще один варварский, очень тяжелый в исполнении способ
поправиться: надо глотнуть изрядную порцию барбитуратов, а еще лучше --
аминазинчику. Потом минут десять побегать вверх-вниз по лестницам, кровь
разогнать, чтобы лекарство лучше усвоилось, на глюки внимания не обращать.
Потом сразу же лечь спать часа на четыре...
-- Да что ты там ковыряешься так долго? Дай, я сам гляну... Вот падлы,
помощнички... подсунули приемник, он же не берет полицейскую волну. Ну,
идиоты, я не могу... Чегой-то ты бледный весь из себя, укачало?
-- Не жрамши со вчерашнего утра, откуда румянцу взяться?
-- А только что красный был, как помидор. Голоден -- это поправимо: там
в холодильниках жратвы навалом, в основном, правда, консервы, но и картошка
есть, и лук, и мясо, и рыба, и пиво, и яблоки. Но тебе не налью, потому как
пить не умеешь. Будешь есть яблоки, они витамины содержат, а не градусы.
Готовить по-мужицки будем, без изысков. Если моя кухня надоест, найдется
кому готовить, -- Франк у нас известный гурман. Но он пивом брезгует, только
марочные вина ему подавай, а то и коллекционные. Я взял пару литров какой-то
дряни, как чувствовал, что найдется потребитель. Но это будешь не ты, тебе
не налью, потому как и вино ты пить не умеешь.
-- Сам не буду, меня от одной только мысли о выпивке крутит наизнанку,
отравился на сто лет вперед.
-- Да ты год хотя бы продержись, я тебе конную статую поставлю из
лучших сортов бронзы... От кого это по2том так разит, от тебя, Патрик? Ты
что, носки поменять забыл?
-- Не знаю, все у меня чистое. Подкидыш, верно, истек потом и кровью да
меня пропитал насквозь. А может, это как раз от твоих ног пахнет, от левой,
например. Ты ведь ею какую-то парашу толок...
-- Приехали. Вон его телега, Франка нашего. Точно. Где он нацыганил
такую развалину, хотел бы я знать... Ты вот что. Мне придется Кукишу
залепухи насчет переговоров кое-где набрасывать, если спрошу -- подмахни
ненавязчиво. Незачем ему все про нас знать, правильно я говорю?
-- Мое дело тридесятое, гони что хочешь. Мне главное -- лекарства в
аптеке купить, ливер подлечить малость. Я виски почти неразбавленным пил,
видимо, слизистые пожег. Тут поблизости, в двух кварталах отсюда, аптека
есть. Зайдем, может? Или я один в пять секунд обернусь?
-- Нет. Порядок есть порядок, согласно твоим же указаниям. Наружу
выйдем через трое суток минимум. Франк с нами. Мы даже Тобика возьмем, мало
ли чего: возьмут да спросят покрепче, а человек слаб... Думаю, это будет им
приятным сюрпризом! -- Дядя Джеймс хохотнул коротко. -- Я их в гости не
