После первых приветствий и радостных восклицаний Гека представили
четвертому присутствующему -- некоему синьору Сальваторе (что вовсе не
явилось для него неожиданностью), молчаливому мужчине лет сорока пяти. Но по
той предупредительности и даже подобострастию, которого и синьор Бутера, и
синьор Леонардо не могли скрыть, Гек и сам догадался, что мог называть его и
доном Сальваторе, никто бы не удивился. Вечеринка проходила достаточно
непринужденно. Оказывается, все уже знали, что Тони спиртное не употребляет,
для него приготовили кока-колу. Синьор Сальваторе в основном молчал и все
приглядывался к Геку. Он охотно поддержал тост за дона Паоло, но пил совсем
немного. Примерно через час он встал из-за стола, тепло попрощался с
присутствующими -- те не посмели его удерживать -- и поманил к себе Гека:
-- Не знаю, что нашел в тебе Старик, но допускаю, что он, как всегда,
прав. И мне видно, что ты не зазнаешься и нет у тебя на лбу печати крутого
парня. Это хорошо, между прочим, воспринимай как похвалу. Собственно говоря,
твой Падрино и я приготовили тебе подарок. Не гляди так жадно мне в руки:
сей подарок ни пощупать, ни рассмотреть нельзя. Удалось изъять с концами
твое дело и все, с этим связанное. Ты чист, как слеза младенца, не судим и
ни в чем не замешан.
Дон Сальваторе внимательно и терпеливо выслушал слова благодарности и
продолжил:
-- Ты и далее можешь рассчитывать на меня в случае нужды, Тони.
Возможно, что и я со временем попрошу тебя об услуге -- с разрешения дона
Паоло, конечно. Согласишься?
-- Да, -- твердо ответил Гек. -- С разрешения дона Паоло.
С этими словами он пожал протянутую руку дона Сальваторе, хотя и видел
перстень на руке "незнакомца". Дерзко задержав его руку в своей руке, Гек с
улыбкой, но и с должной почтительностью попросил у синьора Сальваторе
разрешения исполнить поручение, данное ему доном Паоло.
-- Синьор Сальваторе, дон Паоло поручил передать: он сожалеет, что не
мог присутствовать на крестинах вашей дочери, и просит принять для нее
подарок -- образок Девы Марии.
Гек отпустил руку синьора Сальваторе и достал из кармана розовую
сафьяновую коробочку. Золотой медальон, густо украшенный бриллиантами,
содержал под крышечкой изображение Божьей Матери, выполненное со вкусом и
немалым мастерством.
-- И пусть Пресвятая Дева всегда будет заступницей для маленькой Марии,
вашей дочери. Мне остается только присоединиться к этим пожеланиям, что я и
делаю с искренним удовольствием.
Тот хмыкнул, подтянув кверху уголок рта, что, видимо, означало у него
улыбку:
-- Ну-ну, молодчик, ухватки у тебя, как у твоего дона в молодости.
Много ты себе позволяешь, много недоброжелателей наживешь, ох, много. Ну да
ладно, чему быть -- того не миновать. Будешь у нас в Корлеоне -- вспомни обо
мне, обращайся, если что... -- С этими словами дон Сальваторе резко
отвернулся и тотчас же вышел вон.
С уходом синьора Сальваторе сотрапезники Гека расслабились, заказали
еще вина, разговорились. Гека засыпали сотней вопросов о тюрьме, о знакомых,
о здоровье дона Паоло, давали ему советы и наставления, но не спросили, о
чем он так долго беседовал с синьором из Корлеоне. О совместной деятельности
Бутеры и Тони также не обмолвились ни словом -- Тони сменил семью и хозяина.
Целый месяц прошел, прежде чем Гек добрался до своего "клада" в тысячу
без малого долларов, который он запрятал на берегу Кастелламарского залива.
Буквально за день до ареста решил он сделать заначку, чтобы не таскать
деньги на себе, и не прогадал. Деньги, вопреки опасениям, пребывали в
целости и сохранности в стеклянной банке, зарытой в песке под камнем. Весь
месяц Гек исправно служил счетоводом в строительной фирме, раз в неделю
навещал дона Паоло, дважды в неделю встречался с Лайзой, а больше сидел
дома. И только через месяц, когда он убедился, что ему доверяют и не следят
за ним, Гек взял билет на поезд и рванул на север Италии, а уже оттуда в
Швейцарию. Документы, сработанные покойным Механиком, действовали
безотказно.
Глава 6
Примчалась буря...
Ее лихому брюху
Лаком плод любой.
Подкидыш почувствовал, что он понемногу осваивается с новой для себя
ролью адъютанта при Дуде, когда заметил то, на что раньше не обратил бы
внимания: шеф явно нервничал накануне встречи с даго.
-- Патрик, а не ловушка ли это? Это ведь такие хитрые скоты!
Патрик задумчиво массировал затылок:
-- Да не похоже как-то, место сам назначал, парни наши там сидят, разве
что по дороге?
-- Какой хрен -- по дороге: откуда они знают наш маршрут?
-- А они на подходе встретят...
-- Там две с половиной дороги ведут, если с проселочной считать, да и
мотор бронированный.
-- Гранатомет любую броню вскроет как консерву.
-- Морда малограмотная! Консервы, как и ножницы, только во
множественном числе употребляются.
-- Ножницы я не употреблял ни разу, а консервы употреблял и в
единственном числе.
-- Сейчас в рыло поймаешь, каламбурист. Ни кустов, ни валунов там
поблизости нет, да и глупо так рисковать: шансов мало, а риску много.
-- Ну, не знаю. Я бы сумел все оформить и в данных условиях. Всегда
существует масса вариантов в любой ситуации, надо лишь мозгами крепко
пошевелить. Но мое мнение -- хоть и не похоже на ловушку, а поберечься
стоит. Жилет надень хотя бы.
-- И чтобы эти вафлы подумали, что я их боюсь? Весь город узнает в тот
же день -- вот уж ловушка так ловушка!
-- А ты не боишься, что ли?
-- Да нет... Но опасаюсь. Всегда опасаюсь, потому и жив до сих пор. --
Патрик в ответ быстро сплюнул трижды через левое плечо. -- Чего расплевался,
я в приметы не верю.
-- Зато я верю.
-- А ты как насчет жилета?
-- Нет. Движения сковывает. Волыну какую возьмешь?
-- Магнум, как обычно. Он у меня пристрелян, и разрешение на него есть.
-- Нет, возьмем по кольту, Джеймс. Это не прихоть: ну заклинит патрон
-- что тогда?
-- А в кольте не заклинит?
-- Нет, если он -- револьвер...
Сидели вдвоем в кабинете у Дяди Джеймса -- Джеймс и Патрик. Дядя Джеймс
развалился в кресле, а ноги, по американскому обычаю, закинул на край стола,
но так, чтобы подошвы глядели в сторону от Патрика, примостившегося на стуле
сбоку. Патрик с иронией поглядывал на бледные волосатые икры шефа, торчащие
из-под брюк: Дудя, может быть, и грамотей, а носки выбирать не умеет, ходит
как гопота -- в коротких. Сам Патрик с детства знал, что солидные люди
считают дурным тоном носить такие, его же собственные носки походили скорее
на гольфы и заканчивались где-то под коленями. В свою очередь Дядя Джеймс и
его окружение знали о носочных пристрастиях Патрика и воспринимали их как
очередной задвиг Зеленого. Но шутить на эти темы позволял себе только Дядя
Джеймс.
Шторы были наглухо задраены, как всегда; телевизор в углу голосом Лайзы
Минелли тихо нахваливал жизнь в кабаре, Подкидыш за дверью сидел, тупо
уставясь в телефон, -- ему было велено никого ни под каким соусом не пускать
к шефу, даже в виде телефонного звонка. Охрана в соседней комнате резалась в
покер без джокеров -- но сама по себе игра не означала потерю бдительности,
напротив, вместо обычных четырех человек сегодня дежурило шесть: четверо в
комнате, дежурная смена на улице, возле моторов.
-- ...Пусть кольты, тебе виднее. Я Седенькому сказал, чтобы он каждый
час шарил вокруг места, мало ли -- увидит кого?
-- С него толку, как с козла молока, опытные люди обведут его легко.
-- Безусловно. Но все лучше, чем ничего. Ох, как я не люблю все эти
условности! Чего проще: послать два десятка парней и беседовать в пределах
прямой видимости -- так нет! Авторитет, понимаешь, разжижается. На х-хера, я
спрашиваю, трупу нужен авторитет? Почему им не западло вчетвером на встрече
быть, а мне пыжься -- больше двух не положено!
-- Не нами заведено, не нам и менять. Они туземцы, у них свои понятия,
по ним и живут. Но и наглостью с их стороны выглядело бы -- вдвоем приехать.
Весь Бабилон на рога бы стал: тебе прямой вызов, да и не только тебе.
-- Значит, весь Бабилон -- свора сраных ублюдочных дебильных ублюдков.
-- Ну и пусть они ублюдочные ублюдки, а ты не нервничай. Старый, что
ли, стал?
-- Не люблю быть гондоном на веревочке! А если они без подвоха
встречаются?
-- Вопрос не ко мне. Если они по-честному, то я лишний в ваших
купеческих беседах, один управишься.
-- Управлюсь. Они, понимаешь, хорошую наживку мне подкинули:
перекинуться на Южную Америку, кокаином заниматься. И Кукиш туда же рвется,
потому что понимает -- за "снегом" будущее. Но итальяшки могучие связи имеют
в Штатах, рынок сбыта немереный, деньги совсем другие, чем в Европе этой...
Слышишь, Патрик, время до завтра есть: озаботься, чтобы ребята, кто
посмекалистей, вплотную кнокали ихние точки. Если почувствуют необычное,
пусть доложат. К примеру, затихли и нет никого на открытом пространстве, --
значит, ждут ответный удар после нашей беседы, что на завтра намечена.
-- Разумно. Это Боцмана забота. Эх, поздно спохватились, в школах надо
было проверить, как там дети у нескольких основных или внуки -- ходят в
школу, а может не ходят в эти дни?
-- Ну так и проверим завтра с утра, успеем.
-- Завтра суббота.
Дядя Джеймс выматерился.
-- Есть хочешь?
-- Хочу, но не буду. Завтра после встречи поем. Организм должен быть
чистым и голодным во время важных дел. За сутки сил практически не
убавляется, зато острота восприятия максимальна.
-- Да? Ну а я пообедаю. Мамаша мне тут прислала на целую роту, даже суп
в кастрюльке фасолевый. Ты бы лучше организм свой бухаловом не засорял, куда
больше толку было бы. Захотел выпить -- прими сколько надо, в свободное
время, разумеется. А как свинья нажираться -- я этого не понимаю. Да еще
месяц подряд!
-- Неделю... Не заводись, Джеймс, сказал же -- виноват.
-- Да что толку! Сходи пока, поставь водичку на плиту...
Дядя Джеймс сгреб со стола бумаги, подбил их сбоку ладонями, постучал
по столешнице и, добившись того, чтобы кипа бумажек выглядела аккуратной
стопкой, положил ее в ящик стола. Тем временем Подкидыш, вспугнутый
Патриком, уже вносил ложку, вилку, кружку и салфетки.
Дядя Джеймс вылил суп из термоса в глубокую белую тарелку, раскрыл
пружинный "складишок", банку с любимым "Будвайзером" вскрывать пока не стал,
а поставил слева, возле алюминиевой кружки, из которой всегда пил содовую
или пиво, -- такая уж у него была причуда.
Патрик с философским смирением взирал на то, как Дудя из той же белой
тарелки пожирает второй бифштекс с остатками овощного гарнира: он был
изрядно голоден, но и не помышлял о том, чтобы присоединиться к шефу. Завтра
могло оказаться с огнестрельными сюрпризами, и Патрик свято блюл деловой
кодекс, принятый им для себя в незапамятные времена, -- собранность и
скорость, как у волка в зимней охоте. То, что никто, кроме него, этого
кодекса не придерживался, значения для Патрика не имело. Дудя, конечно, тоже
знал толк в перестрелках и прочих кровавых историях, но профессионалом в
высоком смысле этого слова не был, а Патрик по праву считал себя мастером и
всегда, при всех раскладах готовился встретиться лицом к лицу со
специалистом, не уступающим ему в возможностях.
Наконец Дядя Джеймс удовлетворенно отрыгнул, обтер о салфетку лезвие
ножа, спрятал его в карман, вновь забросил ноги на стол и пропел:
-- 'Cause I try and I try and can get... yes!.. Не вовремя я Нестора
